Илан погибли. Представляю их семьи там, на посадочной площадке, в ожидании шаттла, который уже никогда не прилетит. Часы обратного отсчета доходят до нуля, а затем цифры лишь навязчиво вспыхивают, уже без звука и без признаков прибытия шаттла.
Семьи. Мне срочно нужно быть рядом с ними!
Я знаю, что как только их можно будет увести с посадочной площадки в самолет, они вернутся в Хьюстон. Мне нужно туда добраться. Главные новостные каналы теперь показывают с разных точек зрения то, что когда-то было «Колумбией» в голубом небе. Упоминаются проблемы с гидравликой. «Нет сомнений, что у нас был ужасный день», – говорит репортер на посадочной площадке, пока снова и снова крутят видеозапись. На экранах телевизоров шаттл разрушается на глазах у всего мира.
Прохожу мимом душа, напяливаю на себя какую-то одежду и в последний раз смотрю телевизор. «Срочные новости: NASA ОБЪЯВИЛО ЧРЕЗВЫЧАЙНУЮ СИТУАЦИЮ». Слышу голос сотрудника NASA по связям с общественностью Кайла Херринга – он все еще говорит с ведущим новостей, на этот раз отвечая на вопросы об экипаже и возможности его выживания.
«Если в этот момент что-то пойдет не так, как экипаж может покинуть корабль, если понадобится?», – спрашивает диктор CNN Майлз О’Брайен.
«Ну, Майлз, боюсь, на этой высоте реально никак», – голос Кайла звучит тихо и сухо.
Я вздрагиваю, зная, что в точке, где, по-видимому, произошло разрушение летательного аппарата[254], шаттл проходил высоту 200 тысяч футов (61 километр) на скорости около 12 тысяч миль в час (порядка 20 тысяч километров в час).
Кайл продолжает. «Меры по спасению, которые применяются на шаттле во время или после возникновения проблем с двигателем при запуске или при возвращении в атмосферу, представляют собой процедуры, которые имеют место или будут эффективны на высоте примерно от 20 тысяч до 30 тысяч футов (6–9 километров) или около того… То есть намного, намного ниже той, которую видно здесь».
Люк и Дженна дома, со мной, так как это субботнее утро, но Гейл уже на работе. Я звоню ей в больницу и говорю, что случилось и что мне нужно побыстрее попасть в космический центр. Теперь все, о чем я могу думать – это ответственность за то, чтобы быть рядом с семьями, когда они вернутся в Хьюстон. Я не был на месте приземления, раздавленный личными проблемами, и теперь испытываю необычайные угрызения совести из-за того, что не находился рядом с семьями экипажа «Колумбии».
Гейл бросается домой, я встречаю ее у обочины. Она быстро обнимает меня и начинает рыдать: «У них были дети…» Нынешняя ситуация – кошмар семьи каждого астронавта. Кажется, проблемы нашего брака отступают перед лицом этой трагедии. Гейл и я все еще одна команда, пусть лишь на время.
Когда я веду машину в NASA, представляю себе Эвелин, любимую жену Рика, и его детей, 12-летнюю Лору и 7-летнего Мэтью. Наверное, они сидели с семьями других астронавтов и тремя сопровождающими из семейного эскорта, на смотровой площадке сбоку от взлетно-посадочной полосы, среди другой публики, VIP-персон, руководства NASA и репортеров. Никто не ожидал никаких проблем. 16-суточная миссия прошла блестяще. Я представил близких, улыбающихся и готовых прыгнуть в объятия возвратившихся астронавтов. Дети, уставшие от ожидания, играют и резвятся.
Кстати, я знаю, что Роммель, мой командир в STS-100, а ныне начальник Управления астронавтов, тоже на посадочной площадке. Этим утром он летал на учебно-тренировочном аналоге шаттла – реактивном самолете NASA, с аналогичными – как у шаттла – приборами управления, выполняя практические упражнения для оценки видимости, ветра и турбулентности при заходе шаттла на посадку. Но вся собранная им информация уже никому не понадобится.
Направляю машину на юг к Эллингтон-Филд, где скоро совершат посадку самолеты с семьями астронавтов. Собираюсь сделать то, что, как я надеялся, мне никогда не придется делать, но астронавты сами позаботились об этом. Я был назначен специальным помощником для Рика. В американских ВМС такого человека, обязанного помогать ближайшим родственникам погибшего, называют CACO[255] (Casualty Assistant Calls Officer). Вместе со Стивом Линдси, очень близким другом Рика и Эвелин (и моим товарищем по экипажу в STS-95), мы будем готовы в течение следующих нескольких месяцев делать все, в чем будут нуждаться Эвелин и дети Рика. Я буду рядом с ними и стану относиться к его семье так, как мне бы хотелось, чтобы относились к моей собственной, если бы что-то подобное случилось со мной. Где-то на краю сознания рефреном звучат слова песни Джеймса Тейлора, которую Рик пел почти два года назад. Знаю, что песня навсегда будет связана с этим днем, с этим моментом.
Пока веду машину, задумываюсь о том, что могло случиться с «Колумбией». Может быть, что-то связанное с ударом куска пенопласта при старте? Или с какой-то другой механической аварией? Неужели человеческая ошибка? Сомневаюсь: Рик очень ответственен, а его экипаж хорошо подготовлен. Или что еще? Я знаю, что будет начато полномасштабное расследование, и решаю участвовать в нем, насколько это возможно.
Кроме того, на мгновенье задаюсь вопросом о будущем космической программы и о том, будет ли возможен запуск шаттла когда-либо впредь? В какой-то момент резко прозреваю: моя предстоящая миссия была запланирована на «Колумбии»! Все могло случиться иначе, и тогда бы Рик ехал навстречу Гейл, Люку и Дженне после моей кончины.
Помимо всего прочего, чувствую ужасную вину за то, что, когда разворачивалась катастрофа, меня не было рядом с семьями экипажа. Присутствовали трое других астронавтов из семейного эскорта. Считалось, что этого достаточно, но я очень сожалею, что отсутствовал. Ужасное чувство. Но теперь у меня есть шанс сделать для Эвелин, Рика и остальных членов экипажа и их семей то, что я должен сделать.
Почти весь корпус космонавтов находится в Эллингтон-Филд, некоторые готовы сесть в самолеты и проследовать по трассе полета «Колумбии» над Техасом, чтобы начать поиски того, что осталось. Когда иду по коридору в ангаре, вижу огромные карты, подготовленные для нанесения траекторий движения обломков. Лица коллег мрачные, но решительные.
Вскоре прибывают два «Гольфстрима» с семьями. Обычно, когда экипаж возвращается домой с орбиты, в Эллингтон-Филд проходит радостный большой праздник с флагами и речами. В этот раз все по-другому. Самолеты подруливают к главному ангару, где автомашины выстроены в очередь и готовы к развороту. Эвелин и дети спускаются по ступенькам, и я обнимаю их. Что нужно сказать тому, чья жизнь изменилась навсегда? И при публике? Я чувствую, что не могу адекватно даже просто обратиться к ним.
Эвелин и ее семье требуется
