— У него белый шлем, — почти крикнул радист.
Но Кучеров и сам увидел белую каску. Белый цвет шлема означал, что самолет пилотирует летчик-негр. «Хорнет» неотвратимо надвигался, до него оставалось меньше десяти метров, но он качнулся еще ближе...
Кучеров слышал удары сердца в виски, сжало холодом живот. Прямо, только прямо! Острый нос «американца» с торчащей штангой ПВД[13] чуть подрагивал рядом; казалось, высунь руку — и ухватишь его в кулак. Лицо пилота, неразличимо-темное, было полускрыто опущенным забралом светозащитного щитка; он сидел в кабине без «намордника» маски; еще ближе, еще...
— Командир!.. — почти простонали наушники.
— Мол-чать! — процедил Кучеров, чувствуя всей кожей ладоней, всем телом подрагивание живых рулей. Только б не качнуть машину!
Он не мог, не имел даже секунды, чтоб заглянуть в лицо «того» пилота — такого же, как он сам, человека, но выполняющего немыслимый в своей страшной, ненужной дерзости и бессмысленности приказ. «Эх, парень, парень, как мы вас жалеем, ведь мы вас всегда защитить готовы, нам ведь с детства внушают готовность братской помощи и веру в человеческую совесть; что ж ты делаешь, парень...»
А серебристо-голубая тень маячила уже рядом, огромный истребитель, казалось, сейчас ляжет на крыло бомбардировщика, вот сейчас, сейчас... И когда столкновение — гром, взрыв, смерть! — казалось неизбежным, истребитель, словно взорвавшись изнутри, прыгнул; мгновенно напружинившись чудовищной скоростью, он рванулся вперед на клокочущем вихре; корабль мотнуло, он тяжело ухнул на левое крыло.
— Стрелок! — Голос Кучерова сломался в хрипоту, — ВСР! Отражение атаки! Огня не открывать!
Мгновенно холодные стволы скорострельных автоматических пушек крутнулись влево, на истребитель ведущего, и вцепились в него жуткими зрачками черных дульных срезов. «Хорнет» качнулся, подошел чуть ближе и неожиданно повалился на левый борт и пару секунд, соскальзывая вниз, шел так; отлично стали видны тонкие, длинные, изящно оперенные тела ракет «Сайдуиндер» и «Спарроу»: страшные, смертоносные «рыбки» свисали с пилонов подкрыльевой и подфюзеляжной подвески, выставив вперед окрашенные в темно-красный цвет головки. «Хорнет» так же резко выровнялся и пошел рядом.
— Коллега, — сдержанно сказали наушники, — это — много проблем. «Спарроу» — хорошо! — И через некоторую потрескивающую паузу: — Поворот. Поворот, уходить. И мы — уходить. Домой, все домой.
Кучеров молчал. Говорить тут было не о чем. И не с кем.
Да и нельзя, в конце концов!
А дальше все пошло очень быстро.
Ведомый вновь начал сближение. Полковник вновь отодвинулся в сторону. И когда Кучеров, которому вконец осточертело служить дурацкой, бессловесной мишенью, резко, рывком, закрепил машину, разворачивая ее на свой курс, ведомый, не ожидавший маневра, шарахнулся в сторону, проскочил вперед, оказался впереди советского бомбардировщика, истребитель ведущего рванулся вверх, уворачиваясь от столкновения с напарником, и — не успел. Не успел!
За ничтожную долю секунды, за мгновение до взрыва из кабины ведущего выбило сноп дыма, мигнула вспышка сработавшей ракеты ускорителя, метнулась вверх тень — и в голубизне неба полыхнула ослепительная огромная вспышка, тут же мгновенно лопнувшая гигантским пузырем черно-серого дыма, Кучеров рванул штурвал вправо, ударил ногой правую педаль, но куда там! Ту-16 не истребитель, он тяжел и огромен, — и слишком, слишком близко!
Сильнейший удар встряхнул хрустнувший корабль, мелко прогремело по обшивке, кабину обдало клубами стремительного дыма; Кучеров, падая в крутом вираже так, что кресло под ним провалилось, наблюдал оцепенело, как висит сверху сбоку в прозрачном, чистом небе застывшее грязное облако, светящееся изнутри багровым пульсирующим светом, и медленно, непостижимо медленно и долго из него выплывают и летят в стороны и вниз какие-то куски и падают, падают к океану, чертя причудливо вьющиеся черные петли дыма.
И тут же в ладонях затрясся, забился штурвал, задрожала спинка сиденья, метнулись стре́лки приборов, заметался тахометр левого двигателя, короткие частые хлопки-взрывы загремели слева.
— Помпаж левого двигателя! — выкрикнул Савченко.
— Ви-и-ижу... — Кучеров рванул назад, до аварийной защелки-«стопа», левый РУД, одновременно отметив высоту — всего полторы тысячи! Корабль колотило в жуткой тряске, отчетливо донеслись сухие быстрые хлопки забившейся ленты перепуска.
— Левый — к запуску после остановки! — крикнул Кучеров помощнику и дернул РУД за защелку. И, выравнивая корабль и дослав вперед до упора, до полных оборотов, рычаг правого двигателя, — а высота уже тысяча сто! — Кучеров торопливо приказал: — Щербак, открытым текстом, немедленно: «В квадрате...» Отставить. «В точке — дашь точку, штурман! — наблюдал катастрофу двух самолетов ВМС США, столкнувшихся, повторяю, столкнувшихся при хулиганском облете советского самолета. Один пилот спасся катапультированием». И дашь наш позывной. Все. Экипажу — осмотреться!
Еще не успев договорить, он услышал затухающий свист остановленного двигателя, увидел, как быстро покатилась к нулю стрелка тахометра, и, не желая слышать, как жуткий холод схватил и сжал живот, как заныла спина, торопливо напомнил:
— Помощник?
— Готов.
— Та-ак... Давай!
«Возможно, — думал Кучеров, — помпаж возник просто из-за динамического воздушного удара в воздухозаборник и срыва пламени в камере — такое бывает. Но высота, высота!..»
— Командир, связи нет, — спокойно доложили наушники.
— Что?! — шепотом выкрикнул Кучеров, даже не успев оценить это сообщение; у него мгновенно онемело, как обмерзло, лицо, и он оцепенело наблюдал, как помощник деловито и быстро, словно не услышав страшного доклада радиста, готовит запуск остановленного двигателя. Кучеров никак не мог сглотнуть тугой ком в горле и перевести дыхание. Полная потеря связи здесь, в океанской дали, на предположительно поврежденном самолете...
— Командир, сбита штыревая антенна и сорвана антенна РСИУ. Я могу работать только шлейф-антенной, но это же... В общем, отсюда она не достанет. Только потом, значительно ближе.
— Командир, повреждена видимая часть обшивки левого крыла, — неторопливо доложил Агеев. — Вижу помятости и четыре, нет, пять мелких пробоин в обтекателе воздухозаборника левого двигателя.
— Повреждено остекление штурманской кабины. Частые трещины в лобовой части фонаря. Пробоин вроде нет, но кабина разгерметизирована, — доложил штурман и со странным смешком добавил: — Кажется, свистит, как в мультфильме, — в шлемофоне не пойму точно...
— У меня тоже трещины в блистере, — скучно сообщил Агеев.
