По дороге Лыков разговорился с пленником и убедился, что тот действительно прост, «как банный веник». Федя-Заломай обладал огромной силой при разуме ребёнка. Сразу доверившись своему победителю, он стал настойчиво просить его:
— Господин Лыков, оставьте меня при своей персоне! Пожалуйста! Вы вона какой! Могли задушить, будто курёнка, а пожалели. И снегу дали приложить. Я вам любую работу работать стану!
— Тебе, Федя, без руководителя и впрямь нельзя. Запутают тебя злые люди, пропадёшь.
— Мне и мамка такое говорит. Возьмите!
— К себе не могу. Но готов пристроить тебя на хорошее место. Только не подводи меня, служи честно!
— Ей-богу, господин Лыков, всею-то душою! Вот как приму присягу — и не будет вернее меня человека.
Они ввалились в Поляков трактир, ведя раненого Стёпку под руки. Хмурый Верлиока сидел в общей комнате в окружении свиты и торопливо чистил револьвер. Увидев вошедших, он смешался.
— Господин Ногтёв! — торжественно объявил Алексей. — Федя-Заломай готов поступить к вам на службу. За пять рублей жалования в месяц, жильё и пропитание. Согласны ли вы на это?
— Что? — опешил ещё более «иван».
Сыщик подошёл к нему вплотную и прошептал сердито:
— Не мешкай, бери скорее! Он тебе за пятёрку весь Земляной город в повиновение приведёт.
— А… — смекнул Верлиока и встал. — Беру! Мне верные люди нужны.
— Тогда несите икону, Фёдор присягу принимать хочет.
— Какую присягу? — опять удивился бандит.
— Божий образ неси, Фёдор на веки вечные клясться будет.
Громилы кинулись по трактиру в поисках иконы и нигде её не находили. Верлиока спросил о чём-то своего нового вассала, однако тот не ответил. Заломай стоял молча со строгим и важным лицом и ждал, когда принесут образ.
Лыков отвёл «ивана» в сторону и сказал:
— Он словно дитя, совсем ветошный[101]. Будь к нему справедлив, содержи и направляй — и получишь самого верного слугу.
— Понял. А как всё вышло-то?
— Я его победил.
— Дела… Правильно Сохатый пишет, что ты большой ловкач.
Наконец икону доставили. Верлиока взял её, шиповцы встали в круг. Федя-Заломай выступил вперёд.
— Клянусь перед сиим святым образом служить господину Ногтёву верою и правдою. Аминь!
Он истово наложил на себя три креста, поцеловал икону и поклонился своему новому хозяину в ноги. Тот растрогался и тут же выдал парню в подъёмные пятирублёвую ассигнацию.
Началось застолье. Феде принесли огромную миску каши с мясом, появились водка и закуска. Неофит поимённо знакомился со своими вновь обретёнными товарищами и стоя пил за их здоровье, совершенно при этом не хмелея. Время от времени он вынимал из кармана «синенькую» и любовно её разглаживал.
Верлиока назначил повторный налёт на Котяшкину деревню на завтрашний вечер. Было ясно, что сопротивления шиповцам там уже никто не окажет. Алексей дождался, когда Федя наестся, и стал расспрашивать его о тех людях, которых он разыскивал.
— Колбасник у нас, — неожиданно заявил парень. — Мишкой Саратовским кличут, да. Здоровяк! Мы с ним на руках мерялись, он меня уронил.
— А офицер разве не при нём?
— Офицера не видал.
— Где Мишка живёт?
— Во 2-й Миюзской улице, в доме Рябова.
— Сведи меня завтра туда.
Уже под утро вся компания приехала на Лубянскую площадь. Верлиока поместил Лыкова на ночёвку в своей комнате, а Феде-Заломаю выделил хорошее место на нарах и даже с тюфяком. Детина был счастлив и мгновенно уснул с блаженной улыбкой на круглом детском лице.
В пять часов вечера следующего дня Алексей вежливо постучал в дверь квартирного хозяина во втором этаже доходного дома Рябова. Ему открыл лысый мужичонка с неприятными бегающими глазами.
— Чево ещё?
— Мишка Самотейкин здесь проживает?
— Не знаю я никакого Мишки.
Хозяин хотел захлопнуть дверь, но Лыков успел просунуть ногу. Федя-Заломай аккуратно обошёл его, шагнул в квартиру, взял мужика подмышки и поднял на уровень своих глаз.
— Ежели господин Лыков спрашивает, то надоть отвечать честно.
— Феденька, это ты! А я в темноте-то не заметил… Тогда конешно. Извиняйте! Пожалуйте, гости дорогие; всё расскажу.
Оказалось, что колбасник съехал с его квартиры сегодня утром, когда Лыков отсыпался в «Шиповской крепости».
— А офицер?
— Офицер Мишку и увёз. Важный, строгий. Приехал ни свет ни заря и увёз.
— Куда?
— А не сказал.
Алексей кивнул своему спутнику. Тот молча поднял огромный кулак и обрушил его мужику на лысину.
— Велели извозчику в Хапиловку ехать, — пробормотал тот сквозь слёзы, не смея даже прикрыть голову руками.
— Как теперь Мишкина фамилия? По фальшивому паспорту.
Квартирный хозяин покосился на Заломая и сказал ноющим голосом:
— Иванов.
— Точно Иванов? Гляди, сучий потрох, если окажется, что Сидоров, я сюда Фёдора вдругорядь пришлю.
— Иванов, ей-Богу, Иванов!
Так титулярный советник и ушёл из Котяшкиной деревни ни с чем. Проспал! Он опоздал перехватить убийц всего на несколько часов.
На вопрос, как вести поиски в Хапиловке, Верлиока ответил коротко:
— Никак.
— Это почему?
— Туда даже Анчутка Беспятый не суётся, со всею своею гвардией. Народ там больно лют!
— Так я не с войной иду, а с простыми расспросами.
— Ну и что? Посмотри на себя. Сапоги на тебе дорогие, пальто с шапкой справные, чамарка новая, часы… Вот они это всё и поснимают!
— Да я с них взамен головы поснимаю!
— Как обступят тебя человек с полста, сам отдашь. Там все чужие — добыча, а московских особо не жалуют.
— Разве ж они не москвичи?
— Хапиловка всегда была ни то, ни сё. Ни город, ни деревня, а бандитская слобода. И никакой власти там отродясь не было, даже от фартовых — в слободе свои порядки. Каждый сам за себя и все вместе супротив пришлых чужаков.
— А когда чужих нет, то промеж своих дерутся?
— Верно. Только не дерутся, а режутся. Каждую неделю в Хапиловском пруду мертвяка вылавливают. Мужики зимой в нём лёд для ледников добывают, потому пруд у них завсегда открытый, круглый год можно народ топить!
— Как же Мишка Самотейкин с Рупейто там поселились? Они тоже чужаки.
— Полагаю, ни в какую Хапиловку они не поехали, а дали ложный след.
— Всё одно я должен убедиться.
— Если тебе твоя голова не дорога, то сходи, убедись. Только сначала свечку в храме поставь, на полпуда весом… Там душа дешевле гроша!
— Может, мне одеться поплоше, чтобы местная шпанка не позарилась?
— Тогда тебя примут за сыщика и тогда уж точно утопят.
— Почему за сыщика?
— Потому что у тебя наружность человека, который не должен ходить в чём попало. Если одел — значит ряженый. Ряженый — значит недоброе задумал, лучше бы его кончить. Тем более что в Хапиловке это совершенно безнаказанно.
Лыков задумался. Как быть? Ничего путного ему в голову не приходило.
— Ладно, — сказал он твёрдо. — Пойду и разберусь. Я всегда так делаю.
— Ну тогда хоть вытяжные сапоги[102] перемени на простые. Из-за них одних тебя там зарежут!
— Ещё чего! Я за них двенадцать рублей отдал! Буду теперь перед всякой сволочью снимать?
Верлиока только сокрушённо покачал головой.
Глава 22
Хапиловка
Дрянная речонка Хапиловка образуется слиянием двух ещё более ничтожных речек — Сосёнки и Серебрянки. Длина её всего три версты, а ширина не превышает пяти саженей. Между Преображенской и Семёновской заставами Хапиловка впадает в Яузу.
Дикая слобода на севере ограничена Черкизовой деревней, на востоке — Измайловой, а на западе — Преображенским валом. С юга подпирают Семёновское кладбище и железная дорога на Нижний Новгород. Сравнительно большое пространство густо заставлено домами самой непритязательной архитектуры. Строение исключительно деревянное и одноэтажное. Местность оживляется длинным, свободным ото льда даже зимой, прудом, через который переброшены в двух местах мостки. Вода в пруду грязная и зловонная: туземцы охотно помещают в него отходы своей жизнедеятельности. На единственный в слободе кургузый храм жители ответили несколькими десятками питейных заведений, и всё низкого пошиба. И словно задались целью обеспечить им достойный оборот… На Малой Семёновской улице, главной здесь, Лыков насчитал 8 кабаков, 2 кухмистерских, 4 портерных, 3 винных погреба и одну овощную лавку с закусочными комнатами. Ему предстояло обойти их все.
Стараясь не привлекать к себе внимания, сыщик подходил к стойке и спрашивал портвейну или рюмку водки. Если буфетчик ему нравился, он интересовался у него, где тут можно поселиться. Если что-то настораживало, он выбирал в зале посетителя поприличнее, подсаживался к нему и задавал тот же вопрос. Своим обходом Лыков преследовал сразу две цели. Во-первых, в такой клоаке мало есть домов, в которых сдаются внаём квартиры. Рупейто-Дубяго бывший офицер и абы где размещаться не захочет; наверняка в расспросах и мелькнёт его возможный адрес. Во-вторых, одновременно Алексей оценивал и сами заведения. В котором из них мазурики станут обедать?
