ещё не хватало!
Она обошла свой стол и увидела, что шнур питания просто выдернут из розетки. И злорадная улыбка Инночки, не оставила сомнений кто опустился до такой мелкой пакости.
И небольшая вроде неприятность, но подвох заключался в том, что Оксанка со своим животом не могла протиснуться в эту щель за шкафом, чтобы дотянуться до розетки. И попросить больше некого.
— Инна, помоги мне, пожалуйста, подключить шнур. Наверно, уборщица нечаянно выдернула, — дала ей Оксанка шанс.
— Не-а, — встала из-за своего стола девушка. — Я мерзким врушкам не помогаю.
Она обвела взглядом пустой кабинет и демонстративно вышла, а тяжёлый понедельник отсчитал свою первую рабочую минуту.
— И мне пришлось выйти и попросить парня из отдела напротив, — рассказывала Данке конец этой истории Оксана. — И пока мы пришли, кто-то шнур мне уже воткнул, и я выглядела полной дурой ещё и в его глазах.
Данка заехала за ней после работы, чтобы вечером погулять в парке и поговорить.
Они сидели на удобной лавочке возле большого рукотворного пруда, и, нежась в лучах вечернего солнца, наблюдали за снующей на роликах детворой и всплывающими к поверхности толстыми карпами, которым кидали хлеб горожане.
— Вот сучка! — возмущалась подруга. — Покажи мне её. Я ей все космы повыдираю.
— Сиди уж, выдиральщица, — улыбнулась ей Оксанка.
— Мне кажется, тебе надо действительно заканчивать с этой работой. На хрен они тебе нужны все эти нервотрёпки. То мамаша со своим гонором, то коза эта безрогая. В сад! Всех в сад! Вот вернётся Кайрат, увидишь, как глубоко он поддержит мою точку зрения.
— Так он уже вернулся, Дан, — посмотрела она на подругу.
— В смысле? Приехал? В город?
— Да.
— Ну, вот и славно, — сказала она явно не понимая как реагировать на Оксанкин равнодушный вид. — Когда ты узнала? Сегодня? Он звонил?
— Нет, он приезжал. В субботу.
Данка развернулась к ней всем корпусом и уставилась как на душевнобольную.
— И что?
— Ничего. Забрал кольцо и ушёл.
— Как забрал кольцо? — она даже подпрыгнула на лавочке.
— Ну, не сразу, конечно. Немного посопротивлялся. Сказал, что любит меня. И уходить не хотел.
На её лицо, меняющееся словно посмертная маска и застывающее восковым слепком, было страшно смотреть.
— Но я его выгнала.
— Оксана, ты нормальная? С тобой вообще всё в порядке?
— Да. Со мной всё хорошо, как никогда.
— Ты сохла по нему всю жизнь, — она встала, сделала круг вокруг себя и снова села. — Ты сказала ему про ребёнка?
— Значит, отсохла. Нет, не сказала. Как-то к слову не пришлось.
— Я ничего не понимаю, — она снова встала, и снова села, протянула руку. — Ущипни меня. Мне кажется я сплю и вижу совершенно идиотский, но страшный сон. Ай! Ну, не так же сильно!
— Дан, это не сон. Он вернулся. Но я выставила его. И сказала, что больше не люблю.
— А ты его больше не любишь? — она смотрела во все глаза, и в этот момент они так были похожи с Каем.
— Я не знаю. Но это какое-то странное чувство, — она почесала голову совсем как свой отец, взъерошив их на затылке. — Я даже не знаю, как объяснить.
— Ну, уж как-нибудь постарайся.
— Словно я жила все эти годы только этим ожиданием. Словно хотела доказать себе, что когда-нибудь услышу от него эти три несчастных слова. Но он сказал их, а у меня чувство, что я всегда это знала. И что напрасно ждала. Напрасно жила этим ожиданием. Я словно и не жила вовсе, а спала, и теперь проснулась.
— С добрым утром! — встала опять Данка, и всплеснув руками, упёрла их в бока.
Она больше не смотрела на Оксанку, глядя поверх её головы. Оксанка видела её едва наметившийся животик и думала, что будет замечательно, если это действительно девочка. А ещё она поймала себя на мысли, что совсем не переживает из-за Кайрата. И эти Данкины подпрыгивания и упёртые в бока руки словно совсем её и не касаются.
Ей не больно думать про них с Пашкой. Она не психует, что будет растить своего ребёнка одна. И это ощущение, что она не умерла без Кайрата, а наоборот, поправляется, заставило её улыбнуться.
Хотя где-то там, в глубине души, было и другое чувство. Он сказал, что любит её. Может именно это затягивало её рану? Может эта уверенность в том, что он действительно любит её, давала такой уверенный оптимизм?
— Сядь, что ты скачешь как блоха, — она постучала ладошкой по лавочке, приглашая подругу сесть как дрессированную собачку. — Кайрат давно уже большой мальчик. И ты ему не нянька, чтобы за него переживать.
Данка прикрыла глаза ладошкой от слепящего солнца, и посмотрела хмуро.
— А это не часть какого-то твоего очередного дурацкого плана?
— Нет, Дан. Больше никаких планов. Только здесь и только сейчас. И сегодня чудесный вечер. Спасибо, что вытащила меня сюда.
— А Влад Назаров в этом случайно не замешан?
— Нет. Потому что и он тоже идёт лесом. Всё что он мог испортить он уже испортил. И я его даже в этом не виню. Сама напросилась. Сама и виновата. Доработаю как-нибудь и забуду обо всём. И даже деньги за ипотеку ему не верну.
— Ого! — она всё же села.
— В конце концов, я его не просила. И я всё переживала, что по гроб жизни теперь буду ему обязана. Ипотеку же не вернёшь как кольцо. И вот только что поняла, как они мне все надоели. Со своим манипулированием, и со своими деньгами, и со всеми этими мужскими играми. Всё!
— В монастырь? — улыбнулась Данка.
— Нет. Просто жить. Не прощаниями. Не ожиданием. А просто каждым днём. А там уже, как получится.
И сегодня она действительно так думала. Но кто знает, что будет завтра…
Глава 17
КАЙРАТ
Он сидел на лавочке возле подъезда. Ему и идти-то некуда. И он не знал, как уйти. Его место там, где она. Пусть даже не рядом, пусть пылью у её ног, пусть тенью за её спиной. Он добирался к ней через полмира не один этот день, он шёл к ней всю жизнь, и сейчас, что бы она не
