Из разговора следовало, что: 1) Сергей встречался с Витьком за два дня до срока, отпущенного ему для принятия решения, то есть тринадцатого сентября; 2) Кузнецов просил в долг деньги и получил отказ; 3) бармен имеет кличку Виски; 4) Виски знал о предложении Стаса и склонял Кузнецова принять это предложение.
Насколько полезны эти сведения и как они стыкуются с теми, что сообщил мне Симаков, я обмозговать не успел.
01 час 15 минут. На Приморскую вернулась Нина.
Сначала я услышал шаги на дорожке, потом неразборчивое восклицание и мужской голос:
- Рассуди, раз его нет ни в больнице, ни в милиции, значит, ничего страшного не произошло. Вспомни, как ты вчера психовала...
Они остановились прямо напротив беседки. Сквозь путаницу виноградных листьев я увидел сгорбленную, опиравшуюся на костыли фигуру Вадима.
- Не паникуй, - продолжал увещевать он. - Ну хочешь, еще раз в "неотложку" смотаемся?
- Нет, поздно уже. Ты езжай, а я подожду, - сказала Нина.
- Куда езжай?! Могу я тебя в таком состоянии одну оставить? - Он еще глубже втянул голову в плечи. - Вот горе... Ты его давно знаешь, может, он выпил лишнего или родственники у него здесь? Зашел проведать и засиделся. Он хотя бы намекнул, куда идет?
- Нет, ты уже спрашивал.
- Ничего не понимаю. Зачем же мы тогда в Якорный ездили, зачем ты в бар ходила?
Значит, они искали меня в "Страусе"?!
Надо было выручать Нину: я втравил ее в эту историю, мне и выкручиваться. Я подхватил сумку и, пошатываясь на затекших ногах, вышел из своего укрытия.
- Не меня случайно ищете, граждане? Вы бы еще всесоюзный розыск объявили...
Нина не двинулась с места, зато Вадим кинулся навстречу:
- Ну ты даешь! Кто ж так делает, старик! Мы из-за тебя полгорода исколесили. Ты бы для разнообразия предупреждал, что ли! - Он хлопнул меня по плечу. - Вчера до полуночи пропадал, сегодня...
- Дело у меня было. Тип один магнитофон обещал достать, а потом на переговорный ходил матери звонить.
- Это не Стас тебе случайно магнитофон обещал? - спросил Вадим.
- Он самый. - Я старался не смотреть туда, где стояла Нина, догадываясь, какого рода чувства она сейчас испытывает. - Ты его знаешь?
- Конечно.
- Думаешь, надует?
- Это уж непременно. Обманывать его профессия, старик. И вообще, дешевка твой Стас. - Вадим сказал это без всякой злости, отчего его слова прозвучали особенно веско. - Дешевка и шизик. Торгаш копеечный. Знаешь, как его фамилия?
- Нет, он как-то не представлялся.
- Маквейчук.
- Ну и что? - удивился я. - Обыкновенная фамилия.
- То-то и оно, что обыкновенная. Как раз это его и не устраивает. Твой дружок спит и видит заграничный паспорт, и чтоб в нем на английский лад значилось - Макковей. И непременно чтоб с двумя "к". Свихнулся на этой почве. Все никак не выберет, что лучше: мистер, сеньор или месье. Шизик, повторил он. - Не связывался бы ты с ним.
Вадим взглянул на Нину и заторопился:
- Ну, ребята, вы тут разбирайтесь, а я отчаливаю. Не забыли - завтра открытие фестиваля. Придете?
Я не рискнул ответить за обоих, но вопрос был задан, и это была вынуждена сделать Нина.
- Придем, - сказала она.
Я понял, что помилован, и с легким сердцем пошел проводить Вадима к машине.
- Ну, будь, старик, - сказал он, усаживаясь в свою "Каравеллу". - А с магнитофоном не чуди. Магазинов тебе мало? Если что, я помогу. Подберем подходящий. Идет?
- Идет.
Я помог ему поместить костыли на заднее сиденье, и "Каравелла" тронулась с места.
Еще с минуту я обозревал окрестности, но ничего достойного быть отраженным в рапорте не приметил. Разве что швейцара, мирно клевавшего носом у входа в гостиницу, да бесшумно мигавший над его головой магический кубик.
Не стану описывать своего возвращения - это тоже не для отчета. Скажу только, что Нины во дворе уже не было. Дверь в дом была заперта на ключ. Я мысленно пожелал своей хозяйке спокойной ночи и пошел к себе в сарай.
Когда я лег и погасил свет, на меня вдруг нашло необъяснимое чувство. Я впервые почувствовал себя по-настоящему свободным. Мне даже показалось, что это ощущение не покинет меня никогда.
2
Проснулся я поздно, но никаких угрызений совести по этому поводу не испытывал.
Будильник показывал десять, и пусть его точность не внушала особого доверия, проверять по своему непогрешимому "Полету" не хотелось.
За окном вовсю светило солнце, пели птицы, и мир представился мне в эту минуту до удивления простым и понятным. Похоже, пока я спал, кто-то основательно прочистил мне мозги: то, над чем ломал голову минувшей ночью, сейчас, при свете дня, выглядело далеким, надуманным, почти невероятным. Загадочные убийства, сделки, возникающие из тумана фантомы - все это, если и было, вспоминалось скорее как прочитанная накануне книга или сон и никак не вязалось с погожим солнечным утром, с шелестом листьев за отворенным окном, с переполнявшей меня беспричинной радостью.
Вопрос "что такое счастье?" всегда ставил меня в тупик, но сегодня... сегодня я мог бы провести пресс-конференцию на эту тему. Счастье, сказал бы я в короткой вступительной речи, это когда просыпаешься таким вот утром и тебе не надо вскакивать с постели, чтобы бежать сломя голову невесть куда и неизвестно зачем. Счастье, уважаемые дамы и господа, это тишина, это тиканье часов, когда тебе нет до них дела, это солнечные зайчики на стенах и залетевшая с улицы ниточка паутины, а еще ощущение силы, какого ты отродясь не испытывал, ликующая, бьющая через край радость при мысли, что впереди день, отданный в твое полное распоряжение, а за ним целая вереница таких дней, вся жизнь...
Я лежал и думал о будущем. Нужно ли говорить, что оно виделось мне исключительно в розовых тонах. Скоро все закончится. Я переберусь в свою комнату с душем и двухконфорной плитой. Буду жить как нормальный человек, сидеть у окна с видом на... собственно, не так уж важно, куда выходят окна моего будущего жилища - на море, горы или на пальмовую рощу, - важно, чтобы тамошний пейзаж не портили подонки типа Стаса и его подручных. Сейчас само их существование казалось нелепым и противоестественным.
А может, их действительно нет? Может, я и впрямь видел сон - дурной сон, за которым, как водится, наступило пробуждение?
Еще немного, и я бы окончательно в это поверил, но тут взгляд случайно упал на висевшую у двери сумку. Я сам повесил ее на гвоздик и слишком хорошо знал, что в ней, чтобы делать вид, будто меня это не касается. Внутри лежали магнитофон и кассета, и, как ни грустно было расставаться с мечтой о всеобщей гармонии, пришлось срочно опускаться на грешную землю.
Я еще пытался замедлить падение, но это не помогло. Беззаботное настроение улетучивалось как воздух из дырявой велосипедной камеры. В памяти обрывками, а потом со все новыми и новыми подробностями всплыл записанный на пленку разговор, встреча с Витьком, пустынный переулок, накрытый шапкой тумана, и свет фар, бьющий прямо в лицо.
Это были картины другого мира - не того, тихого и уютного, что умещался в габариты изолированной квартиры, а огромного сложного мира, где ни на миг не прекращалась борьба, где еще есть алчность, подлость, жестокость и преступники, увы, пока тоже не перевелись. В этом, реальном, мире розовая краска расходовалась куда экономней, в нем рвались бомбы, умирали дети, выжигали землю продукты ядерного распада, и, хочется нам того или нет, ни одно из его противоречий не обходит нас стороной...
Я перевел взгляд на заросшее виноградом окно, но ощущение покоя больше не возвращалось.
Там, на улице, меня наверняка уже поджидали люди, в существовании которых я имел глупость усомниться. Они, конечно, не сон и не плод воображения, и им наплевать, что я о них думаю. У них свои проблемы: они притаились и стерегут добычу, готовые взять ее любой ценой, пусть даже ценой человеческой жизни.
Не берусь утверждать, но, похоже, меня угораздило попасть сразу между двух огней.
С одной стороны, за мной охотились те (или тот?), кто участвовал в ограблении и кто, по всей видимости, убрал сначала Кузнецова, а за ним и Герася. С другой стороны, каждый мой шаг контролировался тем (или теми?), кто задумал и спланировал ограбление, но не успел его осуществить и теперь подозревает, что я был в сговоре с Сергеем и что деньги находятся у меня. И те и другие одинаково опасны, но самое поразительное, что и тем и другим мог оказаться один и тот же человек, - вот это уж совсем не укладывалось в рассудке. То есть я допускал, что подобный ход давал какие-то особые преимущества преступнику, но в таком случае пришлось бы признать, что мы имеем дело не с человеком, а с выжившим из ума компьютером.
Впрочем, лучше не зарекаться. Не так уж они просты, эти джентльмены из "Страуса". Я и раньше встречался с ними, хотя до сих пор как-то не принимал всерьез. В подъездах и закутках магазинов они выглядят в общем-то безобидно: ну, мелкий спекулянт, ну, сдерет лишку, зато достанет нужную вещь - дело вроде житейское. Но, видно, таково свойство дармового рубля: погоня за ним рано или поздно приводит к насилию.
