«Прав он, прав, – думалось Свиридову. – Он встретил меня тем же Савкой Прохоровым, любимцем курса, рубахой-парнем. А я шел к нему как к начальнику дороги, пусть бывшему, это не имеет значения».
Неловкость нарушил голос Елизаветы. Она интересовалась, каким образом в ванной комнате очутилась коробка конфет и бутылка «Кагора».
– «Кагора»?! – подхватил Прохоров. – Ты в своем уме, Алеша? Кто пьет «Кагор»?
– Мне нравится «Кагор», – с легким раздражением произнес Свиридов.
– Это ж церковное пойло! Вот так клерикалы разлагают изнутри честных членов партии. К дьяволу их козни! Лизавета! Я принес свою выпивку, – Прохоров наклонился к стоящему у ног портфелю и достал две бутылки водки. –Ответим единством наших рядов на происки церковников и мракобесов!
Три богатыря на этикетке бутылки, казалось, весьма одобряли поступок отставного начальника дороги.
– Помнишь, Алешка, в общаге висел плакат с этими молодцами. И девчонки распределили между нами их обязанности, – произнес Прохоров.
– Ты был Ильей Муромцем, – кивнул Свиридов. – Аполлошу назвали Никитой, боярским сыном. А меня, за скромный нрав и некоторую схожесть в имени, нарекли Алешей Поповичем… Кстати, куда делся Никита, боярский сын?
– О нем позже, Алеша… Вначале разберемся с нашими заботами. У меня, кстати, и закусь с собой… Елизавета! – крикнул он в сторону прихожей. – Принимай товарец. Слава богу, меня еще не отлучили от распределителя, руки не дошли. Я и пользуюсь.
– Не знаю, где он и находится, ваш распределитель, – отозвалась Елизавета.
– Узнаешь. Жизнь подскажет, – Прохоров достал из портфеля несколько пакетов. И яркую банку с какой-то рыбой. – Послушай, Ляксей, не думаешь ли ты, что я к твоей жене должен обращаться на «вы»? Нет? Хорошо. Не говоря о том, что она мне нравится. Это было бы просто бестактно, верно, Лизавета?
– Верно, Савелий, верно. Вы у нас простецкая душа, – ответила Елизавета.
Савелий Прохоров бросил на Елизавету взгляд начинающих блекнуть голубоватых глаз. Резкие крылья носа расширились, точно у придержанного на скаку коня…
– А как твоя Люсинда? – включился в разговор Свиридов. – С тех пор как вы женились, я ее и не видел. Столько лет прошло.
– Она – молодец. Болела одно время, но теперь – молодец, – ответил Прохоров. – Рада, что я рассчитался с дорогой. Теперь, говорит, и я поправлюсь… И ребятня не огорчает, славная у меня детвора.
– У тебя ведь… дочь?
– И сын. Кстати, Алексеем нарекли.
– Ну… не Аполлоном же.
– Да, действительно… Только не в твою честь, не возносись. Тесть мой Алексеем был.
Помолчали, наблюдая, как ловко и быстро Елизавета сервирует стол. Ей очень шло синее платье.
Свиридов хмыкнул и отвел взгляд, чувствуя неловкость перед Савелием за эту откровенную восторженность. Прохоров же думал о своем. И мысли его были далекими и печальными.
– Может, определим богатырей в морозильник? – встрепенулся Свиридов.
– Они уже там, – ответила Елизавета. – Мавр свое дело знает.
– Повезло тебе, брат, – вздохнул Прохоров. – Мой мавр по этому поводу устроил бы шествие с факелом.
– Видно, у нее припекло, – невольно обронил Свиридов.
– Припекло, брат, согласен, – вздохнул Прохоров. – Тянет меня к этой белоголовой паскуде. Пол-России-матушки на лопатки положила, стерва светлоглазая.
– Господи, неужели у человека нет силы воли! – вклинилась в разговор Елизавета. – Если столько вокруг бед.
Прохоров окинул Елизавету усталым взглядом, но промолчал. И это молчание прозвучало значительней десятка слов…
Свиридов подумал, что Савелий все же пришел не вовремя: возникший поначалу контакт явно пропадал. Хоть он был искренне рад гостю. Может быть, отослать куда-нибудь Елизавету? Но куда? Не к архитектору же, что сидит, вероятно, до сих пор в темноте…
– Савелий, давай и вправду позовем твою Люсю, – беззаботно произнес Свиридов. – Пошлю машину. Туда-обратно, двадцать минут.
– Кто у тебя сейчас шофер? Леонид?
– Леонид. А что?
– Моим был шофером… Проводником работал, проштрафился. Жаль стало парня, пригрел.
– Леонид, – повторил Свиридов.
– А секретарями кто?
– День – Наталья, день – Маргарита Никитична.
Претензий нет.
– Еще бы. Мои кадры… А кто у тебя в первых?
– Михайлов.
– Сохранишь?
– Присматриваюсь. Сам понимаешь, аппарат – дело серьезное. В Чернопольске у меня были крепкие ребята. Кое-кого хочу перетянуть.
– Понятно, понятно, – Прохоров прикрыл глаза и стал похож на усталого слона. Со своим длинным мясистым носом. – Я с этими людьми работал много лет, Алеша.
– Они тебя и подвели, – вскользь проговорил Свиридов, то ли утверждая, то ли спрашивая.
– Я сам себя подвел. Нечего тут крутить… Если на дороге серьезное происшествие, а начальник в это время за городом не делом занят…
– Только ли это? – не выдержал Свиридов.
– Знаю, что не только, – подхватил Прохоров и, переждав, потянулся к столу. Наполнил рюмку и махом опрокинул в широко раскрытый рот, поморщился, подхватил ломтик колбасы, закусил. – Так-то лучше… А то возится Елизавета, понимаешь, точно банкет в честь короля… Расскажи, как меня снимали.
– А ты не знаешь? – оторопел Свиридов.
– Рассказывали ребята… Но ты расскажи по-честному.
– Плохо тебя снимали, Савелий. Министр был очень сердит.
– Подробней расскажи, Алешка. Я, может быть, ради этого и пришел сегодня, не выдержал.
– Вот как? – удивился Свиридов. – Ты, оказывается, мазохист… Что-то мне не хочется вспоминать, как тебя снимали.
– Расскажи, как тебя назначали.
– Хорошо назначали, уважительно, – ответил Свиридов.
– Да. Назначать могут по-разному, знаю, – кивнул Прохоров. – И в Кремле был?
– Возили и в Кремль.
– К самому-самому по нашим делам?
– К нему.
– Ну и как, не томи?!
В этих словах слышалось нечто большее, чем просто любопытство.
– Подробней рассказывай, не жмись, – Прохоров всматривался в узкое высоколобое лицо институтского приятеля.
– Особенных подробностей здесь нет. Не более десяти минут говорили, – и, боясь, что Савелий примет его краткость за высокомерие, вздохнул. – Министр усадил меня в свой лимузин, и мы поехали в Кремль, в Совет Министров. Поднялись наверх…
– Так сразу и поднялись? – ворчливо прервал Савелий. – А проверка документов? А гардероб? Не в пальто же вы туда ввалились.
– Ну ты даешь! – рассердился Свиридов. – Как маленький.
– Мне все интересно. Меня туда не приглашали.
– И правильно сделали, – буркнул Свиридов.
– Ты полегче. Когда меня назначали, такого протокола не было. Другие времена.
– Делом занимаемся серьезным, вот и пригласили, – прервал Свиридов.
– И тогда занимались тем же делом. Другие времена были… Ладно, не отвлекайся.
– Словом, поднялись на этаж, не помню на какой, волновался.
– Вот всегда ты так, – обидчиво вставил Прохоров.
– Просторная приемная. Два молодых человека: один вроде посветлее, второй чернявый. Референты. Или секретари… В назначенное время нас пригласили в кабинет… Сам вышел из-за стола, руку пожал мне, министру. Усадил в кресло. Сел напротив, вроде как бы неофициально. – Свиридов взглянул на Прохорова и качнул головой. – Черт бы тебя взял, Савка… Кабинет как кабинет. Меньше приемной. Портреты основоположников. Шкафы с книгами. В стороне стол для заседаний… Волновался я, не все запомнил… Ну и зануда ты, Савка, – Свиридов вздохнул. – Министр меня коротко представил… Сам улыбается и говорит: «Слышал я, Алексей Платонович, что вы в свое время отказались от назначения в Главк. Думаю, теперь вам будет неудобно отказываться от назначения начальником Североградской дороги». Тут министр вставил шутя, мол, пусть только откажется… Потом поговорили о практических задачах дороги. Знает ситуацию человек, сразу чувствуется… И память такая – цифры приводит…
– Меня не вспоминал?
– Нет, о тебе он как-то забыл, хотя память у него отменная… Если уж ты такой мазохист, расскажи, как тебя на бюро обкома «чествовали», здесь, в Северограде.
– Не было пока бюро. Я же не придуриваюсь, Алеша у меня и впрямь обнаружили микроинфаркт. В больнице отлеживался. Три дня как дома…
– И сразу водочку вспомнил.
– Я ее и не забывал, – неожиданно засмеялся Прохоров.
Елизавета пригласила к столу.
– Глаза разбегаются! – воскликнул Прохоров. – Одна из самых мучительных проблем изобилия – проблема выбора. Нет выбора – на душе покой.
– Советую тебе, Савелий, салат из крабов, – улыбнулась Елизавета.
– Вот, Алеша, прощен. На «ты» ко мне обратилась твоя красавица… Выпьем за нее, нашу ненаглядную, а? Одобряю твой выбор, Алеша, холостяк наш кадровый… Знаешь, Лиза, нас было три товарища…
– Знаю, знаю. Слышала. Прошу не отвлекаться.
Они выпили. Свиридов украдкой взглянул на часы. Вот служба – чем бы ни занимался, на часы поглядывай. Почему же не звонят? Не случилось ли что на тысячекилометровой дороге? Казалось, радоваться надо, что не звонят. Нет, сердце гложут сомнения. Не может быть, чтобы все было гладко. Изнуряющая, постоянная мысль – что-то непременно должно произойти. Неужели наступит время, когда дорога ответит на заботу о себе добротой и спокойствием? Или тогда это уже будет не дорога, а забытый всеми глухой проезжий тракт…
