Над столом сомкнулись три позолоченных кубка, наполненных благословенным вином Алазанской долины. Мостовой сказал:
— У меня алаверды.
— Слушаем, брат, — поощрительно улыбнулся Трихополов, гадая про себя, почему до сих пор не явилась бедовая цыганка. Неужто затеяла прямой бунт?
— Я в Москве человек новый, все знают. Откуда приехал, про это молчок. Однако тамошняя публика про тебя наслышана, Илья Борисыч. Без булды скажу, уважают. Воздают по заслугам, а это народец тертый, суровый. И про тебя, Григорий Наумович, добрая слава идет аж до самых до окраин. Своего не упустишь, верно, но за копейку не удушишься. В бизнесе прохиндеев хватает, иногда не отличишь порядочного человека от сявки, но вы обои наособинку. Кто на вас хвост подымет, тому первый уши оторву. Вот вам моя порука. Короче. За честь принимаю, что сижу с такими людями за одним столом. За вас, господа! За нашу общую счастливую долю.
Не успели закусить, как подоспела Галина Андреевна. Появление было триумфальным и блистательным. На ней был таборный наряд, в котором она выходила на сцену в роли Кармен в одноименном цыганском мюзикле: множество шелковых сверкающих всеми цветами радуги юбок, монисты, бусы, ожерелья и прочая дребедень, на голове золотая корона, а вместо лица — два смоляных костра глаз и огромная алая рана рта. В руках гитара с подсветкой, в ушах серьги из литого золота.
— Добрый вечер, господа! А вот и я. Какую музыку угодно заказать?
Опешившие гости сдвинулись теснее, душка Мостовой зацокал языком, в восхищении изрек:
— Мать твою за ногу! Галка Жемчужная собственной персоной. Я-то думал, сплетню пустили.
— Ты ее знаешь, Мостовой? — спросил Микки.
— Как не знать? Наведывалась с театром в зону. Ух, дали шороху. Помнишь, Галя?
— Фильтруй базар, барин, — просипела артистка. — Отродясь в зоне не бывала.
— Как не бывала, — возразил Мостовой. — А шефский концерт на Рождество? Гадала же мне. Или забыла? — обернулся к Трихополову: — Веришь ли, Борисыч, штуку стянула из кармана, глазом не моргнул. Чистый гипноз. Умеют, стервы!
— И что нагадала? — поинтересовался хозяин.
— Ничего особенного, — смутился Мостовой. — Пустяки всякие.
Галина Андреевна, отодвинув стул подальше, уселась на него, как на мужика, широко разведя ноги, воткнула гитару в пол. Просверлила Мостового черными лучами.
— Начал, так договаривай, пес. Обещала, что будешь мертвечину жрать, вот и жрешь который год. Скоро вовсе подавишься.
Мостовой захлопал глазами, но к нему на помощь неожиданно пришел банкир Григорий.
— Меня вы тоже, разумеется, помните, дражайшая Галина Андреевна?
— Помню, Гриша, помню… Ты уже давно труп.
Банкир меленько захихикал.
— Понимаю. Аллегория. Тонко подмечено. Иногда я думаю, назвать нас всех трупами будет даже чересчур сильно. В смысле отношения к вечности мы вообще никто. Абсолютная пустота. Как в книжке у Пелевина.
Мостовой опамятовался от нанесенного оскорбления, обратился к хозяину.
— Борисыч, я ведь не за тем приехал, чтобы дразнили. Унял бы маленько свою бабенку.
— Не бери в голову, дружище. Галина Андреевна изволит дурака валять. Что касается мертвечины, полагаю, она твой бизнес имеет в виду. Тут обижаться нечего. Он действительно того… пованивает чуток. Ну и какая беда? Деньги есть деньги, хоть их из говна гони. Они же не пахнут.
Из-под стола погрозил кулаком цыганке, ссориться прилюдно ему не хотелось. К тому же, когда Галка была не в духе и свирепствовала, она особенно его возбуждала. Сделал знак показавшемуся в дверях гостиной повару Ираклию, чтобы подавали горячее. Потянулся за шампанеей. Разлил по бокалам.
— Не журитесь, други мои. Выпьем за прекрасных дам. Придвигайся, Галя. Не строй из себя весталку. Всему свое время.
— Вот именно, — подтвердил Мостовой, внезапно побагровев. — Выходит, Борисыч, что же получается? У вас у всех бизнес благородный, а мой воняет? Так надо понимать твои слова?
Вмешался Григорий, как всегда галантный:
— Перестань, Мостовой! Шуток, что ли, не понимаешь? Галина Андреевна, вы, значит, на театре больше не играете? Ах какая невосполнимая потеря для искусства!
— Шутка? — переспросил Мостовой, набычась и окончательно забыв, где находится. — Да за такие шутки можно пасть порвать… Нет, пусть Борисыч объяснит реально. Как он разделяет? Кто первый сорт, а кто — в дерьме? Ведь я, кажется, никому пузо не резал. И родную дочь на иглу не сажал.
От ужасного намека Трихополов побледнел. Вспыхнули грешные очи. Пробормотав: «Посади свинью за стол…» — он хлопнул в ладоши. Будто из-под земли в гостиной возникли двое янычар супостатного вида, по взгляду хозяина сориентировались, подхватили на руки кресло с Мостовым и чуть ли не бегом понесли к дверям.
Вдогонку Трихополов крикнул:
— Не до смерти, ребятки! По третьей категории.
Уже из-за двери донесся вой ошеломленного Мостового: «Попомни, Микки! Ужо тебе!» — прервавшийся странным хлопком, будто лопнула шина.
Оставшиеся за столом все трое прятали глаза. Досадный, неловкий инцидент. Первым нашелся банкир Григорий.
— Хам, — сказал взволнованно. — Совковая начинка так и прет. Извини, Илья, что сосватал, но, помнишь, я предупреждал.
— Все в порядке, Гришаня. Кстати, он мне понравился. Без двойного дна человек. Открытый. Культурки действительно маловато, но дело поправимое. Надо помнить, где он был и кем стал. Поездит по Европам, отшлифуется. Я сам виноват — зачем зверька дразнить попусту? И ты тоже хороша, голубушка!
— Уф! Жарко здесь невмоготу… — как ни в чем не бывало, Галина Андреевна обмахнулась веером, невесть откуда мелькнувшим в длинных пальцах, затем осушила бокал шампанского двумя глотками.
Банкир Григорий очарованно, жадно следил, как пробулькала пузыристая жидкость, словно ручеек в бездну. Восхищенно произнес:
— Великая потеря для всех нас, благодарных поклонников.
— Сколько с ним телохранителей? — спросил Трихополов.
— Штук шесть, — ответил банкир.
Илья Борисович по «мобильнику» связался с кем-то, распорядился:
— Оглы-джан, ты?.. Черный джип засек?.. Забери оттуда всех — и в подвал. Только интеллигентно, без кровопролития… Как сделаешь, доложи… Что значит «не получится»?.. Ну, если будут кочевряжиться, травани «черемухой» или еще как. Но без пальбы… Как считаешь, батыр, имею я право хоть один вечерок спокойно отдохнуть? Все, действуй… — повернулся к Григорию. — Скажу больше, коллега. Будущее России зависит от того, сумеем ли привлечь на свою сторону таких, как Мостовой. Впереди много грязной работы, кто-то должен ее делать. А мы с тобой за десять лет жирку поднакопили, размякли, облагородились. Привыкли почивать на лаврах. Лишний раз боимся ручки замарать. А ты погляди, какие рыла полезли в бизнес… Откуда только взялись?..
— Известно откуда, — буркнул Григорий. — Мы же их и вызвали, аки духов тьмы. Батюшку свалили с трона и решили, что со злом покончено. Ан нет. Гони его в дверь, оно лезет в окно. Не на наши ли кровные нынешний владыка в Кремль въехал?
Трихополов скривился, как от зубной боли. Скользкую тему в их кругах мусолили который месяц подряд, но так и не пришли к единому мнению. Вопрос о том, на чьей стороне вчерашний полковник ФСБ, висел в воздухе, словно стопудовая гиря, закрепленная на тонких тросиках. С кем вы, господин президент? С оголтелой россиянской чернью, обреченной на вымирание, или с прогрессивной элитой, семимильными шагами продвигающейся к цивилизованному Западу? По разумению Трихополова, заполошный полковник, успевший наломать столько дров, и сам того толком не знал. Скорее всего он просто укреплял тылы, сколачивал собственный эшелон обороны, в том числе из преданных ему лично олигархов. Другое дело, что попутно совершал ошибки, которые потом трудно будет исправить. Наезжал на всех без разбору, кто оказывался у него на дороге. И разумеется, давал чересчур щедрые авансы быдлу, чтобы расположить к себе так называемое общественное мнение. Тут тоже хорошо бы знать меру. Но главная беда, конечно, в том, что в жилах свежекоронованной особы текла порченая, плебейская кровь. Как и у его предшественника.
— Давай, Гриша, не углубляться. Въехал и въехал. Начнет сильно зарываться, укоротим. Сейчас не девяносто третий год.
В этот момент двое смазливых поварят в высоких куполообразных белых шляпах подали печеного гуся. Гусь, обложенный зеленью и жареной картошкой, покоился на большом железном противне и издавал утонченные ароматы, от которых голодный человек мог и прослезиться. Сопровождал гуся тучный благообразный повар Ираклий. Под его руководством поварята опустили блюдо на стол и начали артистично разделывать птицу, вывалив из распоротого жирного брюха густую массу яблок, слив и винограда. Галина Андреевна отложила гитару и придвинулась к столу Трихополов разлил по рюмке анисовой из хрустального графина. Вкусно поесть он любил. Еда не обманет, это не женщина.
