Я указал на Эллиота, который, как мы и условились, ограничился серьезным кивком. Любая улыбка сейчас выглядела бы фальшиво и заискивающе, как слово «друзья» в обращении к присяжным.
— Я не буду отнимать у вас много времени, потому что хочу как можно скорее перейти к показаниям свидетелей и заняться делом. Хватит разговоров. Пора предъявить доказательства или прикусить язык. Мистер Голанц нарисовал вам очень сложную и красочную картину. Он потратил на нее целый час. Но дело обстоит гораздо проще. Обвинение пускает вам пыль в глаза. Когда облако рассеется, вы сами все поймете. Обнаружите, что за дымом нет огня и никакого дела против Уолтера Эллиота не существует. И речь идет не о разумном сомнении, а о том, что подзащитного вообще не имели права привлекать к суду.
Я снова обернулся и указал на своего клиента. Тот сидел, глядя прямо перед собой на блокнот, в котором делал какие-то пометки: еще одна наша заготовка, создававшая образ делового и практичного человека. Он занят своей защитой и не обращает внимания на ужасы, нагроможденные прокуратурой. Он знает, что прав, и в этом его сила.
Повернувшись к присяжным, я продолжил:
— Я подсчитал, что в своем выступлении мистер Голанц шесть раз употребил слово «оружие». Шесть раз он сказал, что Уолтер взял оружие и застрелил женщину, которую любил, и ее ни в чем не повинного спутника. Шесть раз! Однако он ни разу не упомянул одну простую деталь — никакого оружия нет. Нет у прокуратуры. Нет у полиции. И не только оружия, но и связи между орудием преступления и Уолтером, потому что подзащитный никогда не владел и не пользовался ничем подобным. Мистер Голанц обещал представить неопровержимые свидетельства, что Уолтер стрелял из пистолета. Что ж, давайте подождем. Я советую вам запомнить это обещание, а потом решить, были они неопровержимыми или нет. Вероятно, они лопнут как мыльный пузырь.
Пока я говорил, мой взгляд скользнул по скамье присяжных, словно прожектор в ночном небе над Голливудом. Я чувствовал, что поймал волну. Мои мысли двигались в четком ритме, я привлек внимание присяжных. Они внимательно смотрели на меня.
— Конечно, мы все хотим, чтобы органы правопорядка работали добросовестно и профессионально и вообще были самыми лучшими на свете. Мы видим разгул преступности в новостях и в жизни и понимаем, что эти люди — единственная преграда, которая отделяет порядок от хаоса. Поверьте, я желаю этого не меньше вас. Мне тоже приходилось сталкиваться с насилием. Я сам был жертвой и знаю, что это такое. Нам хочется, чтобы полиция стояла на страже и защищала нас. В конце концов именно для этого она и существует. — Я посмотрел на присяжных, стараясь приковать к себе их взгляды. — Но к сожалению, не в данном случае. Доказательства и улики — я имею в виду те, что представит само обвинение, — ясно покажут, что следствие с самого начала сфокусировалось на единственном подозреваемом: Уолтере Эллиоте. Вы увидите, что, как только в поле зрения прокуратуры попал Уолтер, все остальные версии были отброшены. Ни одна альтернативная гипотеза не удостоилась внимания или проверки. Полиция получила подозреваемого и то, что могло сойти за мотив. Больше ее ничто не интересовало. Она даже не попыталась взглянуть в другую сторону.
Шагнув ближе к ограде, отделявшей присяжных от зала, я положил руку на перила и медленно прошел вдоль ряда.
— Дамы и господа, мы имеем дело с предвзятым отношением. С узостью взгляда, который направлен только на одного подозреваемого и не замечает ничего вокруг. Обещаю, что, выбравшись из этой темной ямы, вы удивленно посмотрите вокруг и ваши глаза ослепит яркий свет. И в тот момент вы спросите себя — а где же, черт возьми, все это выдуманное дело? Спасибо за внимание.
Я убрал ладонь с перил и направился к своему столику. Не успел я сесть, как судья объявил перерыв.
37
Мой клиент снова отказался от обеда и умчался на студию, чтобы присутствовать на каком-то совещании. Я начал думать, что Эллиот воспринимает суд как досадную помеху в своем рабочем графике. Либо он абсолютно уверен в исходе дела, либо судебное разбирательство не входит в число его приоритетов.
В общем, я пошел обедать с моими гостями из первого ряда. Мы отправились в ресторан «Тракс», расположенный в Юнион-стейшн,[13] — его удаленность от здания суда гарантировала, что мы не встретимся там с присяжными. Патрик довез нас до места, и я попросил его припарковать «линкольн» и присоединиться к нам, чтобы он тоже чувствовал себя частью команды.
Нам предложили столик в укромном уголке возле окна с видом на грандиозный и роскошный зал ожидания. Лорна распределила нас по местам, и я оказался рядом с Джули Фавро. Как только Лорна начала встречаться с Циско, она решила, что мне нужна пара, и теперь вела себя как настоящая сваха. Старания бывшей жены — с которой меня до сих пор очень многое связывало, часто действовали мне на нервы. Я оказался в неловком положении, когда она недвусмысленно указала мне на кресло рядом с моей помощницей. Шел первый день судебного процесса, и любовные интрижки не стояли на повестке дня. К тому же пока я был не способен ни к каким эмоциональным связям. После моего лечения еще оставались незатянувшиеся раны, и я чувствовал себя оторванным от людей. Моей главной задачей было восстановить отношения с дочерью. Только после этого я мог думать о том, чтобы найти себе спутницу жизни.
Но если оставить в стороне романтику, Джули Фавро меня вполне устраивала — симпатичная миниатюрная, с точеными чертами лица и кудряшками цвета воронова крыла. Брызги веснушек на молочной коже молодили ее. Я знал, что ей тридцать три года. Однажды она рассказала мне свою историю. Джули приехала в Лос-Анджелес из Лондона, чтобы сниматься в кино, и училась в актерской школе, где преподаватели считали, что характер персонажа следует передавать через мимику и жесты. Во время обучения студенты должны были наблюдать и распознавать мысли и чувства людей по внешним признакам. Выполняя домашние задания, Джули появлялась в самых неожиданных местах, от покерных клубов, где училась читать по лицам игроков, до залов уголовного суда, всегда набитых людьми, предпочитавшими скрывать эмоции.
Во время одного из разбирательств — тогда судили серийного насильника, — когда она три дня подряд сидела среди публики, я подошел к ней и спросил, кто она такая. Я решил, будто это какая-то неизвестная жертва моего подзащитного, и с удивлением услышал, что Джули просто проходит практику. Я пригласил ее на обед, взял номер домашнего телефона и в следующий раз попросил помочь с отбором присяжных. Ее наблюдения оказались на редкость точными, и я часто пользовался ее услугами.
— Итак, — произнес я, расстелив на коленях черную салфетку, — что вы думаете о моих присяжных?
Вопрос был адресован Джули, но первым отозвался Патрик.
— Вообще вид у них такой, словно они хотят чем-нибудь швырнуть в вашего парня, — заявил он. — Они считают, что он наглый богач, который намерен избежать правосудия.
Я кивнул. Недалеко от истины.
— Спасибо, что ободрил, — усмехнулся я. — Скажу Уолтеру, что он должен выглядеть не таким наглым и не таким богатым.
Патрик смутился и уставился в стол.
— Ну, я просто ответил.
— Нет, Патрик, правда, спасибо. Мне интересно любое мнение, все они очень важны. Однако есть ситуации, которые невозможно изменить. Мой клиент богат настолько, что мы даже не можем вообразить, и это придает ему определенные манеры и стиль. Разумеется, они вызывают негативные эмоции, но я не в силах на это повлиять. Джули, что вы думаете о присяжных?
Подошел официант, и мы заказали напитки. Я выбрал лимонад, остальные взяли чай со льдом, а Лорна попросила бокал шардоннэ. Поймав мой взгляд, она начала оправдываться:
— А что? Я не на работе. Просто смотрю. К тому же хочу отпраздновать первый день. Мы опять в деле.
— Кстати, о деле — тебе надо съездить в банк.
Я достал из кармана пакет и протянул ей. Лорна улыбнулась — она знала, что в нем. Чек на сто пятьдесят тысяч долларов от Эллиота в счет моего гонорара.
Лорна убрала пакет, и я обратился к Джули:
— Так что вы о них думаете?
— По-моему, удачный выбор. Прежде всего много открытых лиц. Они готовы вас слушать. По крайней мере пока. Ясно, что все настроены в пользу обвинения, но никто не станет затыкать уши.
— Есть какие-то перемены после того, как мы говорили в пятницу? Я по-прежнему должен ориентироваться на третий номер?
— Что за третий номер? — вмешалась Лорна.
— Просчет Голанца. Адвокат, которого обвинению не следовало допускать в коллегию.
— Да, он хороший ориентир, — согласилась Джули. — Но есть и другие. Мне нравятся одиннадцатый и двенадцатый. Оба пенсионеры и сидят рядом. Похоже, между ними есть симпатия — полагаю, во время совещания они будут держаться вместе. Завоевав одного из них, вы получите сразу двух.
