в пушки без той негодна»[545].
И все же Виниус скорее всего сильно приукрашивал относительно того, что отлитые пушки «зело добры». В его отчетах были подсчитаны и бракованные пушки в том числе.
Однако именно стараниями «надзирателя» производство не прекращалось – в начале мая он распорядился установить 20 горнов кузнечных, «к прежним в прибавку». Мастеру Семену Леонтьеву поступило новое распоряжение сделать 10 «пушечных образцов, а к тем делам припасы купить из ратуши»[546]. 10 мая, пушечному мастеру Мартьяну Осипову было приказано изготовить 10 пар 4-колесных медных весов («векш медных), которых ранее делал Филипп Шпекла «по образцу алтилерийского подполковника Ягана Гошки».
Государя Петра Алексеевича, естественно, беспокоило состояние дел артиллерии. В письме от 14 мая он писал Виниусу: «Бурмистрам скажи и сие покажи, что если не будут за ихудержкою станки готовы, то не только деньгами, но и головами платить будут. Артиллерию отпускать вели не мешкав (…) Инженерам вели быть при артиллерии… О красной меди скажи бурмистрам так же, как и о станках».
14 мая 1701 г. Шпекла указом Петра стал фактически ведущим пушечным мастером Пушечного двора. Во «Вседневной книге» запись об этом трудно читаема – она вписана очень мелким почерком между заметками от 14 и 15 мая. Но большинство слов можно разобрать: «того ж числа (т. е. 14 мая. – А.Л.) великого государя указ за пометою думного дьяка Андрея Андреевича Виниуса о пушечных мастерах, что… быть иноземцу Филипу Шпекле и во всем с ним спрашиваться»[547].
15 мая Петр приказал Пушечный Новый «большой двор» (что в Красном селе) «ведать и всякое на нем строение, где что пристойно стоит, и приказные полаты вереницею покрыть стольнику Тимофею Кудрявцеву..»[548].
19 мая думный дьяк и «надзиратель над артиллерией» А. А. Виниус проинспектировал вновь Пушечный двор. В большом каменном литейном амбаре он увидел, что приготовленные для литья 4 пушечных образца валяются в амбаре без присмотра[549]. Тут же были взяты объяснительые от пушечных мастеров С. Леонтьева и П. Харитонова, которые показали, что «те де пушечные обрасцы вывел в каменной анбар пушечной мастер Мартьян Осипов и на Пушечной двор сего числа не бывал из дому своего». К старику (которого, вероятно, к тому времени освободили от оков и отправили домой) был послан денщик, который и привел к Виниусу Мартьяна, очевидно, не совсем трезвого. Мастер сказал, что он, вообще-то, отлучен от литья пушек, «а пушечной образец, что был, он пьянством своим не испортил» – а эти модели пушек, которые обнаружил Виниус, велено к литью готовить пушечным мастером иноземцу Филипу Шпеклу, да русским Логину Жихареву, да Семену Леонтьеву всем вместе»[550].
Но пьянством увлекался не только один Осипов. Логин Жихарев, еще один опытный литейщик, также, вероятно, страдал алкоголизмом. Запись от 20 мая «Вседневной книги» свидетельствует: «Пушечному мастеру Логину Жихареву за пьянство и что он на Пушечный двор позд (н) о ходит и пушечное литье за тем останавливаетца, учинено наказание – бит батоги»[551].
23 мая мастер Мартьян Осипов «пришел на Пушечной двор пьян» и, вместо того чтобы заниматься литейным искусством, «лег спать в своей деловой избе». После этого случая мартьяновским ученикам – Мишке Осипову, Мишке Андрееве, Ивашке Петрову и еще 14 человекам – приказано сообщать лично думному дьяку, если Осипов придет пьяным на работу[552].
Из всех русских мастеров трезвостью отличался только С. Леонтьев. Забегая вперед, скажу, что 12 ноября по именному указу государя за «его (Леонтьева. – А. Л.) прилежание и больше всех мастеров в пушечном литье радения и поспешенья, что он не только в своих, но и в посторонних образцах все пушки и мартиры и гаубицы вылил добрым мастерством» велено выделить мастеру «съезжей пушкарской двор двор с палатным и со всем стрением»[553].
26 мая А. А. Виниус вынужден был сообщить Петру I: «Мартьян, своего ради пьянства, от своего дела отлучился и скрылся. Крейдер не может уже 4 недели сердечник вынять, а протчие, хотя как ни бью, пьяни, опричь одного Семена Леонтьева (выделено мной. – А. Л.)». А следующая фраза из того же письма весьма показательна для оценки не только масштабов производства, но и качества отлитых стволов. Виниус докладывал: «а вылито, государь, всех болши 110 пушек, толко в них упаль за неискуством майстеров будет»[554]. Упаль – это скорее всего потери металла в процессе отливки, от чего стволы получались с «раковинами» или недоливом, т. е. бракованными. И если сложим все орудия, отлитые с 28 марта по 25 мая, то получим 110 пушек, а никак не «болши», как о том указывал А. А. Виниус. Почти половина от всех отлитых за 1701 г. орудий оказалась с браком.
Таким образом, за первое полугодие 1701 г. с помощью экстраординарных мер было отлито более сотни орудий, из них крупнокалиберных было не менее трети. Однако все они были с изъянами. В своей статье 1865 г. историк М.Д. Хмыров отметил: «О достоинствах этих орудий можно заключать только из донесения самого Виниуса»[555]. Но мы, в отличие от историков XIX в., имея перед собой достаточно большую источниковую базу, можем утверждать, что качество орудий было сомнительным – во всех новых пушках была «упаль», раковины. Так что о «добром мастерстве» новоотлитых пушек Виниус, как это было отмечено, сильно преувеличивал.
Пушки, отлитые на Пушечном дворе, должны были поступать к концу мая в арсенал Новгорода – ближней к зоне боевых действий крепости. К орудиям нужно было сделать лафеты и колеса, оковать их, подготовить к орудиям ядра и бомбы, порох.
Еще 6 февраля на Пушечный двор был командирован гранатчик Евстрат Иванов, который должен был «трехпудовые бомбы розберать», т. е. отбирать по кружалам разрывные снаряды для 3-пудовых мортир[556].
В это же время источниками отмечен новый тип боеприпасов – железная картечь трех разновидностей – 21 333 комплекта, по рекомендации подполковника Я. Гошки необходимо было сделать для орудий[557]. К апрелю Ратуша приняла от подрядчика из Алексеевской слободы В. Лазарева 64000 «картечей к чюгунным пушкам»[558].
Кузнецы на Пушечном дворе изготовляли «пушечные кружала» для калибровки и отбора снарядов, «по чему прибирать к пушкам ядра от фунта до дву пуда 16 фунтов»[559]. У жителя мещанской слободы М. Мурысаева принято 600 каркасов для мортир (для зажигательных ядер)[560]. В течение года делались также и лафеты для корабельных чугунных орудий «на низких ношках»[561].
К марту, когда начались массовые отливки орудий, производство
