этих скал обнаружился скомканный брезентовый плащ – его утрамбовали в гальку и завалили камнями. Но найти оказалось несложно, пятачок вокруг тайника основательно истоптали. Это был обычный брезентовый плащ – безразмерный, на кого угодно. В карманах нашли пустую пачку папирос «Казбек», ополовиненный коробок спичек и какой-то ключ с двойной бородкой. Он мог открывать любую дверь в радиусе нескольких километров. Больше ничего. Других открытий не сделали. Тайник с аквалангом мог находиться также где угодно. Сил для прочесывания местности не было, а просить армейских – выдать с головой свои намерения…
Окулинич вечером не вернулся. Ночь прошла в сплошных перекурах. Сотрудник появился лишь к обеду – когда созрело намерение позвонить в Кингисепп и выяснить, приезжал ли он вообще! Заканчивались вторые сутки отпущенного начальством времени. Матвей передвигался как-то неуверенно, моргал, тер глаза. Минутой ранее в кабинет вошла Рита, видимо, спросить, почему этой ночью она не видела в своей постели товарища капитана. Он не мог, он действительно не мог, нервы шалили, напряжение давило, несколько раз за ночь поднимался на второй этаж общежития, долбился в дверь. Окулинич не приезжал – и этот непреложный факт подтверждала и охрана на входе. Объясняться с Ритой, к счастью, не пришлось.
– Ну, и где нас носит, боец? – язвительно осведомился Алексей. – Переспал? Миллион причин, почему не смог вернуться вчера?
– Здравия желаю, товарищ капитан, – вздохнул «боец». – Чертовски рад вас видеть. И вас, товарищ старший лейтенант, – сделал он реверанс в сторону Риты. – Рад бы переспать, но так и не поспал. Ни разу. Ехал сюда, глаза слипались, думал, точно в какую-нибудь сосну урюхаюсь.
– То есть ты работал все эти сутки, не щадя живота своего? – неуверенно предположил Алексей.
– Да, и про то, что ранее мне чуть не разбили голову, постараемся забыть. – Окулинич сделал такую скорбную мину, что захотелось его пожалеть. – Но это лирика, не имеющая отношения к делу. За эти сутки я побывал не только в Кингисеппе, а также по совету тамошних оперов съездил в Гатчину – бывший Красногвардейск, а еще ранее – Троцк; а оттуда – в город Пушкино – бывшее Детское Село, а до этого – Царское Село…
– Ты то ли цену себе набиваешь, – нахмурился Алексей, – то ли кичишься своими мощными познаниями. Мы знаем, как назывались эти города и веси…
– Так вот, – вздохнул «командированный». – В первом случае я посетил отдел учета местного управления МГБ, во втором – филиал архива Ленинградской области касательно партийного и хозяйственного актива – учреждение переехало туда из Колпино и, между прочим, строго охраняется. Без бумаги, выданной полковником Вышковцом, меня бы туда не пустили… Вчера работал до трех часов ночи, тамошние архивариусы волком на меня смотрели. Поехал назад – дорога не освещена, еще и фара перестала работать, бензин закончился, хорошо, что в машине была дополнительная канистра с горючим – на последних каплях сюда и дотянул… В общем, вы были правы, товарищ капитан, – торжественно объявил сотрудник. – Ну, насчет того, что наши убиенные – люди без прошлого, по крайней мере документально установленного, без друзей, родственников – за исключением Перфилова, у которого здесь жила мать, но она ведь умерла еще задолго до его приезда, верно? Как такое может быть? Вот, смотрите, – Окулинич выложил на стол фотографию незнакомого человека средних лет, с широким лицом, близко посаженными глазами. Качество снимка было неважным, но лицо мужчины можно было рассмотреть.
– И кто это такой? – Алексей всмотрелся, пожал плечами.
– Это товарищ Корчинский Владимир Романович, – голос сотрудника зазвенел. – Настоящий Корчинский, я имею в виду. До войны работал в Тосно заместителем председателя тамошнего исполкома, в октябре сорок первого пошел на фронт, пропал без вести. Перед этим развелся, детей не имел, супруга переехала в уральскую глушь. Про этого человека давно забыли. Других подобных Корчинских в природе не существует. Вероятность, что здесь появится человек, знавший Корчинского, – минимальна. Риск есть, но незначительный. Посмотрите еще раз на это фото, товарищ капитан. Есть хоть что-то общее с нашим Корчинским? Люди меняются, времена идут, но как бы эти времена ни меняли людей – не до такой же степени? Это другой человек.
– Да понял уже… – По спине Алексея ползла холодная змейка, зашевелились волосы под фуражкой. Приоткрывалась дверца в какую-то страшную тайну. Пока еще только щелка, просто намек: дескать, дальше догадайтесь сами…
Присвистнула Рита, уставилась на капитана округлившимися глазами.
– А что с Перфиловым и Сорокиным? – Голос у нее внезапно сел.
– Ничего, – решительно изрек Окулинич. – То есть совсем. Нет в архиве упоминания данных товарищей, что несколько ненормально и даже невозможно, согласитесь. Один по партийной линии, другой по милицейской – обязательно должны остаться следы. Ведь в нашей стране главное что? Правильно, учет и контроль, и это касается не только собранного урожая и произведенной продукции, но и главного нашего ресурса – людей. Каждый человек учтен и переписан, даже мертвый. Женщина, умершая в Гдышеве, которую наш Перфилов называл своей матерью, кто она? Скорее всего, обычная гражданка, которой посредством манипуляций с документами придумали сына, чтобы выдать его за местного. Сорокина порекомендовал на пост секретаря горкома перед бюро Ленобласти первый секретарь Круглянского райкома товарищ Суриков. Бюро не возражало. Думаете, кто-то углублялся в эти дебри? Сурикову верили. Но с него сейчас не спросишь – товарищ Суриков полтора месяца назад умер от инфаркта, сердце не выдержало напряженной работы… В общем, не хочу ни на кого наговаривать и навешивать ярлыки, – сообщил в заключение оперативник, – не мое это дело. Но вам не приходит в голову, что эти трое не совсем те, за кого себя выдавали?
– А Горыныч? – машинально пробормотал Алексей. И сам же ответил на свой вопрос: – Хотя о чем это я? Горыныч местный, Сорокин сам назначил его себе в заместители.
– Товарищи, вы понимаете, что это значит? – прошептала Рита. У женщины от волнения загорелись глаза. – Эти трое… вернее, четверо – они не предатели в привычном понимании этого слова. Они враги. Они агенты абвера, которых внедрили в наши структуры… Это опытные, умные, хитрые враги – оставленные… как это в вашем ведомстве говорится?
– На длительное залегание, – подсказал Хабаров. Подобные мысли иногда приходили ему в голову, но предположения казались уж слишком преувеличенными.
В помещении царила тишина. Каждый переваривал полученную информацию. С технической точки зрения провернуть такое было возможно. Абвер не достиг в войне громких успехов, но работали в нем опытные и талантливые люди, мастера своего дела – и соорудить такую липу им было вполне по силам. Не без помощи, разумеется, «местных товарищей» с советским прошлым.
– Да, возможно, это так, – медленно произнес Алексей. – Но
