— Элизабет!
Она еще не успела ответить, как он поднял ее и крепко поцеловал в щеку.
— Здравствуй, кузен Джонатан. — Элизабет почувствовала себя такой униженной, что хотела бы умереть. Она знала, что он может появиться здесь в любой момент, и ненавидела себя за то, что не нашла времени сменить эту ужасную школьную форму, хлопчатобумажные чулки из толстых крученых ниток и туфли на плоской подошве.
Джонатан поставила ее на пол и усмехнулся:
— Ты так выросла, что я едва тебя узнал.
Она знала, что ее лицо пылает, а кончиками пальцев дотронулась до того места на щеке, куда он ее поцеловал. Он был таким красивым и стремительным, что она боялась потерять сознание. Она могла только надеяться, что он не заметил ее смущения. Элизабет Бойнтон была тайно и без ума влюблена в Джонатана Рейкхелла так давно, как только могла припомнить — с пяти лет. Эту глубокую тайну она не доверяла даже своему дневнику, который был упрятан на дне ящика комода, где лежали ее ночные рубашки.
Но умение хранить тайну не сдерживало неизменного желания маленькой девочки. Однажды она выйдет замуж за Джонатана. Он не был ее кровным родственником, поэтому никто не будет возражать. Иногда она представляла, как он делает ей предложение, и она приходила в такое волнение, что чувствовала мучительную боль в груди, затруднявшую дыхание. В прошлом году, после ее последнего посещения Америки, она решила, что Новая Англия уныла, и даже слишком уныла, как Она с удовлетворением убеждала себя в своих мечтаниях. Джонатан так будет ослеплен ее красотой, остроумием и очарованием, что с радостью согласится переехать жить сюда. Возможно, именно в этот дом, который она любила.
Вдруг Элизабет осознала физическое присутствие Джонатана.
— Ты тоже хорошо выглядишь, — сказала она. Она смутилась и, прежде чем спастись бегством, добавила: — Мама и папа в библиотеке.
Джессика Рейкхелл Бойнтон встретила своего племянника, тепло и крепко обняла его и поцеловала, сэр Алан пожал ему руку.
— Как ты вовремя, мой мальчик, — сказал он. — Ты как раз успел на бокал вина.
Джонатан передал ему письма своего отца.
— Вы должны были получить их неделю тому назад, — сказал он.
Джессика знала, что он имел в виду соревнования за получение почтового контракта, но она думала о более важных делах.
— Ты выглядишь тощим и осунувшимся, — сказала она.
Он пожал плечами:
— Я был измучен проблемами во время почти месячного плавания, поэтому у меня был плохой аппетит.
— Тогда мы проследим, чтобы ты прибавил в весе, пока будешь здесь, — сказала она. — Тебе будут давать сладкое два раза в день, и я не хочу, чтобы мне сообщали, что ты не доедаешь завтрак.
Только один ответ был возможен, если женщины из семьи Рейкхеллов давали распоряжения:
— Да, мэм. Я сделаю все, что вы мне скажете.
Сэр Алан усмехнулся, продолжая просматривать письма от Джеримайи. Парень поступил бы так, как хотел, в этом возрасте он имеет на это право, но он безусловно знал, как обращаться со своей тетей. Слишком плохо, что Чарльз так и не научился этой уловке.
— Прибереги свой рассказ о плавании, пока не придет Чарльз, — сказал он. — Тогда ты будешь рассказывать его только один раз.
— Где Чарльз? — Джонатан налил себе вина, как было принято в семье Бойнтонов. Граненый графин с крышкой из чистого серебра был красивым, но вино у дяди Алана было слишком для него сладким, поэтому он налил себе совсем немного.
Джессика нахмурилась:
— Он должен был быть дома час назад. Он знал, что ты приедешь сегодня, его опозданию нет объяснений.
Джонатан пришел на защиту кузена:
— Он не должен подлаживаться ко мне, тетя Джессика.
Она громко фыркнула.
— Я не знаю ничего более важного, чем обязательство перед семьей, — сказала она твердо.
Поразительное сходство с тем, как говорил отец, подумал Джонатан. Конечно, он был так же привязан к Чарльзу, как и к своей собственной сестре, однако он скорее повесится, но пальцем не пошевельнет для Брэда Уокера. Но этого нельзя обнаруживать при старших Рейкхеллах, включая и свою тетю. Он нашел благополучную тему для разговора с ней о Джудит и ее детях, пока сэр Алан читал длинное письмо.
Реакция управляющего директора компании «Бойнтон — морские перевозки» была предварена содержанием письма.
— После обеда — в порт, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты прояснил несколько моментов, на которые ссылается в письме твой отец.
В комнату проскользнула Элизабет. Она переоделась в длинное, до лодыжек, платье, белые шелковые чулки, новые туфли на каблуках высотой три четверти дюйма. Ее волосы падали на плечи, и Джессика, глядя на нее, подумала, не подрумянила ли маленькая шалунья щеки и не нанесла ли блеск на веки. Они поговорят на эту тему позже. Нет, по зрелом размышлении она ничего не скажет. Ребенок проявлял замечательное чувство семейного долга, пытаясь выглядеть старше для кузена, поэтому она заслуживает скорее похвалы, чем выговора.
Джонатан встал и низко поклонился.
— Удивительно, как выросла Элизабет за этот год, — сказал он.
Маленькая девочка почувствовала, как ее лицо заливает румянец, и возненавидела себя.
— Поскольку ты продолжаешь стоять, — сухо сказал сэр Алан, — может быть, ты сделаешь напиток для ее светлости. Половина вина и половина воды.
Элизабет чувствовала себя еще более несчастной. Джонатан никогда не подумает о ней, как о женщине, если все будут обращаться с ней, как с ребенком.
Джессика бегло прочитала письмо брата.
— Мои поздравления, — сказала она, передавая письмо мужу. — Я надеюсь, ты привезешь Луизу в Англию в следующий раз.
— Нам хотелось бы этого, я уверен, — вежливо сказал Джонатан, когда ставил детский напиток на стол рядом с ней.
Элизабет оцепенела:
— Кто это — Луиза?
— Ты встречала ее в Нью-Лондоне, дорогая, — сказала Джессика. — Насколько я помню, ты сидела рядом с ней на пикнике вечером на пляже. Она и Джонатан помолвлены.
Ребенок затолкал руки в складки на платье, чтобы никто не видел ее сжатых кулачков.
Сэр Алан также принес свои поздравления, потом повернулся к Элизабет.
— Где твои хорошие манеры? — спросил он. — Принято поздравлять, когда люди объявляют о своей помолвке.
— Я не буду, — сказала Элизабет. — Мне не нравится Луиза.
Сэр Алан и леди Бойнтон засмеялись, но Джонатан остался хладнокровным.
— Почему она тебе не нравится? — спросил он с сочувствием.
Элизабет была загнана в угол, ей необходимо было выпутаться.
— Она чопорная и не очень веселая, — сказала она. — И она важничает перед юными девочками.
