летопись. Даже выделил под нее чистую тетрадь. С газетой Толя работал еще со школы. Уже в начальных классах его назначили редактором. Он сам писал и рисовал. Каждую неделю новая газета.
Газету приходили читать со всей школы. И ученики, и учителя. Брали материал в общешкольную газету. Когда было родительское собрание, читали и родители. Некоторые открывали для себя что-то новое о своих детях. Не всегда приятное. И огорчались. Писал и рисовал все десять лет. Занятие это ему нравилось. Поэтому он сразу согласился на Сашино предложение. В лагере появилась своя стенгазета. Когда она только появлялась, к ней было невозможно подойти. Приходилось ждать, когда передние прочитают и отойдут. Конечно, на первом месте про картофельные дела. Много юмора и стихов. Дружеские и не очень дружеские шаржи и карикатуры.
Через две недели сделали душ с горячей водой. Отряды мылись по определенным дням. Толя написал про это.
О! душ! Вода горячая
Бежит по грязной коже.
От радости заплачу я.
Как хорошо, о! боже!
Намылил мылом голову.
Надраил спину друг.
Свою фигуру голую
Я сладострастно тру.
Хоть душ в анфас и профиль –
Сарай, простой сарай.
Но на страде картофельной
Это просто рай.
Воспет пусть будет хором
Средь разных поколений
Тот человек, который
Придумал душ. Он гений!
Он еще будет вести летопись и после того, как вернутся с картошки. Но поймет, что это уже совсем не то.
Тетрадка будет ходить по рукам, пока окончательно не потеряется. Еще какое-то время у Толи просили летопись почитать.
С машиной приехал Петров. От шоферов он узнал, что сторож на сортировке выращивает коноплю. Петров не был наркоманом, но ни от одного удовольствия не отказывался. Действительно, возле сортировки несколько квадратов было засеяно коноплей. Сейчас это было чем-то вроде мини-джунглей. Темных и непроходимых. Для всех. Кроме Петрова.
— Вот это жизнь! — восхитился Петров. — Надо переквалифироваться в сторожа! Я уже свое откопал.
Петров заглянул в сторожку.
— Тебе бы надо сюда еще деревенскую помощницу. Вот такую!
Петров вытянул руки перед собой.
— Зачем? — удивился Толя. — Я вроде пока и без помощников справляюсь. Как-нибудь обойдусь.
— Тебя она будет молоком кормить. Парным.
Петров выдернул несколько кустиков конопли и уехал. Видно, полковника в этот день не было на поле.
В середине сентября у Зины Овчинниковой был день рождения. Восемнадцать лет. Зина такая пухленькая девушка с веснушчатым лицом. Симпатичная и общительная. Из дома пришла посылка со сладким. На дне лежал конвертик с денежкой. Конвертик больше всего и обрадовал Зину. Она решила отметить совершеннолетие. Пошла к ребятам. Надо бы как-то организовать. Вы покумекайте, мальчики!
Деревня в километрах пяти от лагеря. Не так-то и далеко. Два часа на всё про вся. Но два часа — не пять минут. И твое отсутствие обязательно заметят. У каждой микрогруппы своя деляна. Никак не уйдешь. А вот Толя до обеда свободен. И контроля за ним никакого. Сам себе хозяин и господин. Никто за ним не смотрит. Да и от сортировки до деревни поближе. Всего километра три будет. За час все обделает.
Зинины деньги были переданы ему, а также то, что сами собрали. Набралась приличная сумма. Вина девочкам, водки мальчикам, конфетки, печенье, пряники, закусон, то сё. Сигареты, само собой. Даже составили список, чтобы Толя ничего не забыл.
С утра Толя подмел площадку и отправился в деревню. Пока дойдет, как раз и магазин откроется.
Маячит «бобик». Такой был только у полковника и председателя колхоза. Встреча ни с тем, ни с другим не входила в Толины планы. Покинул боевой пост. Конечно, машин до обеда не будет. Но сортировка осталась без присмотра. Мало ли что? Ребятишки деревенские забредут. Что-нибудь сломают или покалечатся сами. Там же столько оборудования!
Голова выглядывала из открытого окна. Видно им тоже хотелось насладиться благостным утром. Но фуражки на голове не было. Или это председатель или полковник снял фуражку. Спрятаться не оставалось времени. Его уже заметили. Будет суетиться, только хуже сделает.
В окно выглянул полковник Иванов. Только этого и не хватало!
— Кто такой? Куда? Зачем?
Толя доложился. Конечно, ни слова про день рождения и наказ, с которым он шел в деревню.
— Залазь!
— Спасибо! Товарищ полковник! Но я люблю пешком. Пробегусь, отдохну. Опять пробегусь.
— Дело хозяйское!
В магазине на него поглядели с удивлением. Все забыли, зачем они пришли сюда. Хотели пропустить вне очереди. Но Толя замахал руками. Не инвалид же он, в конце концов!
— Я как все!
Он подошел к шкафу с книгами. Дверки у шкафа не было. На верхней полке решения съездов. Чуть не присел. Ну, Пушкин и Гоголь ладно. хотя тоже не везде достанешь.
Такие книги! Попробуй их достать в магазине в городе! В библиотеке и то не всегда бывают. Генрих Манн, Сенкевич, Ремарк, Хемингуэй, Шукшин, Анна Ахматова, Есенин….
— Это что? — спросил он. — Продается?
Продавщица сморщила лицо, как будто во рту у нее был кислый лимон. И посмотрела со злостью на книжный шкаф.
— Кого там продаются? Даром никто не возьмет. Вот если бы о любви были книжки!
Толя рассказал о книгах. И в дождливый день девчонки рванули в Морозовку. Над собой держали плащ. Шкаф опустел. А продавщица испытала чувство глубокого удовлетворения. Она уже не надеялась, что кто-нибудь когда-нибудь купит это барахло.
На оставшиеся деньги он купил несколько бутылок лимонада «Буратино. С маленькой этикетки весело улыбался деревянный герой.
Бутылки весело звенели. Бабушки останавливались и долго смотрели ему вслед, как будто мимо них прошел африканский слон, которому совсем не место в сибирской деревне. Или по меньшей мере динозавр, о котором много слышали, но увидели впервые.
Все безошибочно в нем сразу определяют горожанина. Девчонки смотрят как на потенциального жениха. Какая деревенская девчонка не мечтает жить в городе! Единственный путь — иметь мужа горожанина. В городе нет коров, свиней, вечной прополки огорода и «по деревне ходит парень», который всегда пьяный и сразу лезет в разрез платья, чтобы мять груди, как будто это медицинские груши. Город — это сказка!
Девчонки фыркали, некоторые прижимали ладони ко рту, как будто боялись что-то сказать. Толя не понимал, чем вызван такой интерес к его персоне. Свою внешность он считал самой заурядной. И одевался довольно скромно, так что особой популярностью среди слабого пола не пользовался. Глянул вниз. Ширинка застегнута.
В конце концов, на дворе седьмое десятилетие. Как-то мать рассказывала, как Феню, ее тетку, впервые привезли в Барнаул. Фене уже было за двадцать, но в город
