Китти улыбнулась:
— Это напоминает мне споры о существовании девятой планеты.
— Я верю в законы природы и в то, что люди являются ее частью, — серьезно сказал Чарлз.
Китти наклонилась к нему:
— Так поцелуй же меня, Чарли.
Прежде всего она ощутила его запах, неожиданно волнующий и даже пьянящий: аромат дорогого мыла и свежей мужской кожи без всякого намека на пот. Чуть сдвинув ее сжатые ноги в сторону, Чарлз осторожно обнял Китти и, поднимаясь с колен, повлек ее за собой. Стоять рядом с ним было очень комфортно — они были одного роста, и ей не пришлось тянуться вверх. Он был достаточно деликатен и не опускал рук ниже ее талии. «О, Чарли, почему у тебя всегда два лица? Порой Люцифер, порой Сатана, но оба — исчадия ада».
Он не стал подбираться к ее губам, бестолково тычась в щеку, а сразу поцеловал, легко и нежно, словно прикоснулся шелковистым перышком. И это было восхитительно! Она расслабилась, желание сопротивляться его напору исчезло, сменившись раскрепощенностью. Чарлз коварно вводил ее в соблазн, предоставляя возможность действовать самой. Когда она разомкнула губы, он сделал то же самое, и Китти обвила руками его шею.
Ей казалось, она парит в пространстве, полном воздуха и света, и когда рука Чарлза, соскользнув со спины, прикоснулась к ее груди, она, чуть застонав, прижалась к нему всем телом. Их поцелуй стал глубоким и страстным, чувства пришли в сладостное смятение, и Китти сдалась на милость победителя, который был и сам готов раствориться в ней без остатка.
А потом она вдруг оказалась на свободе. Чарлз стоял в противоположном конце комнаты и смотрел в окно.
— Тебе пора домой, — после долгого молчания сказал он.
Китти нашла перчатки и сумочку и пошла к выходу. Чарлз последовал за ней.
Когда на следующее утро Китти рассказала обо всем Грейс, та ничуть не удивилась.
— Ясно, что ты любишь его. Тогда чего же ты ждешь? — спросила она, поставив перед Брайаном тарелку с зеленым желе и сунув Джону в рот соску от бутылочки.
— Интересно, почему дети так любят желе? — удивилась Китти. — Стоит оно в десять раз дешевле сливочного крема, и там нет ничего, кроме сахара, который портит зубы. Но детишки его обожают, а от сливочного крема на яйцах воротят нос. Это просто абсурд!
Мать семейства взглянула на детскую медсестру с явным сожалением.
— Ей-богу, Китти, я иногда поражаюсь твоей глупости. Желе гораздо вкуснее, оно прохладное и не слишком сытное, а дети больше любят легкую еду. Им нравится, что оно тает у них на языке. И потом оно прозрачное и на солнце светится и блестит. И пожалуйста, не переводи разговор на другую тему. Говори прямо — ты выйдешь за Чарли или нет? Сколько можно тянуть?
Китти ушла от сестры с ощущением, что о желе она узнала гораздо больше, чем о замужестве, что было довольно забавно, но никак не помогало делу. Она не сомневалась, что Чарли любит ее, но вот любит ли его она? У нее не было ощущения, что без него она не сможет жить. Вот Грейс действительно не представляла своей жизни без Бера, что и поддерживало эту глупую женщину на плаву.
Поцелуй открыл для Китти неведомые ранее удовольствия и сулил обрести возлюбленного, о котором мечтает каждая женщина.
Но брак — это не только плотские радости, и пример отца давал тому удручающее подтверждение. Отец никогда не говорил об этом, но дочери все видели и не переставали скорбеть. Это был поистине несчастный союз: четверть века пастор бы прикован к женщине, которую он не мог уважать, к жене, позорившей его своим поведением. Но для пастора брачные узы святы, и его дочь обязана столь же высоко держать планку. И дело здесь не только в слабости, просто Китти страшилась, что, дав обет верности, в один прекрасный день обнаружит, что связала свою жизнь с человеком, чье обаяние и внешние качества ввели ее в пагубное заблуждение.
Если бы он не был столь богат, если бы на нем не стояла печать успеха, самоуверенности и непогрешимости… Что же в нем было такого, что побуждало ее давать задний ход?
Она уже устала бороться. Но откуда в ней такая уверенность, что ей грозит опасность? Просто миллионер Чарли хочет подчинить ее себе, поймать и запереть в клетку дикую кошку — ее, в которой не было ничего кошачьего.
А потом Грейс пригласила Китти на утреннее чаепитие на новой веранде в компании Эдды и Тафтс.
— Ну, разве это не чудесно? — вопрошала она, с гордостью показывая сестрам веранду. — Бер с Джеком сделали мне подарок ко дню рождения.
Пустая прежде веранда приобрела застекленную крышу и была заставлена плетеными креслами и бесчисленными горшками с растениями — пышными папоротниками, цветущими бегониями и пальмами.
— Она выходит на юг, так что здесь никогда не бывает прямого солнца, — продолжала Грейс под одобрительные возгласы сестер. — Бер нашел в депо кусок стекла, и Джек помог ему вставить его в крышу, чтобы растениям хватало света и они могли цвести. Мне так нравится!
И она с видом королевы опустилась в большое плетеное кресло.
— У тебя действительно хороший вкус, Грейс, — доброжелательно заметила Эдда. — Твой дом — это что-то особенное.
— Рассаживайтесь скорее, — скомандовала Грейс. — Мы должны обсудить, что делать с Китти.
— Что тебя удерживает, Китс? — спросила Тафтс, устраиваясь в кресле.
— Боязнь потерять себя. У меня какое-то предчувствие, но я не могу его объяснить.
— Ты сомневаешься, что Чарли любит тебя? — спросила Грейс.
— Ни секунды.
Китти наклонилась вперед, как бы прося сестер проявить терпение и снисходительность.
— Мне кажется, все мои страхи основаны на том, что я просто не знаю, чего от него ждать… нет, дело не в этом. Просто я боюсь, что мы по-разному понимаем любовь. Я человек или собственность?
— Человек, — немедленно отозвалась Тафтс.
Остальные энергично закивали.
— Ты пойми, Китти, что Чарли никогда не выбрал бы себе невесту, как коллекционер выбирает русскую икону, — начала Эдда. — Он влюбился в тебя с первого взгляда, еще ничего о тебе не зная. Я бы назвала это зовом сердца. Если мне посчастливится встретить человека, который почувствует нечто подобное ко мне, я, вероятно, изменю своим принципам и выйду за него замуж. Химия вместо биологии, — усмехнулась она.
— От тебя никакой помощи, — протянула Китти.
— Как единственный здесь специалист по этому вопросу, могу предложить тебе мудрый совет, — с чувством превосходства сказала Грейс. — Брак — это совсем не то, что ты себе представляешь, Китти. Это полное единение и не только в физическом смысле. Поначалу муж и жена чужие друг другу — как же может быть иначе? А потом они объединяют свои идеи, мечты, деньги, разум и сердца. Я поначалу совершала ужасные ошибки, потому что была неопытна и слушала чужие советы. Брак — это нечто большее, чем совместное проживание двух людей. Ты должна поставить Чарли на первое место, а если не можешь, то лучше за него не выходи.
Эдда с изумлением посмотрела на сестру.
— Грейс, ты все-таки чему-то научилась!
Она повернулась к Китти:
— Дорогая сестренка, никто из нас не может решить за тебя. Ты должна сделать это сама. Но что бы ты ни решила и как бы ни обернулись дела, ты всегда можешь рассчитывать на нашу поддержку.
По щекам Китти покатились слезы.
— Спасибо, это как раз то, что мне нужно, — прошептала она.
Грейс дала ей кружевной платок.
— Какого цвета будут платья у подружек невесты? — с живым интересом спросила она.
Брайан решил воспользоваться моментом и вторгся к гостям с братишкой на руках, который стал уже тяжеловат для переноски, хотя его старший брат не хотел этого признавать.
«Какие милые ребятишки, — подумала Эдда. — И у каждого уже свой характер. Такие же белобрысые, как их отец, те же светло-голубые широко поставленные глазки. А от Грейс совсем ничего нет».
Продолжая на них смотреть, Эдда заговорила:
— Китти, почему ты решила, что твое предназначение — быть детской медсестрой? Ты должна иметь своих детей! Целый выводок, дорогая моя! Ты же идеальная мать: разумная, в меру строгая и мягкая, олицетворение любви, теплоты и надежности. Подумай об этом.
— Согласна, — поддержала ее Тафтс, забирая у Брайана малыша Джона и усаживая его к себе на колени. — И за меня тебе тоже придется постараться.
— Итак, мы возвращаемся к вопросу о цвете платьев, — подытожила Грейс, вставая, чтобы идти на кухню.
Несмотря на уговоры сестер, в первое Рождество Великой депрессии Китти по-прежнему была далека от того, чтобы принять предложение Чарлза. Они продолжали регулярно встречаться, но в их взаимоотношениях наступила перемена: Китти остыла, перестала царапаться и замкнулась в себе. Чарлз, остро чувствовавший любые нюансы ее поведения, впал в отчаяние, которое он тщательно скрывал. Он с железной решимостью стремился к успеху во всем, включая любовь, и не мог себе позволить проявить хоть малейшую слабость. Ввиду незначительного роста он ни при каких условиях не должен умалять себя в глазах Китти — пусть остается в уверенности, что он ничем не хуже любого долговязого претендента.
