так или иначе, несёшь ответственность. Не нужно было мне там появляться. Наверное, завтра меня увезут в неизвестном направлении, как и моего двоюродного брата. Ох, какой «приятный» сюрприз мы подготовим нашей семье!
Глаша промолчала. Она подошла ко столу и зажгла керосиновую лампу.
— Впрочем, мне ещё повезло, я в аэропланах не сидела и полёты не совершала. Все могут это подтвердить. А вот Миле с Ваней Дашковым, зачинщикам этой авантюры, светит срок на каторге, как и предупреждал нас на том построении Гриша.
— Ты зла на него?
— На Гришу? Ничуть… Мне жалко его и стыдно перед ним, ведь мы всё-таки ослушались его приказа. Приказа здравого, непротиворечивого, прямого. Мне страшно даже думать о том, как его будут отчитывать в высоких кабинетах.
— И я того же мнения… Знаешь, я впервые за долгое время увидела человеческие страдания. Господин Друцкий… Он лежал в лихорадке. Изредка приходил в себя, и в это время ожоги на его лице не давали ему сделать и малейшего движения без боли. Часто я просто капала холодной водой на его пылающие щёки, чтобы хоть немного облегчить его мучения. Страшное это дело… Хорошо, что больше никто серьёзно не пострадал.
— Что с Александром сейчас? — наконец задала наболевший вопрос Гладерика.
— Стабильное, идёт на поправку. Руки обгорели несильно, скоро сможет вернуться к нормальной жизни. Ключица срастётся, но никогда больше не будет прежней. Впрочем, это ему несильно помешает.
— Сколько она будет заживать?
— Недели три, может месяц — не больше. Так доктор Ларсен сказал.
— Хоть это обнадёживает, — вздохнула девушка.
— Вообще, Александру твоему повезло, — улыбнулась Глаша. — В отличие от Мили, он отделался столь легко, что очень быстро встанет на ноги. До окончания лечения он будет находиться у нас в лазарете — таково распоряжение доктора Ларсена.
Лицо Гладерики невольно выразило радость.
— Значит, я могу его навещать?..
Глашенька грустно покачала головой.
— Доктор вместе с Гришей запретили приближаться к больным всем, кроме командования. У их коек кто-то постоянно дежурит.
— Но как? Почему? Неужто и нам нельзя?
— Вам, как сказал Гриша, тем более нельзя.
— Но почему?.. — растерянно повторила вопрос Гладерика. — Что я лично сделала ему плохого? Я свои лётные очки ему отдала, чтобы он от ветра защитился…
— К сожалению, никому из них ты этого не докажешь, — молвила Глаша. — Ложись спать, моя хорошая. С Александром всё будет в порядке, ибо мы с доктором прилагаем все возможные усилия, чтобы ускорить его выздоровление.
— Да? В таком случае, ладно, — успокоилась девушка и перевернулась на спину. — Эх, Глашенька… А ведь всё так хорошо начиналось…
— Не говори глупости! Всё образуется, вот увидишь. Ничего страшного ни с тобой, ни с Александром, ни с твоим братом не сделают.
— Ты так говоришь, чтобы успокоить меня, — вздохнула Гладерика. — А что, если…
— Никаких «если»! — запричитала Глаша. — Ложись-ка лучше спать, а завтра на свежую голову ты ещё раз всё хорошенько обдумаешь. Утро вечера мудренее.
На этот раз, услышав обнадёживающие речи девицы, Гладерика действительно быстро отошла ко сну. Предстоял новый день, который станет, по её мнению, судьбоносным…
Как и говорилось ранее, аэроплан «Идиллия» той ночью втайне прибыл на аэродром. Груз принял лично Роман Иванович и Гриша Добров, предварительно убедившись в том, что никого из кандидатов на месте не было. У леса стоял самый крайний ангар, который все обитатели базы считали бесполезным. Заглянув туда однажды, Ваня Дашков с Милей обнаружили лишь обрывки канатов, пустые ящики и запах сырости. Поняв, что ничего полезного там помещаться не может, они навсегда умерили своё любопытство по отношению к этому строению. Всем остальным не так уж сильно и хотелось идти на самый край аэродрома через всех часовых и дневальных, поэтому не придавали тому ангару никакого значения. Именно туда, по здравому расчёту Гриши, и поместили «Идиллию», привезённую в разобранном виде. Прикрутить крылья и хвостовое оперение предстояло за один день. Роман Иванович строго наказал сохранять секретность — не шуметь и не выходить из ангара почём зря.
Весь следующий день прошёл, на удивление Гладерики, так же, как и все остальные дни до этого. Она встала по команде Гриши вместе со всеми, позавтракала, после небольшого перерыва направилась на физические упражнения… Ни у кого не было никаких подозрений. Конечно, все так или иначе обсуждали то, что до испытательного полёта осталось совсем немного времени. Девушка, впрочем, об этом почти не думала. Почти все её мысли были то об Александре, то о скором следствии и исключении из эскадрильи. Ни Ваню Дашкова, ни Милю она больше не видела. Из её друзей, обретённых на этом аэродроме, остался лишь молчаливый Стёпа Адлерберг. Он больше не заговаривал с ней первым. Смотря на него, Гладерика то и дело вспоминала те слова, что сказал он ей вечером перед полётами. И каждый раз они действовали на неё как-то ободряюще. Внутри неё будто бы становилось больше энтузиазма, больше надежды на что-то лучшее, что может уготовить ей судьба. Единственное, что было выбивающегося из привычного ритма жизни на аэродроме, это то, что на вечернем построении после объявления команды «вольно, отбой», Гриша подозвал Гладерику к себе и настоятельно порекомендовал прихорошиться к завтрашнему дню. Девушка связала это с тем, что именно завтра за ней заедет конвой и отвезёт в город. Чего Гладерика не могла подвязать под это объяснение — то, что Гриша выдал ей новенький лётный костюм. Помимо эмблемы «Золотых крыльев» на шевроне, на груди были прикреплены нашивки с надписями «Aurus» и «Кандидатъ-испытатель». В этих надписях она разглядела плохо скрытую насмешку, и горькие чувства вновь захлестнули её. Впрочем, она лишь поблагодарила Гришу за костюм и пошла ко своей палатке. Там её уже ждала Глаша.
— Ты долго с построения возвращаешься! — запричитала она.
— Да вот, прощальные подарки получала, — горько усмехнулась Гладерика, показав подруге идеальный синий костюм.
— И ничего он не прощальный! Вот что: я видела, как доктор Ларсен ушёл дремать в свою палатку. Пока он в ней, пообщайся с Александром. Он уже давно очнулся и чувствует себя более-менее нормально.
Гладерика взволновалась.
— Правда? — вскочила девушка и схватила Глашу за плечи.
— Разве я буду врать о таком? — улыбнулась девица.
— Спасибо тебе, моя ты хорошая, — обняла её Гладерика.
— Мне-то за что? Беги быстрее, пока доктор не проснулся, — нежно отстранила от себя подругу Глашенька.
Гладерика мигом помчалась к лазарету. Приоткрыв штору, она увидела двух лежащих друг возле друга юношей. У одного было покрасневшее лицо, покрытое какой-то коркой, а второй лежал в белой рубашке с перебинтованными руками.
— Кто здесь? — испуганно спросил
