— Предположим, что дадди уйдет на небо, поедешь ты жить ко мне? — спросила Клементина.
Шейла серьезно ответила, что она пойдет лучше к ней, чем останется с На. Эта На — новая. Старая На осталась в Шанхае. Ее муж не позволил ей ехать в Англию. Только Клементина должна, как дадди, приласкать ее перед сном. На никогда ее не приласкает. Она наверное не умеет. Дадди, повторила она, как попугай, говорит, что хуже всего иметь няньку, которая не имела своих детей. Она всегда неопытна. Клементина согласилась и, обняв ее, спросила:
— А ты не боишься, Шейла, что я не сумею тебя приласкать?
— О, вы… вы так ласковы, — прошептала Шейла.
Кто была ее мать? Клементина не имела никакого понятия. Хаммерслэй никогда не сообщал ей о своей женитьбе. Последний раз она видела его шесть лет тому назад. Ребенок был, приблизительно, лет пяти с половиной. Хаммерслэй, по-видимому, женился как раз перед отъездом из Англии. Он никому не сказал об этом ни слова. Но Вилль Хаммерслэй поступал так всю свою жизнь. Он принадлежал к тем людям, которые только дают, но сами ничего не требуют; он был поверенным всех, кто только его знал, а тайну радостей и печалей своей жизни скрывал за своими смеющимися глазами.
Одна из его тайн — изящная тайна, лежавшая на ее руках — появилась на свет, облеклась в плоть и кровь, и она с Квистусом отвечала за нее. Судьба свела здесь их жизни. Благодаря лежащему там холодному, застывшему человеку, комизм положения оказывался слишком трагичным, чтобы улыбаться. Она решила обратиться к Пойнтеру. Он поможет ей своим разумным советом и своим знанием людей, как помогал в хлопотах о погребении. Но Квистус! Он был такой же ребенок. Боясь, что Шейла чересчур расположится в его пользу, она все же описала ей в лучших красках нового дядю.
— Он ваш муж? — спросила Шейла.
— Боже избави, нет! — оскорбилась Клементина нелепым предположениям. — Почему это пришло тебе в голову, дитя?
Оказалось, что ее маленькая приятельница в Шанхае Дора Смит имела дядю и тетку, которые были мужем и женой. Она решила, что все дяди и тети между собой женаты.
— Как вы думаете, понравится ему мое платье? — спросила Шейла.
Клементина в первый раз за весь день расхохоталась над этим проявлением женского тщеславия.
— Как ты думаешь, а мое ему понравится?
Шейла критически посмотрела на грязноватую, скверно сшитую блузу и старую синюю юбку и покраснела. Она минуту помолчала.
— Он наверное скажет, что ему нравится, — уклончиво ответила она.
Клементина заметила лукавую искорку в глазах Пойнтера.
— Восточная дипломатия, — заметила она.
Он покачал головой.
— Вы ошибаетесь. Смотрите глубже.
Клементина спутала длинные волосы ребенка.
— Боюсь, что мне придется еще многому поучиться.
— В самой восхитительной школе на свете, — добавил Пойнтер.
Квистус вышел в четыре часа бледный и разбитый из своей комнаты и нашел Клементину в душной и темной библиотеке. Полчаса тому назад она уложила ребенка спать, приставила к ней плюшевую кошку и китайскую няньку, и села писать Томми письмо. По вине ли скверных перьев отеля или по своей художественной привычке, но лиловая полоса чернил уже тянулась по ее щеке. Она написала Томми:
«Я думаю, что вы хотите знать, что случилось. Я нашла своего бедного друга уже мертвым. По всей вероятности, Елисейские поля не кажутся ему такими прекрасными, как английские луга, по которым тосковала его душа. К моему удивлению, он оставил на попечение мое и вашего дяди — ребенка. Ваш дядя болен и сам нуждается в заботах. Совершенно себе не представляю, что будет со всеми вами, беспомощными цыплятами, пока я буду писать чьи-нибудь брюки… Когда-то я была художником, теперь я — наседка. Ваша Клементина». Она написала в том же духе Этте и, когда вышел Квистус, — надписывала конверты. Она повернулась.
— Лучше?
— Благодарю вас. Мне ужасно стыдно, что я до сих пор спал.
— Великолепно, что вы спали, — возразила она. — Иначе вы бы слегли; вы были недалеки от этого.
— Могу я вам теперь помочь в печальных хлопотах, необходимых при данных обстоятельствах?
— Уже все сделано, — заявила Клементина. — Садитесь.
Квистус немедленно повиновался. У него был очень утомленный вид, как будто он только что встал после долгой болезни.
Он провел рукой по глазам:
— Насколько я помню, там был запечатанный конверт и ребенок. Мне кажется, теперь можно познакомиться с содержанием пакета?
— Вы в состоянии его прочесть? — спросила она, тоном смягчая резкость вопроса.
— Я хочу сделать это как можно скорее, — ответил он, улыбаясь.
Клементина вскрыла конверт и прочла вслух оба документа — и завещание, и письмо. Они в точности соответствовали тому, что сказал Пойнтер. Хаммерслэй поручал им свою девочку, как своим самым старым, самым любимым и верным друзьям. Он просил их быть ее родителями и защитниками, так как она была круглая сирота. Он оставлял ей небольшую, но солидную сумму, которая должна быть выдана ей при выходе замуж или по достижении двадцати пяти лет. Никакого упоминания о своей умершей жене, — ее личность оставалась тайной. Квистус тоже ничего не слыхал о его женитьбе, и не мог себе представить ни одной женщины, на которой он мог шесть лет тому назад жениться. Но шесть лет тому назад… Квистус закрыл лицо руками и вздрогнул. Неужели этот человек изменил даже жене обманутого друга?
Вдруг он вскочил с громким криком и отчаянной жестикуляцией.
— Я свободен! Я свободен! Я тонул в сыпучих песках! Я потерял чувство жизни. Я был в стране теней, где все движется, но все не реально. Человеческий мозг не может их воспринять. Они сделали меня безумным, безумным!!! — кричал он, стуча кулаками по голове. — А я теперь снова здоров, знаете ли вы, что можно быть до такой степени здоровым, что ваша душа страдает от этого здоровья? О, Боже!!…
Весь дрожа, он прошелся по комнате. Клементина с удивлением смотрела на него. Это был какой-то новый, незнакомый Квистус, человек, прошедший через страдание.
— Расскажите, что у вас на душе, — спокойно сказала она. — Это вас облегчит.
— Нет, — остановился он перед ней. — Никогда, даже в свой смертный час… Есть вещи, которые нужно хранить только про себя. Я жалею, что приехал сюда.
— Вы приехали сюда из жалости и до сих пор вы не раскаивались в этом.
— Я приехал сюда с ненавистью в сердце, я это говорил вам. Я приехал сюда из дьявольского побуждения. Только у его двери я ослабел и послал ему свою любовь. И, затем, я вошел и увидел его мертвым.
— И вы простили его, — напомнила Клементина.