Арест пропагандиста
В зале суда поднялся яростный и восторженный рев, прокурор хрипел, что «это чистая революция», жандармы схватили Мышкина за волосы, но их тут же отшвырнули товарищи-подсудимые, они опять полезли и забрались на скамью подсудимых, в зале чуть ли не массово падали в обморок, председатель суда со страху убежал из зала, и все это в подробностях тут же узнала Россия. Иностранные корреспонденты передали застенографированную речь Мышкина в свои газеты, и ураганные детали Процесса 193-х стали известны в Европе. Самодержавие держало своих чиновников в Европе для поддержания имперского имиджа, но в январе 1878 года им бесполезно было фальсифицировать факты, известные европейцам в оригинале. Недостаток улик и взрыв общественного негодования вынудил самодержавный суд соблюдать действующее законодательство. 90 подсудимых были оправданы, 39 – приговорены к ссылке, 32 – к тюрьме до четырех лет и 28 – в каторге от 4 до 10 лет. О том, что невиновные люди в ужасающих условиях просидели в тюрьмах почти четыре года до суда и почти сто из них погибли в мучениях и продолжали умирать даже на Процессе 193-х, и за это не ответил никто из Третьего отделения и МВД, стало известно всем, кто умел и не умел читать и писать. С января 1878 года в империи начался обратный отсчет времени и оставалось ее существования меньше сорока лет. Все ужасы будущего еще можно было изменить, но монархия стала менять судопроизводство, ликвидировать его гласность, не допускать на процессы публику, не печатать отчеты о них в газетах, а только публиковать приговоры. По мере ухудшения самодержавной ситуации газеты уже публиковали только глухие реляции – совершено покушение, злодеи схвачены, преданы суду и повешены. Само собой, это только ухудшало мнение общества о монархии.
Ипполита Мышкина увезли в Сибирь на десятилетнюю каторгу. В тюрьме за издевательства над заключенными во время церковного богослужения он публично дал пощечину смотрителю. Резонанс опять был большой, Мышкина объявили сумасшедшим и перевезли в другую тюрьму, а в мае 1881 года отправили на Нерчинские рудники. В Иркутске он сказал речь над гробом замученного товарища и ему тут же добавили еще пять лет каторги и перевезли на страшную забайкальскую Карийскую каторгу. Отчаянный Мышкин бежал несусветным образом с невыносимой Кары и пролетел-прополз сквозь Читу, Алдан, Благовещенск и Хабаровск немыслимые тысячи километров. Его взяли в порту Владивостока, летом 1882 года перевезли в Петропавловскую крепость, а в августе 1884 года – в Шлиссельбургскую тюрьму, заслуженно названной «русской Бастилией».
Студент-народоволец
Остров у истока Невы из Ладожского озера в шестидесяти километрах от Санкт-Петербурга государевой тюрьмой назвали в 1810 году. Там сидели декабристы и именно там полковник Бекетов разбил свою голову об стену. Ее режим называли могильным, а тюремщики радостно сообщали прибывающим осужденным, что из Шлиссельбурга не выходят, а выносят. У узников были только номера и сырые, полутемные камеры пять шагов в длину и три в ширину, со спертым воздухом. Тюремных законов в державе конечно не было, и в Шлиссельбурге царили дикий произвол, издевательства, воровство, лихоимство администрации. Узникам, находившимся в полной изоляции и тишине, запрещались физическая и умственная деятельность. «Положение о Шлиссельбургской крепости», подписанное Александром III в 1884 году, когда в тюрьме начались казни, содержало перечень наказаний за неповиновение тюремному начальству, права которого не ограничивались. Тюрьма, где от страшных условий содержания, люди умирали в муках, или убивали себя, постоянно расширялась, строились многоэтажные корпуса с говорящими названиями «Сахалин» и «Зверинец», четырехэтажный корпус на 500 узников.
25 декабря 1884 года Ипполит Мышкин бросил миску и не попал в смотрителя с соответствующим прозвищем «Ирод». На быстром закрытом военном суде он успел сказать: «Я хотел показать резкое противоречие христианской нравственности и положения политических законченных». За брошенную тарелку Ипполита Мышкина, конечно, расстреляли во внутреннем дворе тюрьмы. Товарищи нашли на мертвых стенах его камеры железную надпись: «26 января 1885 года я, Мышкин, казнен» и рассказали об этом России. Так перед казнью стали подписываться в камне многие революционеры. Когда революционеров стало очень много, их места с удовольствием захотели занять тюремщики и палачи, но им уже не повезло с заключением, потому что их стали просто убивать.
Процессы 50-ти и 193-х потрясли империю. Иностранные корреспонденты уходили из зала суда до вынесения приговора, и на следующий день вся Европа с возмущением читала в газетах их статьи: «Я слышу только то, что один обвиняемый прочитал Лассаля, другой вез с собой в вагоне «Капитал» Маркса, третий просто передал какую-то книгу своему товарищу. Что же во всем этого угрожающего государственной безопасности?» С этих 1880-х годов Россию в мире опять, как и в Средневековье, стали называть варварской. Революционеры-народники были разбиты после хождения в народ, но получили нравственный авторитет и ореол мученичества за свои убеждения. Их чистота, отказ от привилегий, тяжелый бесплатный труд, стойкость, привлекали молодые сердца. С 1878 года политическая ситуация в империи резко изменилась. В революционном подполье стали говорить не только о объединении во всенародное восстание отдельных протестов и небольших волнений. Самоутвержденные пропагандисты верили в социализм и обожествляли народ. Они страдали за свою веру и идеалы и быстро разочаровались в мужиках, которых уже не называли «шоколадными». Появился новый тип революционера. Из исторического самодержавного тумана выдвинулся боец с гордо поднятой головой, взяв с собой из сумрака вызов и месть. На российскую арену монархической истории вышли террористы.
Не ждали
Камер-паж Александра II, офицер Амурского казачьего войска, участник экспедиций на Алтай и Амур, старинный князь Петр Кропоткин в 1872 году вступил в кружок чайковцев и через два года был арестован в Петербурге как главный рабочий пропагандист. Два года без допросов князь провел в одиночной камере Петропавловской крепости. В 1876 году у Кропоткина началась цинга и его перевели в Николаевский военный госпиталь на окраине Петербурга. Княжеская семья попросила отпустить его домой на поруки для лечения и получила радостный ответ надзирающего прокурора: «Дайте свидетельство от врача, что ваш сын и брат умрет через десять дней, и я его сразу освобожу».
Князю вместо лечения разрешили гулять во внутреннем дворе госпиталя. Время его прогулок вдруг совпало с подвозом в больницу подвод с дровами. Князь получил от возчиков план побега. В этот день ему будет дан сигнал пущенным мимо его окна воздушным шариком. Он должен бежать во время прогулки к открытым для провоза дров воротам, у которых его будет ждать революционная пролетка с лихим рысаком и кучером на козлах. Вскоре Кропоткину сообщили день побега.
Утром 29 июня 1876 года в петербургских магазинах в продаже не оказалось ни одного воздушного шарика. Революционеры за мороженное выменяли у мальчишки на улице полуспущенный шарик, тут же в магазине попытались его надуть, но водород был разбавлен и шар не полетел. Одна из подпольщиц привязала его к своему зонтику и в ясный солнечный день на глазах у изумленной публики ходила с зонтиком и шаром у стены Никольского госпиталя, но из тюремной палаты Кропоткина ее не было видно. Вечером 29 июня Кропоткину из ремонта вдруг привезли часы, которые он туда не отдавал. В них лежал новый план побега.
Петр Кропоткин
30 июня днем князя Кропоткина вывели на прогулку, и в госпитальные ворота тут же въехал дровяной обоз. Кропоткин осторожно прогулялся к воротам, вдруг сбросил арестантский халат и рванулся на волю. Он был очень слаб и бежал не быстро. Жандармы охраны забыли зарядить ружья, но побежали за ним и попытались кинуть в него винтовки с примкнутыми штыками. Кропоткин с разгона влетел в ожидавшую его пролетку. Жандармы на несколько секунд вдруг остолбенело остановились – на козлах сидел загримированный под царского брата великого князя Николая революционер. Лучший в столице серый в яблоках рысак Варвар резко рванул с места, и князь-пропагандист Петр Кропоткин исчез. Петербург с восторгом пересказывал подробности княжеского побега России. Столичный имперский город еще не знал, что это была первая акция созданной Александром Михайловым и Марком Натансоном чрезвычайно законспирированный организации, которая по имени древних людей в пещерах, называлась «треглодиты». Когда по Петербургу пошли слухи о том, что Кропоткина освободили треглодиты, Александр II приказал Третьему отделению разобраться и доложить, что это за люди. Жандармы доложили императору: «Племя треглодитов, диких людей, жило в Африке, в пещерах, жены и дети у них были общие. Ныне треглодитами называют породу обезьян шимпанзе, они весьма смышленые, ручные, иногда заменяют прислугу, раздражительные, быстро переходят от крайней веселости к зверству». Царь, как обычно, приказал держать все под контролем и осенью 1876 года «треглодиты» создали «Северную революционно-народническую группу».
