Кирилл не ответил — сердечник дернулся и приник к стенке канавки. Ну что делать? Неделю угробил на эту настройку — и впустую. Кирилл мысленно пытался представить, как бы в этом случае поступил бригадир? Все сначала, все. Выведу по нулям, поставлю чистый экран, и все сначала… Он достал полоску миллиметровой бумаги и закрепил на штативе. А хорошо он выдал Лисе, молодец. Кирилл и за собой часто замечал эту смешную и наивную браваду. Показное равнодушие. А ведь они стали совсем взрослыми людьми. Вот и Лиса женится. Смешно. В общем-то, смешно. Какой из него муж? И он почувствовал легкий запах духов, а на губах привкус сухой шершавой ладони Ларисы… А потом с внезапным грохотом обвала распахнулась дверь, и на пороге появилась бабка Галина Сергеевна… «Сорок минут мерзнете. В квартиру войти не можете? Или поссориться решили?» И Кирилл тогда подумал, почему сорок минут? И еще подумал — как тихо обычно открывается эта дверь. А бабка все стояла. Кот Степан протаскивал восьмеркой между стоптанными ботами свой тяжелый хвост. И урчал, будто запускал стартер. «Ну что ты, бабушка. Да ступай ты, смешная. Что мы — маленькие?» Лариса все не отнимала ладони от губ Кирилла, глупейшее было положение. А главное, бабка смотрит и ни с места. Словно играли в детскую игру «Замри!»… Первым не выдержал кот. Наконец-то ему удалось запустить стартер, и он мягко ушел, вытянув хвост, уводя, как на буксире, Галину Сергеевну…
Лариса, чудачка, не отрывая ладони от губ Кирилла, дотянулась второй рукой до двери и захлопнула ее… «Ты не торопи меня, не торопи», — повторяла все она… А Лиса? Вот тебе и Лиса. На сколько же он старше Кирилла? Тогда под лестницей собрались по случаю его дня рождения. Значит, всего на два месяца… Чепуха…
Юрий Синьков зашел в цех после обеда. Новый темно-синий костюм, крахмальный воротничок, галстук. По приказу он числился до понедельника в загранкомандировке. И вдруг явился. Сборщики здоровались с Синысовым, расспрашивали о поездке. Интересовались, как работают приборы, ведь в Польшу шел экспорт уже много лет. Юрий отвечал обстоятельно. Он знал, что будет интересовать ребят. Иногда заглядывал в записную книжку. Неожиданно Синьков оборвал рассказ и кивнул на двух незнакомых мужчин у стенда цеховых контролеров.
— Новенькие?
— Народный контроль. Говорят, под Грекова копают, — ответил один из механиков. — Кто-то жалобу послал. Две недели уже сидят.
К механикам, обступившим бригадира, подошел Кирилл.
— С приездом, шеф! — Он хлопнул Синькова по плечу. — Ты вроде с курорта. Загорел. Что у них там, лето? — Кирилл был рад возвращению бригадира.
— По экспедициям ездил. — Синьков крепко пожал руку Кирилла. — Что, старик? Скучал небось?
— Ну.
— Я тоже по тебе скучал.
Механики разошлись по местам, они остались вдвоем. Юрий выдвинул из-под верстака тяжелый железный стул. Кирилл достал газету и постелил ее на сиденье.
— Ну вот и дома. — Юрий уселся и зажал ладони в коленях. — Рассказывай по порядку. Вначале о своих делах, потом о наших. Как Лариса? Да! — Он вытащил из кармана бронзовую заколку. — Передай ей.
— Спасибо. — Кирилл подкинул заколку.
— Не за что. Взрослым ты стал, Алехин.
— Заметил? — Кирилл вновь подбросил заколку, резко поймал. — Знаешь, очень уж ты правильный. И в институте и на работе, все у тебя без сучка и задоринки. Иной раз хочется потрогать тебя, не из картона ли ты вырезан? — Кирилл и сам удивлялся, чего это он вдруг? Ведь ждал Синькова, скучал. — Ты извини. Я глупость говорю. — Кирилл усмехнулся и добавил шутливо — Болезнь роста. Дурака валяю.
— Дурака и валяешь, — серьезно ответил Юрий. — Забавно, Алехин. По-твоему, если какой-нибудь тип — склочник, жену лупит, халтурщик и пьяница — значит, он обычный человек? Не картонный? Скворец ты еще, парень, хоть и кажешься взрослым…
— Ладно, шеф, увел я тебя в сторону. — Кирилл воспользовался паузой. — Ты меня отпусти в понедельник. Дело есть важное.
Синьков никогда не расспрашивал, что у него за дела, и Кирилл это знал.
— Ладно. — Синьков взглянул на установленный на верстаке прибор.
— Залипает, — небрежно произнес Кирилл. — Электростатика.
— Электростатика! — Синьков усмехнулся. — Руки у тебя не те.
Юрию не хотелось признаваться, что с этим прибором и у него самого ничего не получалось. Еще в начале года, когда в одном из тридцати приборов вдруг возникло это непонятное явление, он долго мучился с отладкой сердечника, пока начальник цеха не передал прибор Павлу Алехину. И вот опять подобная же чепуха. «Закон свинства» в типичном проявлении. Так и надо дураку. Все пыжился, гордость демонстрировал, вместо того чтобы присмотреться к работе Алехина-старшего. Неужели опять идти к нему на поклон?
— При царе Алексее за курение били палками по пяткам, — сказал Сопреев, разгоняя ладонью папиросный дым и недовольно глядя на Павла Алехина. Но тот, казалось, не слышал его слов.
— Много ты, Миша, знаешь. Как только голова твоя вмещает? — Кирпотин положил не верстак плоский каркас прибора. — Небось больно голове-то, все втиснуть надо?
Сопреев хотел ответить, но передумал. Он уже давно разговаривал с Кирпотиным лишь в особых случаях, когда было необходимо по работе. К тому же он уже минут пятнадцать что-то обеспокоенно искал на своем столе, перекладывал инструмент, поднимал толстую фетровую подстилку, даже заглянул под верстак.
— Хватит дымить! — вдруг выкрикнул Сопреев. — Дышать нечем.
Алехин удивленно поднял глаза от чертежей.
— Место специальное выделили, а он дымит! — Сопреев сбавил тон, точно извиняясь за внезапную свою несдержанность. — И вообще, Паша, много ты куришь в последнее время.
— Что ты ищешь? — Алехин погасил сигарету.
— Я… С чего ты взял? Ничего не ищу… — Сопреев пожал плечами. Конечно, он мог бы что-нибудь придумать, но, видно, не ожидал этого вопроса и растерялся.
Внезапно выражение его лица изменилось. Сопреев указал глазами в глубину цеха. Алехин повернул голову.
По проходу шел Юрий Синьков.
— Кого я вижу! — выкрикнул Сопреев. — Никак, Юра? Наш путешественник.
Синьков подошел, поздоровался. После давней встречи в подвале Алехин-старший и Синьков избегали друг друга. Вот и сейчас Алехин с деловым видом склонился над чертежом.
— А… Юра! — Кирпотин обернулся и сдвинул очки на лоб. — Садись.
— Спасибо, дядя Саша, я постою. — Юра улыбнулся Кирпотину, словно увидел знакомого в чужом городе.
— Садись, садись! — подхватил Сопреев и подтолкнул к нему табурет. — Как там Польша-?
— Польша нормально, — доброжелательно проговорил Синьков. — Привет шлет вашему бригадиру.
— Паша, слышишь? Тебе приветики шлют! — Сопреев согнутым пальцем постучал по чертежу.
Дольше притворяться глухим было нелепо.
— Синьков, что ли? — произнес Алехин, не здороваясь. — От кого это мне приветы?
— От Анджея. Не помню фамилию. Технический руководитель в Краковском тресте.
— Мрощак.
— Да, да. Анджей Мрощак. Хороший человек.
— Ничего вроде мужик. — Алехин уперся кулаком в подбородок и прищурил глаза. — В замке был? В этом…
— Вавеле? Был.
— И на площади рыночной был?
— Был. Ее не минуешь.
— А в Закопанах?
— Возили.
— Ив шкуре, медвежьей фотографировался?
— Нет. Не хотелось.
Странный разговор. Будто отдергивали руку от горячей воды, пробуя, не остыла ли. Хотя мало кто на заводе так «болел» за свою аппаратуру, как Алехин. Он даже вел переписку с заказчиками.
— Ну а с Кириллом все в порядке? Не сотворил что-нибудь? — Зеленые зрачки алехинских глаз сузились.
— Вроде все в порядке, — Синьков усмехнулся.
Алехин кивнул и вновь уткнулся в чертежи сборки.
— Так-так… Рассказал бы еще что-нибудь. — Сопреев выдвинул ящик и внимательно его оглядел.
— А что рассказывать? Вы и без моих рассказов все знаете, Михаил Михалыч, — сказал Синьков. — Энциклопедист!
— Ты гляди! — Сопреев ухмыльнулся. — Правда, читать я люблю. Одно, говорят, мешает — голова у меня маленькая. Все не уместить.
Да, у осла голова побольше, — поддержал Синьков.
Сопреев захохотал, навалившись грудью на верстак.
Потешил ты меня! Был бы царем — озолотил.
Синьков искоса взглянул на Алехина.
— Павел Егорович, я, собственно, к вам с просьбой, — наконец обратился Юрий к бригадиру. — Сердечник барахлит. Как в прошлый раз. А месяц декабрь, сами понимаете…
— А у нас, Юрочка, тоже не январь за окном, — негромко заметил Сопреев, сдувая невидимые пылинки с верстака.
— Я же не вас прошу, Михаил Михайлович! — Синьков едва сдерживал раздражение.
— А Паша и я — одна бригада. Дело общее.
Алехин молчал.
