вместо просто плохого результата вы добьетесь чего-нибудь настолько ужасного, что разом поставит точку на всей человеческой истории? И неважно, даже если такой конец случится через тридцать или пятьдесят лет – ведь тогда нам всем, сидящим сейчас за этим столом, не будет прощения.
– Ты не права, Тори, – почти ласково ответила императрица Ольга, – ужасный конец может случиться, если мы будем руководствоваться не интересами своих народов, а банальной алчностью, причем не своей, а некоего заокеанского патрона. Но поскольку собравшиеся здесь монархи абсолютно суверенны и социально ответственны, то мы вполне можем рассчитывать совместными усилиями если не построить Царство Божие на Земле, то хотя бы избежать и бесконечного ужаса и ужасного конца. По крайней мере, я так думаю.
Кайзер Вильгельм криво усмехнулся и сказал:
– И ради этого, ты, племянница, устроила Брестские соглашения, которые чуть было не зажарили нашу Германию как глупого гуся с яблоками? Знала бы ты, каких усилий нам стоило избежать придуманной тобой злой участи… А милейшему Францу Фердинанду твоя затея и вовсе стоила жизни, ибо распад его империи стал следствием предпринятых тобой действий.
Канцлер Одинцов веско произнес:
– Распад Австро-Венгерской империи стал следствием ее внутренней слабости и утраты связей между отдельными частями державы. Зато ваша Германская империя усилилась настолько, что ей стали тесны бисмарковские пеленки и узкая колыбель. Хочется оскалить зубы и на кого-нибудь кинуться, при этом Франция, которую вы уже один раз били, не в счет. Не обещает она никаких особенных просторов, полей, лесов и залежей полезных ископаемых, поэтому, после небольшой заминки, кинуться вы могли только на восток, то есть на нас. Не желая устраивать с Германией эпическую битву добра со злом, что уже два раза было в нашей истории, мы сразу поставили вас в заведомо проигрышное положение, после чего все сладилось ко всеобщему удовольствию.
– О да! – хмыкнул кайзер. – Удовольствие действительно было всеобщим, особенно после того, как удалось вынести за скобки Францию. Место этих противных лягушатников – на галерке истории, и пусть будут довольны, что их вообще не гонят прочь, потому что именно с них начался тот эгалитаристский разврат, который и привел к тому ужасному миру, который знали вы, герр Одинцов. Теперь, когда главный вопрос решен, требуется разделить остатки державы Габсбургов – да так, чтобы не осталось никаких объедков – и понять, что делать дальше.
– А дальше у нас два пути, – мрачно произнес Одинцов. – В первом случае мы объединяем суверенную и самодостаточную Европу в союз социально ответственных монархий и вступаем в затяжную конфронтацию с Североамериканскими Соединенными Штатами, которым тоже становятся тесны пеленки доктрины Монро. В тот момент, когда они выйдут за ее пределы, схватка между нами будет неизбежна. Во втором варианте мы приглашаем эти самые Североамериканские Штаты присоединиться к Брестским соглашениям. Получится нечто вроде союза цивилизованных стран[24], предназначенного держать в подчинении и унижении варварскую периферию. Кому-то нравится, а мне не очень. Во-первых – нормальному человеку о таком противно даже мечтать, во-вторых – периферия тоже не останется в долгу и устроит цивилизованным странам неприятностей как бы не меньше, чем в свое время германцы и славяне устроили цивилизованной Римской империи.
– Мы, герр Одинцов, тоже являемся сторонниками вашего первого варианта, – кайзер Вильгельм с серьезным видом подкрутил ус. – Что было толку устранять из политической жизни Францию, если за океаном останется еще более опасное государство, полное жажды наживы и так называемой демократической демагогии? Но при этом Мы понимаем, что бессмысленно кидаться на цитадель демократии в лобовую атаку. Лоб расшибешь, а ничего не добьешься. Следует объединить наши возможности, укрепить связи, и лишь потом начинать затяжное противостояние, атаковав сперва Аргентину и Чили, и только потом постепенно продвигаясь на север. Малыми шагами к великой цели.
– Давайте договоримся так, дядя Вилли, – сказала императрица Ольга, – южноамериканское направление будет вашей и только вашей прерогативой, а мы с британцами обеспечим вам в этом деле всю возможную поддержку дипломатией, поставками сырья на ваши заводы, и только частично – военной силой. У нас самих нет никакого желания приобретать владения где-то у черта на куличках: своего хватает, не так ли, сестрица?
– О да, – сказала принцесса Виктория, – хватает. Отец кое-что сбросил бы с баланса, да только люди не поймут, а потому приходится соответствовать.
– Ну хорошо, Хельга, – кайзер Вильгельм предвкушающе потер руки, – значит, мы договорились. Теперь осталось поделить наследство несчастного Франца Фердинанда, и можно приступать к рождественскому ужину[25].
– А что там делить, дядюшка? – хмыкнула Ольга. – Мы согласны с вашим предварительным планом, за одним маленьким исключением. Западная Галиция, в которую уже вошли наши войска с целью предотвратить геноцид русинов, отходит не к Германской, а к Российской империи, как и Словакия. Венгрия, Хорватия и Богемия, предназначенные во владения детям Франца Фердинанда, после завершения боевых действий останутся независимыми государствами, Венгрия и Хорватия в нашей зоне влияния, а Богемия в вашей…
– Я думаю, что Ее Величество Хельга поделила австрийский пирог по справедливости, – сказал адмирал Тирпиц, предвосхищая возмущенный вопрос своего кайзера. – Богемия – весьма ценный актив, а хорваты – это такие люди, которые всегда были себе на уме. Те земли, куда ступила нога немецкого солдата, будут немецкими, а те, куда вошла русская армия – русскими. Кровь, пролитая в боях, нуждается в уважении. И вообще, не стоит стегать лошадь, которая и без того идет в правильном направлении.
– О да, – сказал несколько обескураженный кайзер, – Мы и в самом деле помним, что еще легко отделались в этой весьма неприятной истории. В обмен на нашу уступку по разделу Австро-Венгрии мы надеемся, что вы пойдете нам навстречу, когда придет время решать французский вопрос…
– Разумеется, дядюшка, – улыбнулась императрица Ольга, – если вы, конечно, не захотите заглотить галльского петуха целиком, прямо вместе с перьями и пометом.
– Настолько я еще не проголодался! – рассмеялся кайзер. – И вообще, любой, кто попробует заглотить Францию целиком, получит ужасное несварение. Меня устроит, если Франция, вернувшись к благопристойному монархическому образу правления, станет тихой спокойной страной вроде Бельгии, с полным правом пользующейся защитой Брестских соглашений, а из ее наследства меня больше интересуют колонии – например, Французский Индокитай. Впрочем, думаю, что до этого еще достаточно далеко, чтобы обсуждать этот вопрос прямо сейчас.
– Ну ладно, дядя Вилли, – сказала Ольга и хлопнула в ладоши (на самом деле нажала ногой кнопку звонка под столом). – Слуги, несите-ка ужин,
