был скован наручниками – теперь я уже знал, как это, когда руки стянуты за спиной и сдавлены безжалостным металлом, и вновь валялся на полу в той же комнате, в которой очнулся в первый раз. И если бы не лежавший неподалеку от меня труп «наркомана» Валеры, можно было подумать, что видел сон о том, как я отважно спасал девушку.
Не в силах пошевелить ни единым членом безжалостно раздавленного тела, я старался медленно дышать, ибо каждый вдох причинял жуткую боль, причем определить, где именно болит, не представлялось возможным. Было странно, что я не утратил способности мыслить и что все еще жив. Что-то по-прежнему не пускало меня на небеса.
Рожа скривилась в нелепой ухмылке, и я вспомнил глупый фильм про марсиан, которые перед тем как убить из игрушечного, сжигающего человека дотла лазерного оружия, говорили: «Мы пришли с миром!»
– Живой, а я думал, все, опять Леша перестарался, – с какой-то непонятной мне радостью произнес «марсианин». Это было новое лицо в стане врага, вряд ли настроенное ко мне дружелюбно.
Лицо куда-то пропало, и я подумал, что если все же умер, то это, как говорил один известный депутат, однозначно не рай. Я закрыл глаза, точнее глаз. Память функционировала так, что было даже жалко, что не отличался подобными способностями раньше. Помнилось все, что произошло, с пугающей отчетливостью в деталях. Я мог даже сказать, сколько раз пукнул перед тем, как убил одного из своих тюремщиков в отвратительно-грязном помещении, когда-то называвшемся туалетом.
– Хорош дрыхнуть! На небесах отоспишься! – буркнуло лицо.
Я открыл единственный уцелевший глаз и увидел гнусную ухмылку довольного своей избитой шуткой «марсианина». Еще один юморист!
– Давай, козлина, просыпайся, страна зовет, – он продолжал повторять слышанные не одну тысячу раз штампы киношных героев и сам улыбался этим пошлостям. «Марсианин» резко дернул меня вверх, и я оказался полулежащим на стуле, вероятно, на том же, на который уже усаживали предыдущие палачи.
Единственной частью тела, которая не испытывала боли, была, как ни странно, голова. Я не чувствовал головокружения, мешающего сообразить, куда бежать после боя без правил с Валерой, и тошнота куда-то пропала, уступив место тупой боли, овладевшей неразумной частью тела, начиная с шеи и заканчивая пятками. А поскольку имелась возможность работать лишь головой, я решил использовать ее по назначению. Мы были один на один с «марсианином», и это обстоятельство можно было расценить как определенный плюс при условии, что я здоров и руки не скованы за спиной. В моем случае все было наоборот, и оказать хоть какое-то сопротивление я не мог при всем моем желании. Так что плюсик был весьма условный, так сказать, теоретический. Неизвестно, сколько я провалялся без сознания и когда вернутся остальные, чтобы окончательно отправить меня на небеса. Или не на небеса. Сейчас это уже почти не имело значения.
Я повернул голову, но даже такое легкое движение отозвалось нестерпимой болью. Мой тюремщик заметил это и вновь оказался перед единственным уцелевшим глазом.
– Высматриваешь? Ну, ну, высматривай, недолго уже осталось, – он улыбался, но его улыбка была сродни волчьему оскалу.
Я собрался с силами и, стараясь четко выговаривать слова, спросил:
– Ты кто?
«Марсианин» засмеялся.
– Я-то?! Пришелец-прораб, – ответил он странной фразой, и мне показалось, что я уже где-то слышал это. В какой-то советской комедии, что ли?
– Развяжи мне руки, прораб, – моя просьба была похожа скорее на приказ, что еще больше развеселило моего собеседника.
– Ага, щас! А ты меня в глаз ножом, как Валерку, да?
В голове мелькнула мысль и, не успев додумать, я сказал:
– Это не я.
Глаза «марсианина» округлились.
– Не ты?! – протянул он. – А кто же?
– Не знаю. Я был без сознания, а когда очнулся, он уже лежал с этой штукой в голове. – Почему-то вралось так легко, что я чуть сам не поверил. Но «марсианин», похоже, клюнул.
– Действительно, – сказал он, подозрительно переводя взгляд с убитого на меня и обратно. – И Санька не ты завалил? В уборной?
– Не знаю, про кого ты говоришь, но я сказал правду. Он, – я вытянул подбородок, указывая на лежащего на полу Валеру, – избил меня, и я отключился. А когда пришел в себя, наручники были только на одной руке, а этот лежал, вот как сейчас. Неужели я не снял бы их вовсе, если у меня были ключи?
Он явно был озадачен четкой логикой. Трудный мыслительный процесс так явственно отражался на его лице, что будь я профессиональным физиономистом, наверняка смог бы прочесть его мысли. Пришелец-прораб продолжал думать о чем-то, ощупывая меня взглядом, словно собираясь купить. Скорее всего, он сравнивал меня с комплекцией убитого.
– Та-ак! – протянул неопределенное. Было заметно, что он сомневается и никак не может определить, верить мне или нет. Я понимал его. Если предположить, что я говорю правду, то он сейчас находится в опасности, потому что тот, кто разделался с двумя неслабыми мужиками, может так же обойтись и с ним.
«Марсианин» нервно обернулся и посмотрел на дверь. Затем его взгляд вновь вернулся ко мне.
– Ты вообще ничего не помнишь?
– Нет, – я отвечал уверенно, насколько позволяло положение, – говорю же, валялся тут без сознания, все благодаря ему, – и снова указал на Валерия.
Мой тюремщик замолчал, задумавшись. Надо было приступать ко второй части стихийно возникшего плана.
– Послушай, – начал я, не зная, как к нему обращаться, – у меня есть предложение, но прежде чем отвергнуть, ты сначала выслушай.
Он посмотрел на меня и улыбнулся. Видимо, ему было не впервой слышать подобное. Но ничего не сказал, не перебил, а это уже было что-то.
– Вчера, в «Метрополе» убили троих ваших. – Он согласно кивнул, и я заметил, что его взгляд посерьезнел. – Еще там погибли два человека. Один из них был мой друг.
«Марсианин» не смог скрыть своего удивления:
– Какой еще друг?! А кто второй?
Теперь уже настала моя очередь удивляться:
– Такой большой человек, которого при жизни звали Германом, и девушка горничная, которую перед смертью застрелил один из ваших!
По его реакции я понял, что это для него новость, и продолжил:
– Я видел их собственными глазами, и знаю, что оба были мертвы.
– Допустим, – задумчиво предположил «марсианин» и больше ничего не сказал.
Я был растерян, и предположения, почему не были найдены тела Геры и Лиды, сменяли одно другое, как в калейдоскопе.
– Ладно, потом разберемся, – сказал я, скорее, самому себе, – суть не в этом. У Германа был дипломат, в котором лежало около трехсот тысяч долларов, и, когда я понял, что он мертв, то забрал эти деньги.
– Сколько?! – не скрывал своего удивления мой собеседник.
Я прикинул, что Герина квартира в Питере могла стоить и больше, но, боясь спугнуть его, назвал «скромную», по моему мнению, цифру:
– Триста. Примерно. Он продал квартиру в Питере, и все деньги у него были с собой. Точно я не знаю, потому что пересчитывать не было времени.
«Марсианин» уставился на меня.
– И ты, я так понимаю, предлагаешь мне эти деньги, чтобы я отпустил тебя? – На его лице вновь заиграла глупая и зловещая ухмылка.
Набравшись наглости, я ответил:
– Хрен тебе все – половину!
Он ничего не ответил и продолжал пристально разглядывать меня.
«Решает, вру или нет», – подумал я и не ошибся.
– А как ты докажешь мне, что не врешь? – спросил он, хитро прищурив один глаз.
– Очень просто. Мы
