У Мии была отдельная комната, и остальные подружки не возражали, когда у одной из них мальчишки оставались на ночь. Но с Дэвидом все оказалось не так просто. Он пришел к ней, когда ему стало плохо, уснул на диване в гостиной, а затем прожил у Мии больше недели.
– Он им не нравился, потому что я проводила с ним слишком много времени, – рассказывала мне Миа, не меняя интонации. – Не как с другими мальчишками. Это потому, что нам с ним было очень хорошо, знаете, это называют химией. Мы много гуляли, хотя я не очень люблю шататься по улицам. Он такой смешной... Один раз мы пошли в кино. В бар. Потом были в клубе...
Я слушала девчонку, и мне становилось все труднее дышать. В то время как я моталась по Бруклину, абсолютно потеряв голову от горя, он с этой потаскушкой валялся в постели, романтически бродил по Манхэттену, целовался, обнимал ее, говорил нежные слова...
– Между нами все было очень хорошо, и Дэвид не хотел возращаться в гостиницу. Я никак не могла понять, почему он не хочет вам позвонить, сказать где он. Он не слушал меня, отмахивался и шутил, что вы его не очень ждете, говорил, что останется со мной до конца лета, то есть пока не надо будет возвращаться в школу.
– Если ему было так хорошо с тобой, почему он оказался в больнице, наглотавшись всякого дерьма? – зло спросила я.
Миа безо всякого удивления посмотрела на меня. И я вдруг поняла, что она все знает.
– Позавчера вечером к Алекс, это моя соседка, она из Калифорнии, учится в Нью-йоркском университете, пришел Хосе с дружками. И с наркотиками, – продолжила Миа так, как будто моего выпада не было. – Я думаю, что девчонки их специально позвали. Не знаю, что они принимали, какие-то таблетки, но как только я увидела, что все вдруг слишком уж повеселели, собралась и ушла к отцу. Я предложила Дэвиду пойти со мной, но он уже мало что соображал. И я ушла...
– Оставив его в таком состоянии?! – снова не выдержала я. – Как ты могла?
– Я ушла, потому что Хосе... снова стал ко мне приставать, – тихо и без каких-либо чувств продолжала Миа. Она откровенно не реагировала на мои нападки, что злило меня еще больше.
Она все знает! Она знает, что было между мной и Дэвидом. Эта девчонка опаснее, чем я думала. И эта ее вкрадчивая, тихая манера разговаривать – просто маскировка. Что ей нужно? Деньги? Она собирается меня шантажировать? Или она уже все сообщила полиции? Тогда зачем она встретилась со мной?
– Наверное, – продолжала Миа, – я виновата, но Хосе... он обнимал меня, пытался поцеловать, даже порвал на мне майку, как бы в шутку, заставляя меня раздеться. А Дэвиду было все равно, он валялся на диване и смеялся. И я ушла.
Миа замолчала и неподвижно смотрела на свою почти полную чашку кофе, словно гипнотизируя ее. О чем она думала, какие мысли посещали эту красивую загадочную головку, да и посещали ли вообще? Теперь мне понятно, что произошло: мальчишка на неделю увлекся тобой, а потом, когда интерес пропал, не знал, как от тебя избавиться, и наглотался всякой дряни!
Дэвид, мой доверчивый, мой нежный мальчик, ты купился на эту экзотическую маску, а когда понял, что она пустая, ты вспомнил обо мне и подумал, что я тебе не прощу измены! Дурачок! Я могу тебе простить все, тем более интрижку с глупой китаяночкой.
– А что ты сказала в полиции? – Я решила перейти к тому, что меня интересовало больше всего.
Но девчонка, словно не услышав моего вопроса, продолжала:
– А вчера вечером у входа в квартиру отца раздались крики. Когда я вышла, увидела Дэвида, он шатался и плохо соображал. Я упросила отца не вызывать полицию и повела его к себе. Хорошо, что моя квартира недалеко. Он просил у меня прощения, говорил, что виноват, обещал больше так не делать. Но шел он с трудом, и когда мы пришли, Дэвид рухнул прямо в коридоре. Хосе и его приятель спали на полу в гостиной. Подружек не было. Я испугалась, попыталась дотащить его до дивана, но не смогла. Он был уже без сознания. Через какое-то время пришел отец, он очень рассердился, пытался привести Дэвида в чувство, потом ему показалось, что Дэвид перестал дышать, и отец вызвал скорую. Ну а с ней приехала и полиция. Хосе и его дружок проснулись, и нас всех увезли в отделение.
– Значит, Дэвид был без сознания не три дня, а только со вчерашнего вечера?
– Да. Почему вы решили, что три дня?
– Испорченный телефон... Тебя продержали ночь в участке. О чем тебя спрашивали, и что ты им рассказала? – жестко спросила я. Эта девчонка все больше меня раздражала.
– Хосе еще в полиции. Я сказала им, что это он принес наркотики. Меня отпустили, потому что я была трезвая и никаких наркотиков не брала. И никогда раньше с полицией дел не имела. Адвокат моего отца подписал все бумаги.
– Меня интересует одно: полицейские задавали тебе вопросы, – с трудом сдерживаясь, довольно громко спросила я. – Что ты им рассказала?
– Да они ерунду всякую спрашивали, – девчонка беспечно махнула рукой. – Продержали ночь, потому что никак не могли поверить, что я не знаю фамилии Дэвида. Ни фамилии, ни адреса, ничего.
Я не верила ни одному ее слову. Эта наглая китаянка врет! Но зачем, что ей нужно? И что действительно ей рассказал Дэвид? Не мог же он за целую неделю, что они были вместе, не упомянуть хотя бы раз свою фамилию!
– Он мне сказал, что в Бостоне живет его отец, а он сам с матерью – в Сан-Франциско. Дэвид называл мне свою фамилию, смешно, конечно, но я забыла. Это было только один раз, еще на пляже, но я не запомнила, как-то не нужно было. Он вообще мало о себе рассказывал, а я не спрашивала, думала, если захочет, сам расскажет. Он только сказал, что в Нью-Йорк приехал с мачехой, то есть с вами, но почему-то не хотел к вам возвращаться. И в Бостон не хотел ехать, как я поняла, он с отцом поссорился. Один только раз об отце заговорил, потом расстроился, замолчал и даже отошел от меня. У вас были с ним плохие отношения? У меня с женой моего отца тоже не сложилось... Она злая и моего отца не любит. А почему...
– Что тебе Дэвид обо мне рассказывал? – перебила я ее.
– Ничего. Только говорил, что вы здесь, но он к вам не хочет возвращаться. Сказал, что вы красивая, что его отец любит вас... что он что-то очень плохое сделал отцу и что отец, если узнает, никогда ему не простит. Скажите, а как Дэвида фамилия, а то я все пытаюсь вспомнить и не могу...
Дурочка! Неужели ты думаешь, что я тебе скажу его фамилию? Ха! Ты еще заплатишь мне за то, что по твоей вине произошло с моим мальчиком! Но, честно говоря, более приятной новости я не слышала уже давно. Значит, если поверить этой кукле, никто ничего о Дэвиде до сих пор не знает, и мой план вполне осуществим. Только надо действовать очень осторожно. И доморощенная актрисуля, которая играет в наивность и сердобольность, будет первой, кого я задействую в нашем с Дэвидом освобождении...
– Миа, – осторожно подбирая слова, начала я. – У нас с Дэвидом действительно сложились непростые отношения.
Настолько непростые, что тебе, пустышка, этого не понять. И никогда в жизни не испытать! – могла бы добавить я, но вместо этого, чуть подпустив слезы в голос, добавила:
– Я люблю Дэвида как родного сына и готова для него на все. И мне кажется, что ты к нему тоже расположена. У вас ведь с ним... не просто дружеские отношения? – не сдержалась я.
Девчонка отвела глаза. Мой вопрос повис в воздухе. Ну ладно, о том, что у нее было с моим Дэвидом, я узнаю потом, а сейчас для меня важно другое. Хотя что тут узнавать, они провели больше недели в одной комнате и, соответственно, в одной постели. Предполагать, что эта девица – девственница, не приходится. Думаю, что она уже в двенадцать лет спала направо и налево с кем попало. В бизнесе, который она выбрала, по-другому бывает редко. Поэтому догадаться о том, что у них было, не составляет особого труда.
Пытаясь скрыть накатившую волну ненависти и злости, я сделала вид, что ищу официанта, чтобы заказать еще кофе. Не знаю, почувствовала она это или нет, но Миа вдруг встала и сказала:
– Извините, мне нужно в туалет... – и легкой походкой отошла от столика.
Я посмотрела ей вслед. Сидевшие в зале мужчины все как один, словно голодные волки, заняли охотничьи позы и жадно следили за ней, пока она не скрылась в конце ресторана. Да, девчонка привлекает к себе внимание, очень необычная и яркая красота. Но почему она меня так раздражает, ведь я же вижу, что она очень старается мне понравиться?! И в этом нет ничего странного. Она влюбилась в мальчишку, тот попал в больницу, появилась мачеха, то есть родитель – естественно, ей хочется произвести хорошее впечатление.
Влюбилась? – подумала я. – Как сильно можно полюбить в семнадцать лет? На неделю, месяц, другой? Пока не появится другой. Глупый вопрос, я влюбилась в тринадцать, и мне этого хватило почти на двадцать лет. Но если девчонка влюблена в Дэвида, значит, я должна это тоже использовать. Почему мне все время кажется, что она неискренняя, что что-то недоговаривает! Может быть, я просто мнительная, или, как говорят, на воре шапка горит...
