— Эх ты, растяпа! — забавлялся Хрящ. — Поднимай теперь!..
Дед неловко, задев плечом Сергея, опустился на корточки и тут же с кряхтением поднялся. В руке его был не стаканчик, а тот самый пистолет, который передал Сергею лейтенант Воронцов. Дуло пистолета, слегка подрагивая, смотрело на Сергея.
Хрящ развеселился:
— Ай да дед! Ай да щипач!.. Унюхал-таки пушку! Считай, вся бутылка теперь твоя…
Сергей обернулся на дверь. И дед невольно скосил туда глаза. Этого было достаточно. Не вставая со стула, Сергей резко ударил носком ботинка по запястью дряхлого щипача. Пистолет вырвался из его руки, описал на лету дугу и грохнулся на стол, отбив краешек миски. Стараясь быть невозмутимо спокойным, Сергей взял его и снова опустил в карман пиджака.
Это произошло так быстро, что Хрящ не успел даже шевельнуться, только заморгал ошалело. А дед, прижав к груди ушибленную руку, гнусаво и жалобно застонал.
— Не скули, сука! — ожил, взорвался злобой Хрящ. — А ну мотай отсюда!..
Дед попятился к двери, пропал так же внезапно и неслышно, как и появился.
— Ты не надо… не того… не думай зря, — униженно обратился Хрящ к Сергею, — Пошутил старый… Молодость вспомнил… Ну, бывает же…
Сергей встал, сказал хлестко тоном, не знающим жалости:
— Неси бумаги!
Словно боясь, что за этими словами последует выстрел, Хрящ метнулся в угол, вытянул из-под кушетки полиэтиленовый пакет.
— Вот они… Мне обещали за них пять кусков…
— Знаю, — оборвал его Сергей. — Собирайся. Поедешь со мной. Деда тоже прихватим…
В милиции их с нетерпением ждал Потапыч. Первым он пригласил Хряща и почти торжественно, вопреки своим старым правилам, начал с обвинения:
— Гражданин Лавров, вы подозреваетесь в убийстве Климова Константина Николаевича…
— Я… я… убил? — переспросил он осипшим голосом и сначала медленно, затем остервенело замотал головой, закричал отчаянно: — Не-ет! Не-ет! Не-ет! Я не убивал. Не убивал… Скажи, Волк, не может Хрящ пойти на мокруху… Не та масть у меня. Ну, скажи, скажи ему!
— Успокойтесь, гражданин Лавров, — на этот раз Потапыч воплощал доброту и великодушие. Он даже налил Хрящу стакан воды, — выпейте и успокойтесь…
К сожалению, факты против вас. Но если вы сможете их опровергнуть, мы будем рады… Успокойтесь!
Но Хрящ не мог успокоиться. Его тряс озноб: судорожно дрожали плечи, руки, зубы, а глаза, совсем остекленевшие, не видели предложенного стакана с водой.
Тем временем Потапыч осторожно показал Сергею фотографию Чугуева, зашептал в ухо:
— Весь день был на работе. Полное алиби — как тебе это нравится?
— Совсем не нравится, — тихо ответил Сергей. — Значит, поспешили мы?.. Надо было походить за Хрящом…
— А бумаги? Они могли уплыть… Нет, все правильно… А этот у меня расколется, как миленький… — И, повернувшись к Хрящу, спросил: — Ну, освоились с неприятным известием? Будем беседовать?
— Я не убивал, — упрямо повторил Хрящ. — Это он… Точно он… Крест…
Сергей хлопнул ладонью по колену, казня себя за тугодумие: крестики на записках совсем не крестики, а кличка — Крест!
— Фамилия? Имя? — потребовал Потапыч.
— Не знаю. Крест и все. Он у Графа на подхвате всю жизнь…
— А кто такой Граф?
Хрящ смотрел на потолок:
— О, этот высоко. Его никто не знает… Говорят только уважительно…
— Где вы познакомились с Крестом?
Хрящ, поняв, что попался и отпираться бессмысленно, обессиленно опустил голову на руки, заговорил, чуть ли не касаясь губами стола:
— В начале месяца позвонил… Сказал, что есть чистая работа… Встретились мы…
— Где?
— На Таганке, в сквере… Он сам подошел… Крестом назвался… Я слышал о нем. Большой авторитет… Дал пять стольников и попросил отвезти конверт в Сергиев Посад этому… Климову…
— Что было в конверте?
Хрящ молчал.
— Что было в конверте? — чуть повысил голос Потапыч.
— Деньги… Я по дороге открыл конверт.
— Зачем Крест посылал деньги Климову?
— Так он и не скрывал… Мать у Климова умерла… Чтоб памятник поставил… — Хрящ приподнял голову, прищурившись, глянул в сторону, словно что-то припоминая. — Крест приказал отдать конверт и ни слова — от кого и зачем… Отдать и смыться…
— Вы так и поступили?
— Да. Нашел Климова и отдал.
— Взаймы, — добавил с улыбкой Сергей.
— Все, что ли, тебе известно про меня, Волк? — вяло спросил Хрящ.
— Почти все.
— Ну, тогда зачем пытаешь?
— Хотим проверить, насколько вы правдивы, — сказал Потапыч, поднимая со стола фотографию. — Знаете этого человека?
— Знаю. Крест, — устало и безнадежно прозвучал ответ. — Его тоже повязали?
— Вопросы задаем мы, — впервые в голосе Потапыча пробилась строгость. — Что за человек этот Крест?
— Сказал, что в институте работает, ученый. Сам такой ласковый, обходительный, как эти очкастые в шляпах. Но я не поверил.
— Почему?
— Зычара он. Деловой из деловых… Большой авторитет имел в зоне. Сказывали мне.
— Сидели с ним вместе?
— Нет. Слышал я о нем много…
— А что вы сегодня делали в Сергиевом Посаде?
— Так он же и послал… Ночью позвонил, сказал, что надо сундучок с бумагами забрать… Он, мол, у Кости Климова или у его дружков. Пятихатку обещал, пятьсот, то есть… — Хрящ вдруг встревожился, тяжело и часто задышал. — Слушайте, начальники, понял, зачем он меня посылал… Не сундучок ему нужен был… А чтоб наследил я там… Вместо себя подставил… У-у, подлюга!.. А я-то, сивый мерин, поверил, клюнул на пустышку… — Он охватил голову ладонями, закрыл глаза и закачался из стороны в сторону… — Вы ж мне мокруху шьете… Не убивал я… Как зашел к этому, к Климову, в дом… Кровища кругом… Я как чумной оттуда… Был там, был… И следы оставил… Но не убивал я, не убивал!
Его снова охватил лихорадочный озноб. Только теперь он увидел стакан с водой и стал пить большими глотками, стуча стеклом о зубы.
— Когда ты выехал в Сергиев Посад? — Сергей вдруг поверил этому жалкому, трусливому человеку.
Хрящ поставил стакан, задумался.
— Утром. В шесть сорок…
— Кто-нибудь видел тебя в это время?..
— Тысячи людей на вокзале… Не то, знаю, не то… — Хрящ почувствовал, что ему помогают, замер, сосредоточенно поморщил лоб, воспроизводя в памяти злосчастное утро. Неожиданно лицо его расцвело. — Есть свидетель! Есть! Хозяин мой квартирный… Разбудил я его утром… Чайник поднял с плиты, а ручка, стерва, раскалилась. Ну и грохнулся он у меня на пол… Хозяин прибежал…
— Как же он услышал? — удивился Сергей, — Ты же сам говорил, что хозяин глухонемой…
— Глухонемой, глухонемой… — враждебно повторил Хрящ и замолк, отвернувшись.
— Продолжайте, Валерий Иванович.
— Нечего мне продолжать… Я все сказал… Сами разбирайтесь!
— А вы не могли сговориться со своим соседом?
— Не сговаривались мы, — поспешно вставил Хрящ без прежней враждебности.
— Прекрасно. Сейчас постараемся выяснить. — Потапыч приоткрыл дверь, сказал в коридор: — Зайдите, пожалуйста.
Медленно, пугливо озираясь и предлагая всем свою нелепо-восторженную улыбку, вошел в комнату дед, присел у дверей.
Потапыч обратился к нему:
— У нас к вам несколько вопросов. Позже будет более подробный разговор. Скажите, в какое время сегодня утром ушел из дома ваш квартирант?
Дед услужливо вскочил, замахал руками, выдавливая из себя глухие прерывистые звуки.
— Не мычи, паскуда, — рявкнул Хрящ.
Мгновенно пропала идиотская улыбочка. Лицо деда обрело осмысленное, сосредоточенно-тревожное выражение.
— Отвечайте! — приказал Потапыч.
Дед растопырил пятерню, как бы демонстрируя желтую ладошку, и загнул указательный палец на другой руке.
— В пять тридцать?
В ответ услужливое кивание.
— Второй вопрос. Вы знакомы с этим человеком?
Дед близоруко вгляделся в фотографию, которую передал ему Потапыч, и огорченно замотал головой, жалобно снизу вверх посмотрел на Потапыча.
— Спасибо. Идите. Я вас еще приглашу, — Потапыч пропустил деда, снова сказал кому-то, сидевшему в коридоре: — Теперь вы, пожалуйста…
В дверях появился Чугуев. Он весь полыхал гневом, казалось, с большим трудом сдерживал себя, чтобы не превратить в обломки всю мебель этого кабинета, все здание отделения милиции. Не поздоровался. Сел. Стал ждать, нервно постукивая по колену кончиками пальцев.
— Валерий Иванович, вы знаете этого человека?
Видимо, почувствовав, что гроза миновала, Хрящ самодовольно, как свой в этом кабинете, ухмыльнулся, раскинув руки по столу.
— Конечно. Это — Крест. Только прибарахлился, новенький костюмчик одел…
