Конечно же, Эльза тоже наверняка хотела, если только возможно, всегда быть рядом с Эваном и ни о чем не тревожиться.
И все же она вновь предстала прежней бесстрастной Эльзой.
- Итак, чем могут помочь мои знания и опыт? – спросил Лоуренс.
- Я совсем недавно спросила старейшину Сему; он сказал, что если нам вернут все зерно, деревня будет должна семьдесят монет Лима.
Лима была золотой монетой. Одна Лима стоила примерно двадцать серебряных монет Тренни, так что семьдесят монет Лима означали около тысячи четырехсот Тренни.
Именно столько, скорее всего, селяне истратили на починку своих орудий труда, закупку пищи на зиму, а также просто на еду, питье и разные товары. Если исходить из того, что в Терео было не больше сотни домов, каждый дом истратил четырнадцать серебряных монет. Деревня Терео не владела какими-то особо значительными посевными землями, потому такая сумма выглядела непомерно большой.
- Даже если вы заберете все мои вещи, выручите вы за них очень немного, - произнес Лоуренс. – Если покупателем будет Энберл, то даже пшеница из моей повозки пойдет, несомненно, по самой низкой цене, какая только возможна. Вам повезет, если выручите две сотни монет.
- Деньги – не единственное, чего не хватает. Селяне, разумеется, не могут питаться остатками зерна этого года, что хранятся в нашем амбаре, а значит, еще деньги будут нужны на покупку пищи...
- А мы можем попробовать скормить немного зерна собакам и посмотреть, ядовито оно или нет?
Это предложил Эван. Да, в худшем случае у селян не останется выхода, кроме как идти этим путем.
Вопрос, однако, был в том, сможет ли деревня прожить на хлебе, который может оказаться ядовитым, целый год, до следующего урожая.
Едва ли.
- Капасское вино глазом не различишь. И даже если ты возьмешь из мешка горсть нормального зерна, это не значит, что глубже зерно тоже нормальное.
Даже если Хоро была способна отличить нормальное зерно от ядовитого, не было никакой возможности убедить в этом селян.
Даже если взять наудачу часть муки и выпечь хлеб – никто не мог быть уверен, есть ли яд в каждом следующем куске этого хлеба.
- Не надо большого ума, чтобы понять, что это все затеяно Энберлом. Но даже зная, что это их рук дело, мы не можем это доказать. И как такое возможно? Первому солгавшему доверяют больше всех. Как это странно.
Прижав ладонь ко лбу, Эльза без пауз произнесла эту длинную фразу.
В торговле такое встречалось часто.
Лоуренс был свидетелем ужасающих ссор, победителем из которых выходили те, кто их и затевал.
Ходила такая поговорка: боги сказали людям, чтО есть истина, но не сказали, как доказывать истину.
Несомненно, Эльзу сейчас со страшной силой охватили чувства беспомощности и уныния.
- Но если мы будем просто сидеть и вздыхать, это ничего не изменит, - заметил Лоуренс.
Эльза кивнула, по-прежнему прижимая ладонь ко лбу.
Затем, подняв голову, она сказала:
- Ты прав. Если я буду сидеть и хныкать, отец... Отец Фрэнсис... будет меня ругать.
- Эльза!
Спина Эльзы словно разом обессилела, и она едва не свалилась на пол, но, к счастью, Эван успел вовремя ее подхватить.
Эльза казалась полностью опустошенной; глаза, хоть и приоткрытые, смотрели в никуда. Она по-прежнему не отнимала руки ото лба; похоже, у нее была анемия.
- Схожу за госпожой Иимой, - предложил Лоуренс.
Эван ответил кивком и, отпихнув стул в сторону, опустил Эльзу на пол.
Да, ведь когда Лоуренс и Хоро надавили на Эльзу, она тоже лишилась чувств.
Глава церкви, богослужения которой никто не посещал.
Такая глава мало чем отличалась от бога, которому никто не поклоняется.
Без подаяний прихожан, без жертвенных подношений, в обществе одного лишь юного мукомола.
Лоуренс представил себе, как эти двое делят свой скудный кусок хлеба, и у него заныло в груди.
Как только Лоуренс добрался до главного входа в зал богослужений, Иима, успевшая принести стул и устроившаяся прямо в дверях, поднялась ему навстречу.
- Госпожа Эльза упала в обморок, - пояснил Лоуренс в ответ на ее вопрошающий взгляд.
- Опять? Снова анемия, да? Это дитя слишком многое на себя взваливает.
Отпихнув Лоуренса в сторону, Иима кинулась бежать по коридору. Вскоре она вернулась, неся Эльзу на руках, и направилась к общей комнате.
За ней шел Эван с подсвечником; его лицо было мрачным.
- Господин Лоуренс.
- Хмм?
- Что... что с нами будет?
Эван пустым взглядом смотрел в сторону общей комнаты. Сейчас он был совершенно не похож на того человека, которого Лоуренс видел несколько минут назад.
Видимо, обморок Эльзы его встревожил и напугал, подумал Лоуренс.
Впрочем, нет.
Эльза, конечно, со стороны казалась очень упрямой, но, как только Лоуренс вышел, она наверняка сразу же попросила Эвана о помощи.
И Эван, которого просили о помощи, разумеется, не мог показать Эльзе свою слабость.
Однако это не означало, что Эван не был встревожен.
- Эльза все время повторяет, что это не так, но ведь все в деревне подозревают тебя и меня, да, господин Лоуренс?
Эван упорно не смотрел на Лоуренса.
Лоуренс, тоже не зная, на чем остановить взгляд, ответил коротко:
- Да.
Эван резко вдохнул.
- Я так и думал...
На лице Эвана отразилось даже некоторое облегчение.
Лоуренс вдруг понял, что на самом деле это выражение смирения. И тут же Эван, подняв голову, произнес:
- Но... то, что ты сказал только что – это правда?
- Что я сказал?
- Я не хотел... ну, подслушивать... ээ... ты говорил, что можно сбежать...
- А, ты об этом. Да, так и есть, это возможно.
Метнув быстрый взгляд в сторону общей комнаты, Эван подошел вплотную к Лоуренсу и спросил:
- И с Эльзой тоже?
- Да.
Судя по лицу Эвана, он привык, что его самого все время в чем-то подозревают, а вот подозревать других не привык.
Однако его желание верить никак не могло укорениться под слоем сомнений, можно ли полагаться на слова Лоуренса.
- Если я и моя спутница сбежим, жители, вне всяких сомнений, осудят тебя и Эльзу. Поэтому, хоть меня никто и не просит, я хочу взять вас обоих с собой, - заявил Лоуренс.
- Как это никто не просит? Я совсем не хочу умирать в этой деревне, и я не хочу позволить умереть Эльзе. Если вы можете нам помочь, конечно, я хочу бежать с вами. И Эльза наверняка...
Эван опустил голову и вытер рукой глаза.
- ...Наверняка она тоже хочет уйти из этой паршивой деревни. Здешние всегда твердят, что Отец Фрэнсис их благодетель, только ни капли благодарности от них никогда не дождешься. Ни разу они не пришли на его проповеди, и, хотя этому старому богу деревни они приносили щедрые пожертвования, для церкви им и куска хлеба было жалко. Если бы не старейшина Сему и госпожа Иима, мы бы давно умерли с голоду.
