Мы некоторое время целуемся, и я начинаю думать, будто приступ печали миновал, но тут Оля вновь грустнеет.
– Чудо? Да, – она закрывает глаза, – страшное чудо, из детских страшилок. Бледная Госпожа, во плоти.
Это верно. Так её и называют, во дворце и во всём городе. Поначалу я намеревался вырвать болтунам языки, но заметил: Оля совсем не против странного прозвища. Постепенно оно настолько срослось с девушкой, что никому бы и в голову не пришло назвать её по-другому. Даже Галя иногда, то ли подкалывая, то ли вполне серьёзно, именовала подругу Бледной Госпожой.
Да, наши прозвища… Наташу, без тени иронии, именовали Ферзём или Королевой, при том что имелась и настоящая. Но к той обращались по правилам этикета – Ваше Величество, а эта была истинной Королевой двора. Была… Чёрт!
Галю называли Кошкой (или Весенней Кошкой – особо отважные), но только за глаза. Общаясь с ней, и дворяне и чернь употребляли имя – Леди. Леди-Кошка звал я её, вызывая бешеное шипение и обещания исцарапать.
Прозвище Ильи носило непонятный оттенок презрения – Тень, но он сам заработал подобное отношение, игнорируя жизнь двора и почти не появляясь на людях. Обращаясь к нему, все использовали нейтральное: Господин.
Когда я узнал, как окрестили меня, то ли с подачи какой-то любовницы, то ли по бандитским байкам, то очень долго хохотал. Впрочем, мне понравилось.
Ангел, так они звали меня. Ангел.
Наташа, утаскивая меня в постель, требовала явления чудес, а Галя всё время интересовалась, куда я спрятал крылья, Оля просто хитро улыбалась и подмигивала жёлтым глазом.
Кардинал Ревень пытался запретить богохульство, но я пригрозил попросить короля поставить на его место отца Дубосклона, подвизавшегося исповедником его величества. Попик просто боготворил меня и безоговорочно исполнял каждый мой приказ. Скажи я ему, он бы и Ревеня придушил голыми руками.
– Как там Наташа? – шелестит Оля. – Без изменений?
– Да, – я недовольно морщусь, – это надо же, как скверно получилось. Вроде и сама виновата, но язык не поворачивается такое произнести. И как помочь – не знаю. Илья всё время с ней, а я ушёл – не могу смотреть.
– Я – тоже. Думала развлечься, пройти по зимнему городу, а вышло ещё хуже…
Да, хуже. С каждым годом я всё реже вижу улыбку на прекрасном лице и всё чаще слышу предложение покинуть дворец. Но куда? Лисичанск – самый крупный город этого, с позволения сказать, государства. И в других не лучше: та же грязь, смрад и мерзость. Кроме того, во многих странах бушевали эпидемии, а вонь заживо гниющих тел в совокупности с видом почерневших трупов – не лучшее зрелище.
Успели мы побывать и на далёком юге: та же хрень, только вид сбоку. Кроме того, очень скоро после нашего прибытия в город Пири Ардокль началось вторжение восточных варваров – приземистых чернокожих человечков на маленьких лохматых лошадках. Та ещё резня была!
Существовал ещё один вариант, но я приберёг его на самый крайний случай. Уже десяток лет браслет с моего запястья послушно изображал светящиеся бублики, обрамляющие картинки других миров. Тревожило смутное воспоминание о том, как при первом переходе нарушилась работа… Каких-то штук, уж не помню, каких. А вдруг наши медальоны тоже заглючит? Подождём.
Оля целует меня в щёку и гладит по затылку. Всё-таки интересно, насколько разные мои девочки. Наташа с каждым годом становилась всё безумнее, будто пыталась что-то доказать своими сумасшедшими выходками. Могла запросто убить собеседника, а потом, смеясь, пояснить, дескать, ей не понравилась бородавка на его носу; могла спокойно идти голышом по дворцу или в таком же виде занимать королевский трон. Королева, как она есть.
Галя окончательно утратила интерес к чему бы то ни было, кроме секса. Кажется, за все эти десятилетия девушка успела опробовать всех симпатичных самцов на трёх континентах. Попутно, правда, умудрилась сделать и несколько полезных вещей: интимная гигиена и приличное нижнее бельё – исключительно её заслуга. А попробуй лечь в постель в грязных штопаных панталонах, да ещё и с заросшими подмышками – рискуешь не дожить до начала акта. Кроме того, Галчонок безжалостно выпиливала носителей всякой венерической дряни – профилактика, стало быть.
И только Оля с каждым годом становилась всё печальнее, активно вникая в жизнь людей вообще и черни – в частности. В этом она здорово сблизилась с Илюхой. До того, как стать той самой Бледной Госпожой – ожившей городской легендой, – девушка попыталась организовать приют для сирот и детей, изгнанных из дома. Благородное начинание. Как и остальные благие намерения в этом мире, оно отправилось по известной дороге. Наведавшись в приют после некоторого отсутствия, Оля обнаружила, что все деньги разворованы, половина детей болеет пузанкой – смертельной желудочной инфекцией, а большинство воспитанников успели пострадать от воспитателей-педофилов. Взбесившись, Оля уничтожила всех обитателей приюта, обратившегося в филиал преисподней. Тогда-то в Приканалье и Мокром Районе появилась Бледная Госпожа, дарующая ненужным детям последний сладкий сон.
– Симон просил зайти, – шепчет Оля, – говорил, дело срочное.
Мы – единственные, кого начальник Тайной Канцелярии просит. Эта контора уже давным-давно подмяла под себя остальные службы королевского аппарата, а граф фактически управляет Власью. Да ещё прислушиваясь к рекомендациям Лилии.
– Ну хорошо, навестим старого приятеля.
Так я сказал и тогда.
Почему я вспоминаю тот день именно сейчас? Не знаю. Тоскливо. Больно. Вилена…
Симон, как всегда, приветствовал нас, стоя посреди небольшой сумрачной комнатёнки, освещённой лишь парой масляных ламп. Шикарное кресло, ничем не уступающее королевскому трону, огромный стол с письменными принадлежностями, да неуклюжий табурет для посетителей – вот и вся обстановка. Как ни странно, в личной жизни самый влиятельный человек королевства исповедовал тот же суровый аскетизм, утверждая, будто государственные дела важнее удобств отдельно взятого человека. Может и не лукавил.
Граф заметно погрузнел за последнее десятилетие и отпустил небольшую бородку клинышком. Тёмно-коричневый френч, который, кстати, именно я посоветовал Симону, скрадывал недостатки человеческой фигуры, омолаживая и делая стройнее.
– У нас имеется неотложная проблема, – хозяин кабинета сделал ударение на слове: «Нас». – Лепень, веди.
Из-за ширмы, сливающейся со стенами, выступил небольшой, гибкий как змея, парень, и скользнул к дверям. Со временем граф отказался от огромных неуклюжих мордоворотов, набирая исключительно вот таких – незаметных и непримечательных.
Я оглянулся и нахмурился: Оля оставалась на месте, и не думая следовать за нами. В ответ на мой незаданный вопрос она печально улыбнулась и пожала плечами.
– Подожду тебя здесь, – она присела на край стола, смахнув на пол пару важных государственных вердиктов, – у меня дурное предчувствие.
Ладно. У меня никаких предчувствий не было. А жаль…
– В чём дело-то? – поинтересовался я, пока мы петляли извилистым коридором, предназначенным для слуг. – И почему такое срочное?
– Во дворец прибыл герцог Солнцев, – пояснил Симон так, будто это всё объясняло, но, увидев моё недоумение, со вздохом продолжил: – на неделе ты соблазнил его жену и дочь. Герцогиня вздёрнулась – замучили муки совести, а девица утопилась от неразделённой любви. Герцог приехал за сатисфакцией, а мои люди не успели его перехватить. Кроме того, какая-то бестолочь ошиблась и направила дурака к Тени.
– Ну, и в чём проблема? – я расхохотался. – Требовать возмещения у Илюхи! Вот это номер!
– Сам увидишь. Лепень?
– Уже пришли, – человечек перемигнулся со своим клоном, подпирающим угол. – Сюда.
Ага, студия Ильи. Небольшая деревянная дверь, обитая тонкой кожей, резко контрастировала с остальными: пышными, украшенными золотыми птицами и зверями. Ну, Тень и есть – тень. В этом заповеднике скромности тусовались местные книжники, захаживал лейб-медик, и постоянно присутствовали психованные фрейлины, считавшие, что «Тень – он такой загадочный!»
Я решительно толкнул дверь, и Симон неслышно скользнул следом, яростно втолковывая своему шпиону некую важную мысль. Явственно различалась повторяющаяся фраза: «Пущу на дыбу». Обещает – значит, пустит.
О, а тут картина маслом! Ошеломлённый лакей превратился в рыбу, безмолвно открывая слюнявый рот: видимо, тренируется перед возвращением в морскую стихию. Две испуганных девицы в одеждах цветов королевы и младший летописец испуганно прижались к вращающейся книжной полке, напоминая лис во время травли. Вилена пыталась оттянуть тучного здоровяка от своего покровителя, а тот лишь молча получал оплеухи, которые ему отвешивал разъярённый Солнцев.
– Что же ты, мерзавец! – рычал тот и хлестал Илью по физиономии. – Язык проглотил? Когда соблазнял моих девочек, наверное, распускал его, как петух хвост, а теперь молчишь? Отвечай!
