Это была просто фантастика! Она остановилась у кабинки подъемника, из-под лыж брызнул в воздух целый фонтан снега, и, прищуриваясь от яркого солнца, улыбаясь и задыхаясь, она поискала глазами Маркуса.
Заметив его среди цветных фигурок, мелькающих по склону, она сразу все поняла и, воткнув в снег палки, начала ждать его. Глупо, глупо, глупо…
Он подъехал вплотную к ней. Она улыбнулась, делая вид, что они все такие же – нормальные, но не стала шикать, когда он раскрыл рот и начал кричать.
Она должна была его дождаться! Какая же она неблагодарная! Страшная эгоистка и дура! Все ее проблемы из-за того, что она не думает головой!
Он закончил, с силой воткнул палки в снег и укатил, больно толкнув ее в плечо, чуть не сбив с ног. Она смотрела, как он уезжает, и порывисто дышала. Все должно быть хорошо… Вот сейчас он успокоится и…
– С вами все в порядке?
К ней обращалась длинноволосая блондинка в ярко-желтом лыжном костюме. Она говорила с американским акцентом.
Джемма с вежливой улыбкой ответила:
– Да, конечно.
Женщина подняла на лоб очки, не стесняясь белых, как у енота, кругов вокруг глаз.
– Дорогая, ваша ошибка только в одном – в том, что вы все еще с ним.
Джемма вспыхнула. Как глупа, как надоедлива эта женщина!
– Ах… Спасибо, большое спасибо, – произнесла она, как будто отделывалась от сумасшедшей, и поехала вниз – догонять Маркуса.
В тот же вечер в ресторане гостиницы Маркус сделал ей предложение. Он опустился на одно колено и вынул кольцо с бриллиантом. Все, кто был в зале, аплодировали, поздравляли, кричали «Ура!» – прямо как в романтическом кино. Джемма идеально играла свою роль.
Она очень женственно поднесла руку к шее, сказала: «Да… Конечно, да!» – и крепко обняла его.
Бывало, она думала о том, чтобы его оставить, но думала как-то абстрактно, как думают о том, что было бы, сложись жизнь иначе. Была бы я принцессой… Или известной теннисисткой… Не родись я одной из тройни… Встреть я кого-то другого, а не Маркуса…
Бывало, перед тем как заснуть, он шептал ей на ухо, что сделает с ней, если она только попробует от него уйти. Шептал он так тихо, что казалось – это не его слова, а ее мысли. До утра она лежала, почти не шевелясь, а наутро у нее болело все тело.
В день похорон в церкви было полно людей. Горе просто раздавило его родителей и брата. Те, кто пришел, старались рассказывать о Маркусе что-нибудь трогательное или веселое. Но в голосах слышалась непритворная скорбь, и рассказчики опускали голову, прятали лицо.
Кэт и Лин стояли по обе стороны от Джеммы, так близко, что она боками чувствовала их тела.
После похорон она уволилась из школы и ненадолго переехала к маме. Максин вела себя точно так же, как когда маленькими они ударялись обо что-нибудь или заболевали, то есть очень сердито. «Как спалось? – с этого начиналось каждое утро. – Выпей!» Она ее даже не обнимала, а только протягивала стакан с морковным соком.
Джемма часами бродила по улицам. Больше всего ей нравились сумерки, когда в квартирах и домах включался свет, но шторы еще не закрывались. В ярко освещенных кубиках разыгрывались картинки из жизни. Ее завораживало это зрелище. Мелочи чужого быта… Кастрюли на подоконниках… Их мебель… Их картины… Казалось, можно было расслышать музыку, телевизор, радио. Можно было почувствовать запах стряпни. Можно было услышать, как люди переговариваются между собой: «Что это за пакет в холодильнике?» – «Что-что?» – «Пакет, говорю!» – «Ах, этот…». Однажды она целых пять минут слушала, как шумит вода в душе, представляла себе, как она льется, как поднимается пар, как пенится мыло.
Ей хотелось зайти в каждый из этих домов, устроиться на диване, понежиться в ванной…
Когда ей на глаза попалось объявление, что на время отсутствия хозяев требуется опытный человек для присмотра за домом, впервые за несколько лет она почувствовала хоть какую-то определенность.
Она стала перебираться из дома в дом, узнавала, какие разные занятия у хозяев, знакомилась с их жизнью.
Через год у нее появился первый из четырнадцати кавалеров.
Это был слащавый дипломированный бухгалтер по имени Хэмиш. Они встречались несколько месяцев и как-то отправились на пляж. «Вымой, пожалуйста, ноги – они у тебя в песке», – осторожно попросил Хэмиш, пока она не успела сесть в машину.
По дороге домой Джемма зевнула и произнесла:
– Хэмиш, ты знаешь, мне кажется, ничего у нас не выйдет…
Для Хэмиша это стало ударом. Он ничего такого не ожидал. Прощаясь с ней, он плакал, вытирая лицо о плечо и пачкая свою милую, но совершенно немодную рубашку в клеточку.
Джемма чувствовала себя ужасно.
Но в самой глубине души она ощущала острый укол удовольствия.
Глава 17
Кэт казалось, что она набирает скорость с того самого домашнего ужина со спагетти, что она продолжает падать, судорожно хватаясь за все подряд, лишь бы спастись. А когда обнаружила счет за мобильник, ей показалось, что оборвалась последняя соломинка, и Кэт полетела в пропасть на максимальной скорости.
– Ты звонил ей в Рождество…
Он не стал отводить глаза, не стал смотреть на счет, который она ему протягивала.
– Да, звонил. Кэт, детка…
– Пожалуйста, не делай такое лицо!
– Хорошо.
– Зачем ты притворялся, что рад ребенку?
– Не притворялся. Я действительно был ему рад.
– Не хочу, чтобы ты щадил мои чувства! Лучше скажи мне правду.
И, как настоящий идиот, он понял ее буквально и не пощадил ни ее, ни ее чувства.
Оказалось вот что: он сомневался, чуть-чуть сомневался, а потому долго пытался во всем разобраться. По меньшей мере год…
По меньшей мере год? У Кэт земля ушла из-под ног.
Он думал: может, это нормально, ведь они уже так давно женаты… Он ощущал какую-то… как это сказать… пустоту. А разве с ней такого не бывало?
– Не знаю. – Кэт действительно ничего больше не знала.
В тот вечер с Анджелой он в одно и то же время и ненавидел себя, и нравился себе. Первый раз за много лет. С Анджелой он почувствовал себя человеком. Кэт же иногда обращалась с ним как с полным дебилом.
– Мы никогда не уступали. Шон как-то заметил, что мы постоянно подкалывали друг друга.
Как будто они поженились тысячу лет назад…
– Продолжай, все это очень интересно.
Она чувствовала себя так, будто у всех на глазах совершила огромную, немыслимую оплошность. Что же получается – их отношения казались со стороны жестокими и холодными, а вовсе не сексуальными и веселыми? Что же получается – Дэн каждый вечер ложился с ней в одну кровать, но пребывал в каком-то параллельном мире?
– Продолжай, – повторила она.
После того как он рассказал ей об Анджеле, Дэну пришлось несладко. Кэт не говорила с ним, а когда молчать было нельзя – кричала. Он проводил ночи на диване и не высыпался. Силы были на исходе…
И вот настал день, когда он, почти не думая об этом, набрал номер Анджелы.
Кэт презрительно расхохоталась:
– Ты что же, хочешь мне сказать, что все случилось только потому, что ты устал? Тебе пришлось несладко из-за твоего маленького флирта и ты решил раздуть его в большой роман?
– Ты снова извращаешь мои слова.
– Не извращаю. Я стараюсь тебя понять!
– Путано как-то.
– Значит, в то время как мы каждую неделю таскались к этой Энни, ты крутил роман?
– Это не было романом! Каждый раз я говорил себе: «Все, это последний раз». Это как когда пытаешься бросить курить и постоянно срываешься. – (Кэт фыркнула и приберегла это выражение для Лин и Джеммы. Это было все равно что бросить курить. У нее на языке крутилось: «Ну ты и придурок».) – А потом ты забеременела.
– Ага… А потом я забеременела. – Она вспомнила ту простую сияющую радость, что охватила ее на полу в ванной.
– И тогда все встало на свои места. Я тут же прекратил бегать к Анджеле. Когда я увидел ее у Лин, потом несколько недель с ней не разговаривал. Только тем вечером позвонил, потому что знал, как она расстроится.
– А теперь я не жду ребенка… – (Он уставился в пол.) – Удобно, ничего не скажешь! – Слезы щекотали ей нос. – Вот, наверное, ты обрадовался!
– Да нет же! – Дэн сделал движение в сторону Кэт, чтобы обнять, но она отшатнулась от него.
– Ты здесь только потому, что не хочешь выглядеть конченой сволочью. У жены только что был выкидыш, а он уже из дома вон!
– Неправда!
– Так кого же ты хочешь? Меня или ее?
– Не знаю.
Он напомнил Кэт маленького ребенка.
– Тряпка! Трус!
– Кэт!
– Если ты меня больше не любишь, имей хоть мужество сказать это!
– Но я люблю тебя! Я только думаю, что, может быть, я в тебя больше не влюблен.
– А в нее, значит, влюблен?
– Да.
