Влюбилась? – подумала я. – Как сильно можно полюбить в семнадцать лет? На неделю, месяц, другой? Пока не появится другой. Глупый вопрос, я влюбилась в тринадцать, и мне этого хватило почти на двадцать лет. Но если девчонка влюблена в Дэвида, значит, я должна это тоже использовать. Почему мне все время кажется, что она неискренняя, что что-то недоговаривает! Может быть, я просто мнительная, или, как говорят, на воре шапка горит...
Возьми себя в руки, приказала я себе, полюби ее. У тебя нет другого выхода, кроме как приблизить к себе эту китаяночку, заставить довериться, а потом использовать. А ревность и ненависть здесь не помощники.
Миа, снова провожаемая заинтересованными мужскими взглядами, вернулась и села напротив. Я ей улыбнулась, она мне ответила широкой улыбкой, открыв ровный ряд белых зубов. С такой внешностью девчонка должна была бы уже давно гулять по Голливуду.
– Миа, – начала я, как можно дружелюбнее, – я хочу попросить тебя об одном одолжении. У нас с Дэвидом, действительно, сложились непростые отношения. Это моя вина, я его незаслуженно обидела. Но я хочу все исправить. Ситуация такова, что нельзя расстраивать его отца и сообщать, что сын... Дэвид в больнице... после наркотиков. У отца Дэвида больное сердце, и такие переживания его убьют. Пока он ничего не знает, я самостоятельно всю неделю разыскивала Дэвида, просто голову потеряла. Но я счастлива, что он был с тобой, потому что представляла себе ужасные картины. Это же Нью-Йорк...
Я смотрела на Мию и никак не могла уловить в ее неподвижном бледном лице хоть какой-то знак того, что она мне верит, или сомневается, или испытывает какие-то другие чувства. Может быть, именно потому, что мне никогда не приходилось близко общаться с азиатами, я никак не могла разобраться, о чем думает эта красивая девочка. Всегда ли у представителей ее расы такие бесстрастные лица и на них четко можно прочитать только сильные чувства, скажем гнева или ярости. А вот улыбка всегда одинаковая, когда они просто вежливы или когда им смешно. Нет в их мимике никаких полутонов.
Но понимаю я ее или нет, мне необходимо добиться своего, и, похоже, для этого пришло время.
– Не могла бы ты, дорогая, пойти в больницу и узнать, в каком Дэвид состоянии, – попросила я.
Ее рука лежала на столе, и я осторожно погладила ее прозрачные, слегка подрагивающие пальцы. Они были горячими и нежными.
– Если он в сознании, попросить его ничего не говорить полицейским, не давать им никакой информации, пока не придет его адвокат. Он имеет на это право. А если он уже им что-то сказал, то узнать, что именно. Не упускай никаких деталей... Я подожду тебя в машине у входа в больницу...
Девчонка молча и, как мне казалось, недоверчиво смотрела на меня. И я ее поняла, без объяснений все это выглядит достаточно подозрительно.
– Миа, понимаешь, я не могу пойти в больницу, потому что, если я там появлюсь, мне не удастся скрыть, кто он. Полиция тут же сообщит его отцу, а пока они не знают его фамилии, у нас есть шанс все это замять. Я знаю как. Ты же знаешь, как здесь все работает, в биографии Дэвида этот инцидент в будущем может сыграть роковую роль. Во-первых, после этого ни один приличный университет его не примет. Потом, его наверняка пошлют лечиться от наркомании, что тоже останется в его биографии... А ведь он не наркоман, ты это знаешь... Зачем портить ему будущее? Я уверена, что мы сможем избежать неприятностей. Если ты мне... ему поможешь.
– Как? Что я должна сделать? – Девчонка смотрела мне прямо в глаза. Мне показалось, что она хочет отказаться. Я почти видела, как ее губы складываются, и она произносит: я не хочу иметь к этому делу никакого отношения, все это портит мою биографию тоже.
– Миа, прошу тебя, доверься мне! Я хочу Дэвиду помочь, очень хочу, от этого зависит моя жизнь!
Я заметила, что к удивлению в ее глазах добавился испуг – наверное, мои слова прозвучали слишком уж горячо.
– Я имею в виду – моя семейная жизнь. Я не хочу разрушать свою семью! Мой муж, отец Дэвида, очень его любит, для него вся эта история будет ударом, который он не выдержит. Я виновата в том, что Дэвид ушел из гостиницы. Понимаешь, я его обидела, я не хотела, но так получилось. Ты должны меня понять. Как женщина. Прошу тебя, помоги мне!
Последнюю фразу я произнесла почти со слезами на глазах. Похоже, роль мне удалась, и девчонка подтвердила это.
– Когда вы хотите, чтобы я пошла к Дэвиду? – очень просто спросила она.
– Сейчас, – торопливо подхватила я, понимая, что этот энтузиазм необходимо использвать немедленно. – Если ты можешь, поедем прямо отсюда. Ты просто войдешь в регистратуру, полицейские, если они там, тебя уже знают, и попросишься проведать его. Если он все еще без сознания, идти к нему бессмысленно. Но если он пришел в себя, попробуй уговорить их впустить к нему. Боюсь, у тебя не получится, ты не родственница. Но хотя бы узнай, пришел он в себя или нет. И знают ли они его фамилию. А может быть, если он пришел в себя, то сможет говорить по телефону. Узнай номер, и в какой палате он лежит. Один или с кем-то. Как только тебе что-то станет понятно, сразу возвращайся ко мне.
– А если меня пустят к нему? Если я так сделаю, что меня пустят, если я смогу их убедить? Я сама хочу его повидать. Очень. Даже если он все еще в коме!
Эта девка не понимает, что говорит. Что значит, она пройдет к Дэвиду, когда он без сознания? Для чего? Чтобы поцеловать губы, которые принадлежат мне, или чтобы пожать его нежную горячую руку, когда это пожатие тоже мое?! Мерзкая китаянка!
– Но, может быть, вы и правы, и я не должна к нему идти, если он без сознания. И потом, меня, скорее всего не пустят к нему, – Миа, судя по всему, понимала меня гораздо лучше, чем я ее. – А что вы собираетесь делать, как хотите все это дело замять? В конце концов полиция узнает, кто он.
– У меня есть друзья, они мне помогут, – подбавив значительности, тихо сказала я.
– Вы уверены, что они вам помогут? Никто не хочет связываться, когда речь идет о наркотиках. Это так здорово, если вы сможете вытащить Дэвида из этого! – поддавшись на мою интонацию, полушепотом, но вдруг очень горячо заговорила она.
– О да, конечно, они помогут мне. Потом, у меня есть план, – подхватила я энергично, мне не хотелось, чтобы девчонка хоть на секунду усомнилась во мне. – И выполнять его надо будет постепенно. Ты первая, моя дорогая девочка, кому я расскажу о нем подробно, – я помахала официанту, чтобы нам принесли счет.– Потому что мне понадобится твоя помощь. Но не сейчас. Согласись, что медлить нельзя, каждая минута может оказаться решающей, поэтому, пожалуйста, давай немедленно отправимся в больницу. И будем действовать в зависимости от того, что мы там узнаем.
– Вы можете полностью на меня рассчитывать, – твердо сказала девчонка и в подтверждение своей готовности резко поднялась со стула.– Я сделаю все что нужно. Я чувствую свою вину в том, что с ним произошло. Вы, наверное, думаете, что я слишком еще для этого молодая, но я... Я люблю Дэвида. Очень. Я никогда никого еще так не любила. Мой отец очень строгий, он меня так и воспитал. Всегда проверял, где я и с кем. Я даже толком на свидание не могла ходить, отец всегда где-то прятался, следил за мной. Но я его не обвиняю, он меня очень любит. С Дэвидом у меня все было по-другому, отец это видел и не трогал меня. Я люблю Дэвида. И он меня тоже. Мы поклялись, что никогда с ним не расстанемся. Я должна его спасти.
Все звуки вокруг меня вдруг стихли, я только слышала громкие удары у себя в груди и тихие, но отчетливые слова: «Я молодая... Я люблю его... И он любит меня...»
ГЛАВА 50
В палате было полутемно, под потолком слабо светил ночник. Дэвид лежал на кровати, вытянувшись на спине и чуть повернув голову вбок. К его руке вела тонкая трубка внутривенного вливания, рядом ритмично попискивал аппарат, фиксирующий работу сердца. Я двинулась к кровати. Высокий, с сильно выдвинутой вперед верхней челюстью парень, по кличке Зубатый, один из «мальчиков» Валентина, остановил меня за руку. Он несколько раз мотнул головой, показывая, что дальше идти нельзя.
Но запреты охранника для меня мало что значили, особенно теперь, когда я видела Дэвида так близко. Лицо мальчика было очень бледным, он здорово похудел и стал еще больше похож на Ларри. Мне так хотелось, чтобы он открыл глаза, посмотрел на меня и, может быть, даже улыбнулся. Но это невозможно.
Дэвид в коме уже четвертый день, и только сегодня мне удалось впервые проникнуть к нему. Мию в день нашего с ней знакомства к нему не пустили, и я ее с тех пор больше не видела. Несколько раз звонила ей, но телефон не отвечал. Куда она исчезла, я не понимала, но предполагала, что начинающая актрисуля, как я и подозревала, оказалась просто врушкой и решила не иметь к этому делу никакого отношения. Меня это радовало. У Дэвида, когда он очнется, будет еще одно доказательство, что у него есть только я и больше никого.
