постные дни с салом жарят.
Пришлось отложить. Заодно взяла лист бумаги, пригласила дьячка и расписала все посты и церковные праздники на грядущий год. Заодно буду в этот импровизированный календарь вписывать и свои дела.
Как и прежде, праздник для крестьян и дворовых прошел без буйства и толкотни. Погода в этот день благоприятствовала — ни ветра, ни снега, а по ощущениям вряд ли ниже минус пяти. Кстати, записала карандашом на «праздничный лист» — надо завести простенький спиртовой термометр. Такие уже изготавливают и продают, только стоят они недешево. Пока же и без него поняла, что можно угощаться во дворе, на всякий случай разложив несколько больших костров. Когда они разгорелись, дальше в них подкладывали мои фирменные брикеты — пусть последние маловеры убедятся, что это топливо без запаха.
Мужички и бабы подходили к столам, брали стаканы и кружки, выпивали, закусывали. Как я и ожидала, с недоверием дегустировали картошку, а потом шли за добавкой: «Скусная овощь, получше репы будет». Присаживались на скамьи, говорили о разных делах. Я ходила по двору, расспрашивала их и замечала, что они гораздо разговорчивей, чем три месяца назад. Одна бабенка, раза четыре удостоившая вниманием малиновую настойку, сказала:
— Эх, барыня, мы вот ворчим на разные ваши при… на разные ваши затеи, а ведь счастья-то своего не понимаем. Вы вот меня позвали недавно прислуживать на большой прием. Помню, я тарелку убирала, а барин, с глазом стеклянным…
— Это майор Бродников, — уточнил мужичок, смущенный болтливостью супруги.
— Так я салфетку с тарелки уронила, этот майор на меня живым глазом зыркнул да и говорит: «Аккуратней, хамово племя!» Я-то только потом поняла, с чего на душу легла обида — отвыкла с вами, барыня, от такого обращения. Вы ведь только за такую вину взыщете, если она по злому своевольству. Эх, легко люди к хорошему-то привыкают.
Муженек прекратил ее слегка хмельной монолог, предложив еще выпить за мое здоровье. Я улыбнулась и отхлебнула вишневой наливки. Оно, конечно, «с холопами пить» барыне невместно, но я за одним столом с крестьянами не сиживала. Вроде как и с ними, а все одно на расстоянии сословия.
* * *
По снежному пути скаталась в уездный город — за необходимыми покупками, в том числе стеклом, металлическими листами и чаем-кофием. Заглянула в почтовую контору, ответ от Авдотьи Петровны еще не пришел. Вспомнила, кстати, что надо дооформить вольную для Селифана с супругой, зашла в присутственное место. Как и предполагала, ждать не пришлось — коллежский регистратор отложил прочие дела и за скромную мзду быстро все внес в официальные книги. Заодно зашел разговор о различных делах.
Я поинтересовалась, не в городе ли сейчас Михаил Федорович, капитан-исправник.
— Ему, сударыня-с, сейчас дел невпроворот. Все ездит и ездит. Дело-то сами слышали какое — о печной вьюшке в имении отставного титулярного советника Абрамова, — ответил мелкий чинуша и загадочно усмехнулся, — должны знать эту историю.
Я кивнула — знаю. Это несчастье в нашем уезде стало для меня своеобразным счастьем — инцидент, после которого происшествие в моих владениях отошло на второй план. Помещик Абрамов, холостяк и мизантроп, решил учредить сахарный завод, купил котлы, прессы, прочее оборудование. И объявил, что на следующий год мужики должны посадить свеклу, от полей до огородов, а озимые этой осенью не сеять. Дворовым предстояло стать персоналом предприятия, и не было понятно, что они и крестьяне будут с этого иметь. После чего помещик угорел во сне. Вот только в доме обнаружились следы крестьянских лаптей, да и показания дворовых были бессвязны и наводили на подозрения. Особливо примечательно, что среди домашних слуг в том поместье лаптей никто не носил.
— Михаил-то Федорыч аж с тела схуднул, все в делах, в делах, — выкладывал словоохотливый писарь мне новости на блюдечке. — Как по осени слег, думали, вовсе не встанет. Бог смилостивился, так поберечь бы себя. Нет, носится словно молодой.
Сердце екнуло. Осенью болел сильно? Так, что в беспамятстве лежал, думали, помрет?
Совпадение? Не знаю.
Я распрощалась с чиновником, ушла, пожелав удачи Михаилу Федоровичу, а также несчастным крестьянам.
Но перед дверью все же остановилась и спросила про тезку — Михаила Федоровича Второго. Оказалось, что известен он местным как действительный губернский чиновник. И вот незадача — тоже поздней осенью болел, вроде как коляска его с моста в воду упала. Простудился сильно, в горячке несколько дней лежал, да выправился. Но за последний месяц в уезде не появлялся. А так-то человек всем знакомый, на слуху. Барышни местные вовсе тают. Холостой, красивый. Особливо глаза хороши, барышням нравятся. И мундир-то он форменный только на службу надевает, в остальное время такой щеголь, такой щеголь! Вот если бы в реку не упал и не заболел, наверняка уже бы помолвился.
Дела… вот и гадай теперь.
* * *
Потекли обычные зимние дни. От гостей после первого приема, что я устроила еще до начала Рождественского поста, отбою не было. Здесь так принято — по первопутку начинается дворянское приволье. Прерывается оно только в декабре, в пост. И возобновляется на Святки. А потом катится колесом до Масленицы.
Слава богу, я еще осенью запланировала поездку в Нижний, так что до конца держаться в этом хороводе приемов и визитов в гости к другим помещикам не собираюсь. Дождусь, когда Ариша родит, устрою ее с малышом как следует до весны в доме да и поеду. Как раз к февральской ярмарке поспею. Планов громадье, купить нужно много. А что денег на все желания не хватит — так и продать уже есть чего.
Глава 43
— Свечи проложили соломой? — Я слегка нервничала перед дальней дорогой и в который раз перепроверяла короба, приготовленные для ярмарки.
— Сделали, сударыня, — понятливо кивнул Алексейка. — И лампы в ветошь завернули. А обертку для мыла вы в городе хотели заказать. Бутыли со светильным спиртом соломой оплели и по ящикам упаковали, тоже все в порядке.
— Зефир? Купаж? — в который раз переспросила я, самой противно стало.
Просто вчера Ариша наконец разродилась. Ее супруг, как и в прежние годы, едва установился зимник, отбыл на отхожий промысел — рубить лес для казны. В этот сезон все его доходы останутся при нем, свое обещание я помнила. Хотя свекровь была симпатична, я все же перевела роженицу в усадьбу, когда стало ясно, что вот-вот. Павловна ворчала совсем умеренно.
