Эпизод б
– Как ты думаешь, сколько шансов за то, что на работе кто-то мог знать Эстер Хольмберг? – спросила Петра. – Это будет провал. Если окажется, что Гуннар знал её близко, то провал полный. Тогда у нас ничего не выйдет.
– Погоди, Петра. Сядь и расскажи-ка всё по порядку, – постаралась я её подбодрить. – Провала не случится, если заранее полностью просчитать всю ситуацию.
Петра уселась на стул в кухне, сняла с себя шерстяной кардиган и принялась рассказывать:
– Сотрудники нашего отдела обычно обедают в столовой на первом этаже. Бывает, там не протолкнешься, а бывает, никого нет. Сегодня нас было двое. Я и Гуннар, он занимается у нас тем же, что и я.
– Объясни, кто такой этот Гуннар, – потребовала я, – хочу составить о нём мнение.
Петра закатила глаза:
– Гуннар работает в Наследственном фонде дольше нас всех. Он из тех, кто обожает выискивать ошибки у своих коллег и ругать новеньких. У нас в последнее время сильно обновился персонал, так что разгуляться ему есть где. Он считает, что из-за всех этих перемен Фонд скоро полетит к чёрту, но при этом сам совершенно не желает выходить на пенсию. Ему шестьдесят шесть. Вот такой он, наш Гуннар.
– И что, он действительно знал Эстер? Повтори дословно, что конкретно он сказал, – попросила я.
– Он сказал: «Я видел у тебя на столе дело Эстер Хольм-берг. Да, всех не упомнишь, но случается же такое, что попадаются дела о тех, кого мы когда-то знали. Кто бы мог подумать, что она владела миллионами».
– И что ты на это ответила? – спросила я.
– Ну, я сказала примерно: «Вот как! Так ты её знал?» При этом постаралась ничем не выдать своего волнения. Тогда Гуннар ответил, что знал-то он её не слишком хорошо, но они прожили несколько лет на одной лестничной площадке. Он хорошо её помнит, пару раз даже помогал менять перегоревшие лампочки. Потом ещё рассказал, что она была очень сильной женщиной. Толкала свои ходунки мощными рывками и на месте не сидела.
– Ну а ты что?
– Да ничего. Честно говоря, я просто растерялась. За все годы работы в Фонде ещё ни разу не было случая, чтобы кто-то из сотрудников лично знал людей, на которых заведены дела.
– О'кей, придётся начинать всё сначала и искать другие подходящие варианты. Это сильно осложнит нам задачу, но другого пути нет, – заключила я.
– Мм… – задумчиво промычала Петра. – Есть проблема. Начать всё сначала не получится. Днём раньше я уже зарегистрировала завещание. И ещё хуже то, что позже в разговоре с Гуннаром ни словом о нём не обмолвилась. Это может показаться странным.
– Да, – кивнула я, – действительно незадача.
– Да вообще катастрофа. Если он узнает, то по меньшей мере удивится. Очень может быть, что он лично захочет проверить, кто такой этот Патрик Свенссон. За все те годы, что мы с Гуннаром проработали вместе, он ни разу не сказал мне ни одного доброго слова, ни разу не подбодрил меня, и это при том что кроме него я дольше всех работаю в Фонде.
– Что будем делать? – спросила я.
– Прямо сейчас мы ничего не можем сделать. Я просто постараюсь как можно быстрее рассмотреть и закрыть дело, пока не посыпались вопросы.
– И держи голову холодной.
Последующие дни стали настоящим испытанием для нервов моей подруги. Каждый раз, когда Петра проходила мимо кабинета Гуннара, ей казалось, что он как-то странно поглядывает на неё через стеклянную дверь, она искала скрытый подтекст в каждом произнесённом им слове. Петре стало казаться, что он начал изъясняться как-то странно, порой даже загадочно. Несколько раз она звонила мне прямо с работы и спрашивала, что, по моему мнению, могла означать та или иная брошенная им фраза. Но что я могла сделать?
Возможность раздобыть денег через Наследственный фонд пробудила во мне надежду, какой уже давно не бывало. Но из-за Гуннара с его дотошностью стало казаться, что нависшие надо мной тучи сгустились ещё плотнее. Долг за картину никуда не делся, но теперь к нему прибавился риск, что, если всё откроется, мне грозит целый ряд обвинений, и хуже всего то, что в этом случае я потяну за собой Петру. От подобных мыслей я чувствовала себя словно выжатый лимон. Наступило утро, и мне пора было отправляться на работу в офис, но вместо этого я лежала совершенно обессиленная, опустив в спальне шторы. Так я пролежала неподвижно много часов подряд, полностью отгороженная от внешнего мира, пока на исходе третьего дня кто-то не принялся настойчиво барабанить во входную дверь. Сперва я решила не открывать. Ты была дома – я слышала твои шаги на лестнице, – а больше мне никого не хотелось видеть. Я вообще вставала с постели, только чтобы немного поесть, попить и сходить в туалет. Выглядела я ужасно. Меня едва можно было узнать. Поэтому, когда в спальню решительным шагом вошла Янэ, контраст между нами был просто чудовищным.
– Да что с вами такое?! – вскрикнула Янэ, когда увидела меня, лежавшую под грудой одеял. – Вы ли это? А ну немедленно вылезайте из постели!
– Не могу, – угрюмо пробурчала я и отвернулась к стенке.
– Ещё как можете, иначе я останусь безработной, – сказала Янэ не допускающим возражений тоном.
– Мне всё равно, делайте что хотите, – пробормотала я.
– Вы что, совсем с ума сошли? Вы начальница, мать, в конце концов, вам не может быть всё равно. Я не оставлю вас здесь валяться!
Янэ шагнула вперёд на своих высоких каблуках и сорвала с меня одеяло. Я потянула его обратно,
