лодки.
. .
Назад я грёб с большим трудом, останавливаясь, чтобы передохнуть, через каждые десять-двадцать метров. Алиса сидела и смотрела на реку, не обращая на меня никакого внимания. Пожалуй, впервые за всё время, проведённое в этом лагере, произошло что-то, выходящее за рамки моего понимания. И самое удивительное, что это, по сути, вполне обычная, житейская ситуация. Я не был так растерян даже во время ночного похода в старый лагерь. А ведь, если разобраться, ничего странного и не случилось. Да, Лена – девочка скромная и даже замкнутая, но при этом она всё равно человек и должна реагировать на происходящие события. И в такой ситуации реакция её вполне объяснима. Может, я не до конца понимал всю важность их спора, но при этом прекрасно осознавал, что у девочек была причина ссориться. И этой причиной, по всей видимости, был я. И вот это как раз самое странное.
– Слушай, ты прости, что так вышло. Если бы я тогда вас не подслушал… – почему-то у меня была просто патологическая потребность извиниться.
– Да ты ни в чём не виноват, – рассеянно сказала она. – Просто ты оказался в подходящее время в нужном месте и заставил крутиться те механизмы, которые давно стояли без работы.
– Я не понимаю…
– Конечно не понимаешь. Сейчас ты и не должен. Поймёшь потом, – она внимательно посмотрела на меня.
– Чёрт! И почему всегда это именно со мной происходит!
Действительно, и в школьные годы, и в институте мне всегда казалось, что все несчастья сыплются обязательно на меня. Закрыл кто-то на швабру кабинет труда? Замечание в дневнике мне. Подрались? Зачинщик – я. Недопуск к сессии? Виноват, конечно, опять я, а не преподаватель, с первого дня меня невзлюбивший. Дома родители всегда в любом событии моей жизни видели мою вину, а не досадное стечение обстоятельств, влияние третьих лиц или, наконец, волю провидения. И в какой-то момент я сам начал верить, что если плохое должно случиться, то оно обязательно случится именно со мной. Как по закону Мёрфи. Поэтому и старался как можно тщательнее избегать ситуаций, в которых мог бы оказаться крайним. Но, судя по сегодняшнему дню, удавалось мне это не очень…
– А у тебя аура такая – похоже, притягиваешь всё и всех к себе, – я с удивлением посмотрел на Алису. Она улыбалась.
– Пока что только плохое, – кажется, она читает мои мысли.
– Не скажи. Не скажи, – мечтательно произнесла она и уставилась на реку. – Красивая ночь, правда?
– Ночь как ночь, – устало ответил я.
– Вот и я думаю… Обычная ночь, ничего особенного. Прекрасное время, чтобы осчастливить нашу замечательную вожатую. Пусть она узнает, что её любимый пионер – грязный извращенец, подглядывающий за девочками!
– Ты же это несерьёзно? – у меня внутри словно что-то защемило.
– Почему же. Очень даже серьёзно! – по её виду можно было сказать, что она и правда шутить не намеревалась.
– Ладно, дело твоё, конечно, но сейчас не самый подходящий момент, не находишь?
– Ты грести-то будешь?
Только сейчас я понял, что наша лодка мирно покачивается на середине реки.
– Подожди! Не меняй тему!
– До берега доберёмся… А я пока подумаю.
Ночевать здесь тоже не входило в мои планы, поэтому я из последних сил налёг на вёсла. Мы всё-таки кое-как доплыли до лодочной станции. Усталость была не столько физической, сколько от мыслей о том, что Алиса может воплотить свою угрозу в жизнь и действительно рассказать Ольге Дмитриевне об утреннем инциденте. А зная вожатую, можно догадаться, как она отреагирует на это.
– Ты на самом деле собираешься сейчас идти к Ольге Дмитриевне?
– А почему нет? – она лукаво улыбнулась.
– Ну, хотя бы потому, что сейчас ночь. Может, она уже спит.
– А может, и не спит, – пожала плечами Алиса.
– Ты ведь сама понимаешь, что это случайность! Спровоцированное Ульянкой недоразумение!
– Не понимаю, – она всплеснула руками и направилась в сторону лагеря.
Я собрал все оставшиеся силы, вскочил и кинулся за ней. В первую секунду мне хотелось схватить её за руку, остановить, но потом я понял, что после всего, что произошло сегодня, это не лучшая идея.
– Подожди… – я безвольно плёлся рядом с ней. – Давай обсудим.
– А что обсуждать?
Некоторое время мы просто молча шагали рядом. Я был благодарен Алисе хотя бы за то, что она шла медленно, и мне не приходилось прилагать сверхусилий, чтобы не отставать.
– Слушай, может, я могу что-то сделать, чтобы ты не говорила ей?
– Не знаю, может, и можешь…
Мы вышли на площадь.
– И что же?
– Например, не бегать за Леной.
Да где же я за ней бегаю-то?! Я начал опять выходить из себя.
– Да с чего ты это взяла?! В лесу ты тогда устроила ссору, из-за тебя пришлось плыть на остров, и вот опять! Может, хватит уже? Не бегаю я за ней!
– Думаешь, я не вижу, как ты на неё смотришь? – Алиса остановилась, яркий лунный свет осветил её лицо, на котором проглядывала обида и недовольство.
– И как же я на неё смотрю?
– Так!
– Как?
– Сам знаешь! – она отвела взгляд, но осталась стоять на месте.
– Слушай, хватит свою больную фантазию на всех проецировать! Хочешь придумывать глупости, так держи их при себе! Другие люди не должны страдать из-за них! И ладно ещё я, так и Лена тоже!
Я окончательно взбесился, но она ничего не ответила. Над нами повисла тишина, в которой только изредка доносились всхлипывания Алисы.
– Ну вот, теперь и ты туда же… Вы что, тут все с ума посходили? – я обречённо всплеснул руками и сел на лавочку.
Слёзы Лены были понятны. Но такая же реакция со стороны Алисы… Тем более опять ничем не мотивированная. Самое время было удивляться, но у меня уже не осталось сил. В голове было совершенно пусто. Точнее, она была настолько тяжёлой, что в ней не оставалось пространства для развёртывания идей. Если в лучшие времена мой мозг представляет из себя широкую автостраду, по которой с бешеной скоростью проносятся миллионы мыслей, обгоняя, подрезая друг друга, устраивая чудовищные аварии, то сейчас он не более чем затерянная в лесу тропинка, по которой ходят только в случае крайней необходимости. Алиса всё ещё молчала, но всхлипывать перестала.
– Если это всё для тебя так серьёзно, можешь рассказать Ольге Дмитриевне. Может, полегчает.
– Ладно, не буду, – тихо произнесла она и повернулась ко мне. Странно, но слёз я не увидел, хотя на её лице словно отразилась вся мировая скорбь. – Просто мне обидно.
– Что тебе обидно? – устало спросил я.
– Так всегда
