После нервного напряжения девушка почувствовала слабость в коленях и прислонилась к высокой груде коробок с чаем, запах действовал на нее успокаивающе. Только сейчас, чувствуя себя относительно спокойно и безопасно, чудовищность того, что она сделала, задела ее за живое.
Она рисковала вызвать недовольство отца, когда появилась незваная в доме наместника, но в том случае она могла оправдать свое поведение. Мотивы сегодняшней шальной выходки были едва ли убедительными.
О, она оказывала услугу, за которую ее отец в конечном счете будет благодарен, но он поймет, как и она поняла, что она могла бы очень просто отказаться от участия в этом налете.
Безусловно, если бы ее участие было открыто, что чуть не случилось несколько мгновений назад, она бы навлекла на голову отца настоящий позор, запятнав древнее и уважаемое имя. Независимо от классовой принадлежности, основой китайского общества является уважение родителей. Дети подчиняются своему отцу, а тому, кто обладает ее интеллектом, нет необходимости говорить, что он должен делать, а что не должен. Она разрешила своему стремлению к приключениям увести ее далеко от границ пристойности.
Однако Лайцзе-лу признала, что никогда не попадала в такую волнительную и непредсказуемую ситуацию. Ее вина смешалась с чувством удовлетворения, и она нервно захихикала.
Звук застыл у нее в горле, когда члены Общества Быков, одетые в черное, появились из темноты, медленно передвигаясь, сохраняя равновесие, мужчины несли по большой прямоугольной коробке на каждом плече. Их огромная физическая сила поразила ее. Коробки напоминали упаковку для чая, и она догадалась, что вес каждой равнялся ста фунтам в соответствий с английской и американской системами измерения веса. Итак, каждый мужчина нес груз весом в двести фунтов, но все они шли прямо и легко.
Один за другим они подходили к окну, передавая коробки невидимым собратьям, и никто из них не ушел, пока все коробки не были вынесены.
Кай коснулся руки Лайцзе-лу, и она пошла с ним к окну. Он передал ее в руки стоявшему внизу человеку. Она вздохнула ароматы, свойственные Вампу, смесь морского воздуха и гниющих овощей, запах, смягченный едва уловимым ароматом чая.
Ло Фан последним покинул факторию Брюса и тщательно закрыл за собой окно. Подняв коробку, он пошел в начало колонны, и они двинулись назад. Лайцзе-лу было единственным человеком, который не нес даже маленькой коробки, многие из мужчин несли по две.
Офицер и солдаты около Ворот петиции позаботились, чтобы снова отвернуться, и вся группа миновала городские стены. Не снимая масок, они продолжали путь в шеренгу по одному и направлялись к сердцу города.
Жители Кантона исчезали при их появлении. Болтающие женщины прятались, пожилые оставляли стулья и уходили в дома, разговаривающие мужчины расходились, а дети следовали за своими родителями домой. Никто не знал назначения странной процессии, и никто не задерживался, чтобы спросить. Сам факт, что все члены группы носили капюшоны, означал, что они принадлежат к одному из самых тайных обществ или организаций и обладают огромной властью, как и власть самого императора. Редко тайное общество выставляет себя напоказ, даже если оно и в капюшонах, поэтому люди предпочитали не рисковать и уходили с дороги этих молчаливых мужчин.
Лайцзе-лу, идущая рядом с Каем, который нес две коробки, удивилась, когда процессия проследовала к площади Великого храма. Древние, величественные пагоды, постоянно расширяющиеся на протяжении веков, стояли с трех сторон площади, и от них исходил сильный запах фимиама. Хотя была почти полночь, большая толпа людей собралась с четвертой стороны площади, где росло несколько огромных фруктовых деревьев — личжи, их ветки образовывали балдахин. Сочная, сладкая и абсолютно белая мякоть плодов этих деревьев была заключена в темно-красную скорлупу, и хотя эти орехи, как их называли в народе, были излюбленной едой почти всего населения, никто не срывал их с деревьев на площади Великого храма. И когда спелый красный орех падал на землю, он оставался лежать там, пока не сгнивал. Эти фруктовые деревья считались священными, и никто, независимо от сословия, не осмеливался пренебрегать богами и духами своих предков, съедая эти плоды.
Отношение людей в капюшонах к толпе было неугрожающим, поэтому люди не расходились. Они отошли под деревья и смотрели молча, как мужчины в черном раскладывали свою ношу в аккуратные кучи.
Заранее много сухого бамбука было сложено около одного из храмов. Теперь члены Общества Быков перекладывали его в центр площади, а сверху клали украденные коробки.
Ло Фан вошел в самый большой храм — Храм небесного и земного спокойствия, и появился с тлеющей пахучей палочкой, которую он взял с алтаря. Мгновение он стоял не двигаясь, его глаза пронзали, когда он смотрел на толпу через прорези в своем капюшоне. Новость распространялась, и толпа под деревьями росла. Простое движение мускулистой руки Ло Фана отправило бы людей по домам, но он не отвергал их присутствия.
Лайцзе-лу заметила, что почти мгновенно толпа удвоилась, а потом устроилась. Много бедных мужчин и женщин, в полинявшей хлопчатобумажной одежде и в черных порыжевших от времени пижамах, проникли на площадь. Их было так много, что все каменные ступени, ведущие в храм, были заполнены. Но никто не забрался на вырезанного из камня феникса, мифическую птицу, такую же древнюю, как и само Срединное царство, чтобы лучше видеть. Даже самые любопытные не захотели рисковать и будить дух феникса, который мог смертельно превратить в камень.
Пахучая палочка в руке Ло Фана медленно горела. Он спускался по каменным ступеням Храма небесного и земного спокойствия; люди, мимо которых он проходил, отступали назад, избегая физического контакта с ним.
Кай поднял руку, и члены Общества Быков в капюшонах освободили площадь вокруг высокого холма. Наконец Лайцзе-лу, стоявшая рядом с мажордомом отца, догадалась, что произойдет, и она была права.
Ло Фан подошел к куче, несколько раз поднес горящую палочку к хворосту, лежащему внизу. Сухой бамбук начал дымиться и через несколько мгновений разгорелся. Ящики были сделаны из сухого дерева и загорелись тоже.
Содержимое тлело, но не горело. Однако когда ящики загорались, появлялся необычный запах. Дым, распространявшийся над площадью Великого храма, был сладким и тяжелым, с затяжным эффектом, раздражающим ноздри, и из глаз текли слезы. Среди собравшихся многие слишком хорошо знали этот запах. Они говорили друг другу по секрету, и скоро все, даже самые невинные, понимали, что происходит.
