— В каком смысле «напирал»?
— Речь в общих чертах шла о следующем. «Темные века», которые известны в истории Земли и в которые около 300 лет назад вступили доминирующие культурные центры Эвриты, не являются неизбежными. Я потом проверила — и действительно: на Саракше и Гиганде их не было. Там, вместо тысячелетней культурной деградации с последующим медленным возрождением, были лишь геополитические кризисы, длительностью не более века. Распались старые империи, родились новые, а затем начала развиваться машинная цивилизация. По каким-то причинам, там не возникло развитых религиозных систем и институтов, играющих существенную роль в обществе. Религии, возникнув, как им и положено, в эпоху первичной социализации, в период формирования первых империй утратили свое регуляторное значение, сохранившись лишь на уровне хозяйственных верований и связанных с ними обычаев.
— И что из этого следует? — спросил Каммерер.
— Из этого следует очередной вопрос: что является правилом, а что — исключением. Если «темные века» на Земле и Эврите — общее правило, а их отсутствие — исключение, то Гиганде и Саракшу, даже с учетом их весьма не мирной истории, просто повезло. А если наоборот…
— … То Земля и Эврита — это жертвы несчастных случаев. Я правильно понял?
— Примерно так, — подтвердила она.
— Хорошо. Снова задаю тот же вопрос, — сказал он, — что из этого следует?
— Если исключения — они, то ничего не следует. Но, похоже, что они как раз общее правило, а исключения — мы. Жертвы несчастных случаев, как вы выразились.
— Ага. Значит, Антон хочет попытаться ликвидировать последствия несчастного случая?
— Ну, знаете, Максим, такими топорными методами…
— Стоп! Прекрасная леди, я говорю не о методах, а о направлении. Направление у него правильное?
— Не знаю… Смотря какую ставить цель.
— Цель — скорейший переход к машинной цивилизации, разве не вы это говорили только что?
— Но я это сказала лишь в качестве примера. Это — вторично. Первичны гуманитарные, а не технологические цели.
— Их достижение возможно без машинной цивилизации?
— Видимо, да. Взять хотя бы цивилизацию Леониды. Союз с природой, материальная культура, построенная на мягких биотехнологиях… а возможно, еще на чем-то, чего мы просто не знаем.
— Леонидяне — не гуманоиды, — напомнил Каммерер, — а мы говорим о гуманоидах, вернее, просто о людях. Так возможно — или нет?
— Теория говорит, что невозможно. Машинная цивилизация — необходимый этап. Но если вас интересует мое мнение…
— Интересует.
— Я полагаю, что другой путь возможен и для гуманоидов. До определенного момента. Скажем, до разделения общества по принципу материальной специализации на крестьян, ремесленников и так далее. То есть, например, на Эврите для тех же варваров, не важно, северян или меднокожих, другой путь еще открыт. Они еще воспринимают мир… Ну, скажем, не разделяя его на себя и дикую природу. А для остальных… для остальных мир уже стал разложен по полочкам, а на каждой полочке — бирочка. Понимаете?
— То есть, в отношении всех этих запроливий и метрополий ваше мнение о возможных путях прогресса, а точнее, о единственно-возможном пути, с теорией не расходится?
— Не расходится, — подтвердила Лена.
— И, значит, — продолжал Каммерер, — Антон действует в правильном направлении, только негодными методами. Я корректно формулирую?
— Да, наверное…
— Значит, теоретически, следовало бы делать то же, что делает он, но более точными и избирательными средствами. Логично?
— Какими средствами?
— Убеждением, а возможно — нейтрализацией ключевых фигур.
— … То есть, устрашением и убийствами, — перевела Лена, — и чем это отличается от того, что делает Антон?
— Высокой избирательностью подобных мер. Чтобы победить армию совершенно не обязательно убивать всех, как это практикует Антон. И чтобы взять город совершенно не обязательно сначала сжечь его дотла, как Нард. Впрочем, Арко был взят Антоном технологически безукоризненно.
— … Если не считать того, что в Арко были перебиты все солдаты Ордена.
— Ну, это несущественные издержки.
— А по-моему, это — люди, которых убили, — сказала Лена, — что, без этого ну никак нельзя обойтись?
— Опыт показывает, что нельзя. Вот ваш бывший шеф старался действовать в Арканаре исключительно подкупом — и многого ли он добился?
— Не очень.
— Видите. А действуя правильными методами, можно было бы за один день сделать того же дона Рэбу нашим горячим сторонником.
— Сторонником в чем?
— Да в чем хотите. Он впадал бы в состояние невыносимого ужаса от одной мысли о том, что хоть в чем-то может не угодить нам.
— Звучит как-то не очень симпатично, — заметила Лена.
— Зато работает, — отрезал Каммерер, — но я ведь вам не этим предлагаю заниматься.
— А вы мне чем-то предлагаете заниматься? — удивилась она.
— Ну да. И не чем-то, а все той же экспериментальной историей. Только уже в порядке развития прогрессорской тематики.
— Какой из меня прогрессор? — возразила Лена.
— Совершенно особенный, — пояснил Каммерер, — вы что-то говорили о «другом пути» и о варварах.
— Говорила. В порядке гипотезы. Я переводила ритуальные песни их шаманов. Они запросто разговаривают со звездами, с облаками, с растениями и животными. Волей-неволей начинаешь думать, что в этом есть какой-то реальный смысл. Но, возможно, это просто эмоции, а никакого «другого пути» на самом деле не существует.
— Скорее всего, он существует. Вы — не единственная, кто высказал такое предположение. Но единственная, кто в состоянии его проверить.
— Предлагаете мне возобновить знакомство с эвритянскими северными варварами? — спросила она, — если честно, мне хватило прошлого раза. Сидеть в лесу совершенно голой и связанной по рукам и ногам и прикидывать, чем все это для тебя закончится — удовольствие ниже среднего. Тем более, Антон отлучался почти на час.
— Именно за этот час он распотрошил ваш вертолет. А вы, как я понимаю, опасались домогательств того парня, который, как вы выразились, с вами флиртовал?
— Верцонгера? — уточнила Лена — ну, что вы, северные варвары вообще не насилуют женщин. По их понятиям, настоящему мужчине женщины сами бросаются на шею. Единственное, что мне грозило, это выслушивать красочную повесть о его подвигах. Но он не мог этого сделать, поскольку по сценарию Антона играл тупого жадного дикаря, с трудом владеющего членораздельной речью, а в основном изъясняющегося рычанием. Надо сказать, он блестяще справился.
— А этот Верцонгер, похоже, толковый парень, — заметил Каммерер, — вряд ли его учили сценическому искусству.
— Толковый, — согласилась она, — иначе бы не стал вождем.
— Интересно, шаманы у него есть? Те, которые разговаривают с флорой, фауной и прочей экологией?
— Конечно, есть. Двоих я даже видела — очень колоритные джентльмены. А что?
— Да так. Жалко, что вы не хотите с ними работать, — Каммерер вздохнул и добавил, — Очень трудно найти человека, который относится к этим ребятам без предубеждения. Все-таки варвары. Антиподы цивилизации.
— Неужели это такая уж проблема? — спросила Лена.
— Огромная проблема, — подтвердил он, — это на словах все кичатся широтой взглядов, а чуть доходит до дела… Как вы там выразились? Мир уже разложен по полочкам, а на каждой полочке — бирочка. А вам удалось увидеть в их дикости некую особую культуру. Не похожую на нашу и потому — имеющую свои, непредсказуемые перспективы. Другой путь.
— Другой путь, — повторила она, — а у вас есть какая-нибудь программа исследований? Или план? Или хотя бы сформулированная цель?
— Нету, — сказал Каммерер, — вся программа сводится к фольклорному «иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».
— Интригующая постановка вопроса. Я бы, может, и согласилась, но… Представляете, мне, возможно, придется подвергаться ухаживаниям, выраженным в стиле легенд о короле Артуре. Вы читали эпос Камелота?
— Нет, — признался он, — а что, это так противно?
— Не то, чтобы противно. Просто очень неловко, когда ради тебя устраивают этакий клуб самодеятельной песни, — пояснила Лена, — в общем… давайте я подумаю, о'кей?
** 30 **
… Румата и Вики-Мэй больше часа оттирали друг друга от липкой смеси жира и дегтя, приправленной морской солью и кровью, в которой они изрядно вымазались во время сражения в рубке. Когда цель, наконец, была достигнута, девушка посмотрелась в зеркало и, увидев там безволосое существо с исцарапанной покрасневшей кожей, высказалась в том смысле, что более отвратительно она еще никогда в жизни не выглядела. Относительно Руматы она заявила, что подобное страшилище своим обликом испугало бы даже отъявленных разбойников из Икающего леса.
