с вами новую неделю. – Он протянул руку в мою сторону: – Сегодня только вы новенькая. Представьтесь, пожалуйста. Достаточно просто назвать своё имя.
Следует ли мне отвечать? Мой испуганный вид не укрылся от Лассе.
– В первый раз можете просто слушать, говорить не обязательно, но для создания дружественной обстановки мы хотели бы, чтобы вы назвали своё имя.
Мне хотелось бежать оттуда. Что это за место? Куда меня занесло? На встречу анонимных алкоголиков? Собрание какой-нибудь секты? Я взглянула на Осу, которая сидела напротив спокойная и сосредоточенная, и с трудом заставила себя остаться на месте.
– Илва. Меня зовут Илва.
Я не знала, откуда взялось это имя, но это было первое, что пришло мне в голову.
– Привет, Илва, – сказал Лассе.
– Привет, Илва, – повторили остальные участники хором.
– Как вы себя сегодня чувствуете? – задал вопрос Лассе, обращаясь ко всем присутствующим.
Какой-то мужчина лет тридцати поднял руку.
– Пожалуйста, Симон.
И, подбодренный жестом Лассе, Симон начал:
– В последнее время я чувствовал себя намного лучше, но всё вернулось обратно, когда на днях я ехал в автобусе и какой-то парень внезапно крикнул водителю, чтобы тот открыл дверь. В его тоне было столько агрессии, что я перепугался и почувствовал, что у меня начинается приступ паники. Мне пришлось выйти из автобуса. Я долго сидел на скамейке, свесив голову между колен, только чтобы снова начать ровно дышать. Из-за этого я не пошёл на собеседование на новое место работы и упустил его.
Многие в группе участливо покачали головами.
Следом выступила женщина, которая в деталях рассказала о своих приступах паники. Я слушала. Я начала понимать, что это что-то вроде групповой терапии для психически нездоровых людей. Ещё одно явление, о котором я никогда раньше по-настоящему не задумывалась. Сама я решала подобные проблемы очень просто: собирала всю волю в кулак и, перебарывая себя, шла дальше. Я несколько приободрилась. Но вскоре мне пришлось пересмотреть свою точку зрения на происходящее, постепенно я поняла, что, возможно, не всё было так просто.
Наконец чуть робко подняла руку Оса. Лассе заметил и дал ей слово.
– С тех пор как это случилось, – начала Оса, – я почти не могу разговаривать по телефону. Каждый раз, когда мне нужно кому-то позвонить или отправить сообщение, я начинаю сильно потеть и свет меркнет перед глазами, превращаясь в крошечную светящуюся точку. И сердце так бьётся, словно вот-вот выпрыгнет из груди. По-прежнему во всех случайных парнях на улице я вижу того, кто меня ударил. Мне всё время кажется, что они пришли за мной, чтобы добить меня. – Оса горько усмехнулась. – Да, я стараюсь черпать силы и поддержку откуда только можно. Наедине с собой я пытаюсь рассуждать здраво и понимаю, что девяносто девять процентов молодых людей совсем не преступники и не грабители, но это уже как рефлекс. И он очень глубоко засел во мне.
Другие дружно закивали, и одна молодая, сильно накрашенная девушка взяла слово:
– Я ведь работала одна в тот вечер на бензоколонке, когда меня ограбили. У одного из преступников был диалект жителя Сконе. Он целился из пистолета прямо мне в лоб. – И она показала пальцем, куда именно было направлено дуло пистолета. – Перед этим он показал мне, что пистолет заряжен, чтобы я поняла, что это не бутафория. Я так испугалась, что описалась. По-настоящему. Это было так унизительно. С тех пор я ненавижу южан.
Девушка заплакала, и сидевший рядом с ней мужчина нежно похлопал её по плечу.
Я почувствовала, как у меня по спине начинает струиться пот. До меня наконец дошло, что все, кто собрался в этой комнате, были жертвами преступлений. Вот что их объединяло и роднило между собой. Приступы паники были результатом не психического расстройства, а пережитого шока или психологической травмы. Мне стало очень страшно, слушать их истории было просто невозможно. Казалось, эти несчастные будут до бесконечности говорить о своих бессонных, наполненных страхами ночах, успокаивающих таблетках, больничных, паранойях, приступах панической атаки и о многом другом, что угнетало их существование. В обычной жизни я давно бы уже отключилась и перестала слушать, но эти люди говорили так искренне, изливая всё, что наболело на душе. Я почти так же сильно, как и они, ощущала жившие во мне страх, панику и отчаяние. Мне тоже угрожали, в меня стреляли, преследовали, но я в отличие от этих людей стала не только жертвой, но и преступницей. Самой настоящей злодейкой. Виновницей несчастья другой женщины. Закрывать глаза на свою вину я не могла. Но и признаться, попросить прощения – тоже.
Встреча подошла к концу. Все поднялись и в полном молчании принялись складывать стулья и составлять их возле стены. Ко мне подошёл молодой человек, тот самый, у которого в автобусе начался приступ паники. Он заметно нервничал, но всё же решительно обратился к мне:
– Извините, я только хотел сказать, что здесь лишь в первый раз бывает трудно. Я сначала вообще не хотел сюда приходить. Это моя девушка меня заставила. Она сказала, что с тех пор, как это случилось, я стал совершенно невыносим и со мной невозможно находиться рядом. Вам это покажется странным, но, когда делишься тем, что с тобой произошло, действительно становится легче. Я решился сказать вам это, потому что вижу, что вам не по себе. Вы очень бледная.
– Спасибо, – машинально поблагодарила я, но в горле пересохло, и вместо обычного ответа получился шёпот.
Выйдя на улицу, я увидела, как Оса в одиночестве бредёт по тротуару. Я остановилась и долго глядела в спину удалявшейся женщины. «Прости», – мысленно попросила я. И возможно, это была всего лишь игра воображения, но в это мгновение Оса оглянулась через плечо и рассеянно кивнула, словно даруя мне прощение. Я замерла, не
