— Господин Воронцов. Мы уважаем вашу позицию, но извольте уважать и нашу. Еврейский народ две тысячи лет живет, не имея собственного государства. Мы не имеем клочка земли, чтобы хоронить мертвых и жить живым. Вам русским этого не понять.
Может я где-то и переигрывал. Но в таких случаях уважают именно принципиальность. Даже террористы. Если же с ходу юлить и идти на уступки — сам не заметишь, как тебя начнут использовать.
— У вас есть земля. Вся эта земля — ваша, равно как и моя. Никто не запрещает вам жить на ней, ценз оседлости давно отменен. Никто не запрещает вам даже иметь оружие, чтобы защитить себя и тех, кто не может защитить себя сам. Как только мы уйдем отсюда — начнется война, арабы набросятся на вас, а вы — на арабов. И земля, которую вы так жаждете получить, напитается пролитой кровью, которой и без этого пролилось уже немало. Я не могу понять позицию тех, кто подкладывает бомбы и стреляет в спину, и не собираюсь ее понимать, и тем более — уважать. Finita.
Речь моя, это было видно сразу, произвела на собравшихся впечатление — такое, что Зеев долго думал, что же ему ответить, чтобы не проиграть этот словесный поединок. Проиграть в глазах своих же.
— Тем не менее — мы можем оказаться друг другу полезными…
— Это утверждение или вопрос? Вы можете оказаться полезными тем, что расскажете мне, что здесь происходит. Я могу оказаться вам полезным в том, что попытаюсь предотвратить резню. Если начнется резня — вас вырежут первыми. Потому что на каждого еврея приходится по пятьдесят арабов. Такие условия вас устраивают?
Зеев непроизвольно оглянулся на своих, чего настоящий вожак никогда не должен был делать — тем самым он как бы признавал, что его силы, его правды не хватает и искал поддержки. Эту схватку он проиграл. Начисто.
— Устраивают — выдавил из себя он.
— Тогда я вас внимательно слушаю.
Вечером я вернулся в Тегеран — один, на подвернувшемся вертолете, почти нелегально. Принц остался в Багдаде еще на пару дней. Мне же оставаться было нельзя…
На аэродроме меня встречал Вали, увидев меня, он в изумлении всплеснул руками.
— Вах! Искандер-эфенди, где это вас так?
— Про отель Гарун Аль-Рашид здесь слышали?
— Вах-вах-вах… слышали, конечно, беда, большая беда…
— Точно. Еще бы немного и моя драгоценная супруга стала бы вдовой…
— Кстати, про Марину-ханум… — несмело произнес Вали, когда мы уже ехали по автостраде в город.
— Смелей, Вали, смелей… — подбодрил его я — рассказывай.
— Уже два раза я видел Марину-ханум с вашим соседом…
— Которым?
— Напротив… Он тоже посланник, как и вы, Искандер-эфенди…
Я припомнил
— Граф Арено? Итальянский посланник?
— Да, Икандер-эфенди… Я видел Марину-ханум и его в центре города…
— Что-то было? Где это было…
— Извините, Искандер-эфенди
— Брось, черт побери, извиняться! Где это было?
— В центре города. Я видел их в одном заведении… А потом они уехали куда-то на машине Марины-ханум.
Вот так то… моя драгоценная женушка… Хоть брак с тобой и есть чистой воды фикция — но позорить себя и свое имя я не позволю, готовься… А этот… граф италийский… наследник Казановы… положительно напрашивается на дуэль.
— Ты что-то еще видел?
Вали замялся
— Ничего, Искандер-эфенди… Они просто уехали…
Врет! Ну, ладно, того что есть уже достаточно.
— Никому ни слова об этом — я достал из кармана червонец, протянул его Вали — это премия. За наблюдательность. Если еще что увидишь — говори мне сразу. Особенно если увидишь ее с этим подонком графом. Сразу же!
— Слушаюсь, Искандер-эфенди…
Вечером, как и следовало ожидать, произошел скандал. Марина, конечно же, все отрицала, а я не мог сказать ей всего и не мог привлечь Вали в качестве свидетеля. Однако, сказал я ей прямо, что если увижу ее где-то с кем-то — лучше не знать что будет потом.
Уже вечером я отправил послание господину Путилову, содержащее данные полученные мной в Багдаде, а также общие данные об обстановке в Тегеране и на Восточных территориях в том же Багдаде. К нему я присовокупил список лиц, которые, по мнению Хаганы участвуют в антиправительственном заговоре и готовят мятеж. В конце послания я присовокупил свое мнение о полученной от Хаганы информации. Всего из одного слова.
Бред.
06 июня 2002 года
Царское село
Пылинка неспешно плыла в воздухе, одинокая и гордая. Она парила в небесном эфире уже неведомо сколько и не опускалась на начищенный до блеска паркет. Ей не было дела ни до чего, ни до солнечного света, струящегося через открытые настежь окна, ни до часов, мерно отмечающих бег времени, ни до человека, подпиравшего скрещенными руками подбородок и сидящего в большой задумчивости над книгой, у приставного столика. Книга была закрыта, а человек этот пребывал в столь глубокой грусти, что узнай кто это — стало бы ему страшно за человека этого, и за судьбу Государства Российского.
Человек этот сидел так уже больше часа…
Лейб-камердинер, старый седой немец, который служил в этой должности более сорока лет, старчески шаркая ногами появился в проходе между книжными полками…
— Ваше величество… — тихо сказал он.
Человек у приставного столика очнулся от своего оцепенения
— Генрих…
— Ваше Величество… Генерал Путилов изволят ожидать аудиенции уже второй час…
Человек взглянул на часы, не наручные, а те большие, в прямоугольном ящике из красного дерева, с кукушкой, отсчитывающие часы уже без малого двести лет. Болезненно скривился…
— Пусть войдет…
Почтительно кивнув, лейб-камердинер удалился, прямой как палка, сухой как русло вади[116] в жаркую пору. В присутствии, одетый по всей форме генерал Путилов, с папкой в руках подхватился с дивана, на котором он провел уже непозволительно много времени…
Генрих молча кивнул, прошаркал на свое место — он всегда старался находится не далее, чем в соседней комнате от Государя, которого он помнил еще мальчишкой, радующимся подаренному на день Ангела[117] пони…
Генерал Путилов бесшумно прикрыл за собой дверь библиотеки, пошел мимо полок, разыскивая государя. Его он нашел в том месте, где хранились книги религиозного содержания одна из них как раз лежала перед ним с закладкой…
— Ваше Величество… — тайный советник Путилов поклонился, как это и полагается по придворному этикету.
— Уже имеете что-то доложить, сударь? — осведомился государь.
— Так точно, Ваше Величество. Поступили первые данные по известному вам проекту…
Государь вздохнул, будто новость его не обрадовала
— Докладывайте…
— Так точно. События развиваются быстрее, чем мы предполагали. Странник уже вручил свою верительную грамоту.
— Так быстро?
— Так точно. Более того — зафиксирован интерес известного вам лица к личным данным по князю Воронцову, в том числе по тем эпизодам, с которых не снят гриф секретности. Как и планировалось, мы позволили получить часть данных с грифом, часть достаточную, чтобы делать серьезные выводы, и…
— Вы — верующий человек, тайный советник? — внезапно спросил Государь.
Для Путилова вопрос был неожиданным…
— Ваше Величество, я регулярно посещаю церковь и…
— Я спросил не об этом. Увы, церковь может посещать любой человек, в том числе и тот в чьей душе нет ни капли веры. А в вашей душе есть вера в Господа, Владимир Владимирович, ответьте, будьте любезны…
— Полагаю да… — осторожно ответил Путилов.
Государь пододвинул к себе лежащий на столешнице тяжелый том Псалтыря, раскрыл на месте, отмеченном закладкой, начал читать…
Поутру Давид написал письмо к Иоаву и послал его с Уриею. В письме он написал так: поставьте Урию там, где будет самое сильное сражение, и отступите от него, чтоб он был поражен и умер. Посему, когда Иоав осаждал город, то поставил он Урию на таком месте, о котором знал, что там храбрые люди. И вышли люди из города и сразились с Иоавом, и пало несколько из народа, из слуг Давидовых; был убит также и Урия Хеттеянин. И услышала жена Урии, что умер Урия, муж ее, и плакала по муже своем. Когда кончилось время плача, Давид послал, и взял ее в дом свой, и она сделалась его женою и родила ему сына. И было это дело, которое сделал Давид, зло в очах Господа…
— Ваше величество… — Путилов не знал что сказать.
Государь Александр пожал плечами, что означало высшую степень разочарования в человеке…
— Когда-то давно мой отец сказал мне: Государь в ответе за каждого своего подданного перед совестью и Богом. Долгие годы я несу этот крест. Но кто ответит за мои грехи, скажите, Владимир Владимирович?
Путилов покачал головой
— Ваше Величество, господин Воронцов — офицер Морского генерального штаба. То, что он делает сейчас — это его долг перед Россией. Иногда кто-то должен жертвовать собой, без этого никак. Поэтому…
