грузно добрался до ближайшего стула.
– И зачем мы приперлись? – рассердился Алексей. – Ты видел себя в зеркале? А ну, марш в больницу!
– Да был я уже там, – отмахнулся лейтенант. – Из больницы и иду, хорошо, что она на соседней улице… Весь день уколы кололи, таблетками поили, голову перевязывали. А я им что, железный – все это терпеть? В общем, собрался и пошел. Они что-то кричали вдогонку – мол, это недопустимо, будут жаловаться… Ну их к лешему, этих лекарей… Что так смотрите, товарищ капитан? – занервничал Окулинич. – В порядке я, голова лишь немного побаливает и в глазах двоится. Завтра пройдет – я таблетки на всякий случай прихватил… Неправильно это, товарищ капитан, ну, сами подумайте, – взмолился сотрудник. – Олежка в морге лежит, а я по больницам обретаться должен? Это наша с ним вина, проморгали преступника… Буду искупать свою вину упорным трудом на благо Родины, выводить преступников на чистую воду.
– Послушай, Окулинич, преступник уже выведен на чистую воду, причем в буквальном смысле. Искать его бесполезно, куча народа не справилась… – Капитан в нескольких словах описал события прошлой ночи.
– Вот так… – пробормотал Окулинич и задумался. – Так я ведь не знал, товарищ капитан… Но не сам же он все спланировал и подготовил, верно? Мы даже не понимаем, что в этом городе происходит.
– Помолчи, оракул, – Алексей поморщился. – Хорошо, отправлять тебя обратно в больницу – дело пустое, оклемаешься без медиков. Но сутки будешь отдыхать, копить силы – и это приказ. Марш в общежитие, запрись и спать. Никаких шевелений, по крайней мере, до обеда. Будешь проявлять активность, лично отведу в лечебницу, да еще и клизму прикажу поставить.
– Не надо, – вздрогнул Окулинич. – Я понял, товарищ капитан. Разрешите выполнять?
– Дуй. И я проверю, выходил ли ты из комнаты.
Он исподлобья наблюдал за тем, как валкой поступью удаляется подчиненный, шаркает подошвами по коридору.
Дверь распахнулась от внезапного сквозняка. Пришлось подняться, закрыть. На улице темнело. Он сидел в оцепенении, выстраивал логические цепочки. Они рвались, а если и держались, то на соплях. Когда стемнело окончательно, Алексей покинул помещение, спустился на улицу. В кабинете Корбина за плотными шторами горел свет. По двору сновали смутные личности, работал мотор легковушки. Люди не прекращали свою многотрудную деятельность. «Эмка» стояла за углом на территории отделения. Использовать ее не было смысла – до общежития три минуты ходьбы. Он вышел за территорию Отделения наркомата государственной безопасности, припустил по аллейке, обрамленной тополями. Но долго не прошел, сила притяжения работала в обратную сторону. Он отступил к ближайшему дереву, стал прислушиваться. Рука машинально потянулась к кобуре. Хвоста не было – по крайней мере, явного. А должен быть? Но он ведь постоянно что-то чувствовал… Алексей пошел в обратную сторону, убыстряя движение, шаги становились тверже. На выходе из аллеи свернул в переулок, соединяющий улицы Советскую и Народную, одолел его за несколько минут. Город вымер, патрули не попадались. Он пересек улицу Народную в окрестностях городского рынка, снова пробежал по узкому переулку, ловя себя на мысли, что не хочет идти пешком, хочет бежать, спешить… Улица Трудовая в этой части города была застроена частными одноэтажками. Вдоль дороги тянулись дощатые заборы, штакетник. В изобилии произрастали деревья и кустарники. Тишину нарушал только шум ветра. Да со стороны порта доносились невнятные звуки. Он свернул направо и юркнул в разрыв между кустарниками, присел на корточки. Со стороны могло показаться, что одинокому мужчине приспичило по нужде. Он дрожал от нетерпения, но понуждал себя не гнать коней. Прошла минута, другая. Хвост отсутствовал. Алексей вслушивался – и затаись в переулке незнакомец, он бы вычислил его по дыханию. Факт был налицо: слежки нет. Но с чего он взял, что она должна быть? Алексей покинул убежище, заспешил по дороге. Снова проверился, уйдя в попутный переулок – с тем же результатом. Воздух насыщала морская свежесть. Калитка за развесистой акацией на замок не запиралась. Он пробежал по заросшей сорняками дорожке, свернул у приземистой избы, не подающей признаков жизни. Собаку во дворе не держали – большой плюс. Он свернул за бочку, вышел к летней кухоньке, раздвинув сомкнувшиеся ветки, постучал в дверь. Шевельнулась занавеска на окне, за дверью что-то прошуршало. Рита открыла – с распущенными волосами, в кителе без ремня. Верхние пуговицы были расстегнуты. Хабаров задрожал. Женское лицо пряталось в сумраке, но мерцали огоньки глаз.
– Ты пришел… – выдохнула женщина. – А я как чувствовала, спать не ложилась… – Она тихо засмеялась. – Ты шел один, через ночь и шпионов под каждым кустом, не испугался бандитской пули…
– Пуля дура, – буркнул капитан, переступая порог. Сердце билось, выпрыгивало из груди.
– Пуля дура, – подтвердила Рита. – И, кстати, насчет молодца… – Она схватила его за ворот, втащила на кухню, стала жарко целовать, расстегивала пуговицы на его кителе.
– Подожди… – бормотал он в паузах, когда не занят был рот. – Ты же говорила, что нам больше не стоит…
– Тогда зачем пришел? – Они отступали к кровати у дальней стены. – Все, Алексей, пришел так пришел. А меня не слушай, я еще и не такого наговорю…
Дыхание учащалось, женщина застонала, когда он стянул с нее гимнастерку. Страсть накрыла обоих, как крышка гроба…
Глава 11
Двигатель баркаса надсадно дребезжал, пенилась вода за гребным винтом. Старенькое рыбацкое корыто отошло от причала и взяло курс на гряду. Утренний туман еще не рассеялся, седые завихрения вились над водой. Баркас был небольшой, метров шесть в длину, три – в ширину, имел вместительную переднюю палубу, ржавую надстройку, сдвинутую к корме. Свободное пространство захламляли какие-то мешки, обрывки канатов, металлолом. Постоянно приходилось что-то отбрасывать ногой. Берег удалялся – пришвартованные к причалу суденышки; вдающийся в море пирс, непригодный для причаливания; человеческие фигуры. Разрешение на выход в море было получено – никто и не пытался препятствовать сотрудникам ГБ и примкнувшей к ним контрразведке. Алексей вцепился в леер, всматривался в даль. Вооружились автоматами – на всякий пожарный. Туман висел, как табачный дым в переполненном кабаке. Но постепенно он спадал, проявлялись очертания надвигающихся скал. Море было на удивление спокойным, качка отсутствовала. На носу стоял капитан госбезопасности Меркушев в брезентовой накидке – под ней прятался автомат. Он настороженно косил по сторонам взгляд, иногда посматривал за спину. Большого скепсиса капитан не выражал, видимо, проникся «глубокими» идеями товарища Верестович. Женщина прижалась к правому борту – закутанная в долгополый макинтош, с капюшоном на голове. Она избегала контактов с Алексеем – почти не разговаривала, смотрела в другую сторону – и настолько старательно, что это просто бросалось в глаза! Впрочем,
