Церемония жертвоприношения продолжается…. большинство женщин горбятся над тлеющими тарелками, вдыхая поднимающуюся от них копоть…. Каноник преклоняет колена и бубнит по-латыни… одна женщина безмолвно принимается сдирать с себя платье… вдруг она бросается вверх по ступенькам, срывает с подсвечников две черные свечи и швыряет себя на алтарь, голая. Поскуливая, лежит, в каждой простертой руке по свече, они шипят и плюются воском ей на белые запястья, а каноник Шарантон возлагает руки ей на живот и водит ими по ней.
Один хорист вносит черного как смоль петуха и отдает его канонику вместе с маленьким ножом… Держа птицу высоко над головой, мужчина перерезает ей глотку, держит ее там немного, пока кровь каплет и брызжет на вздымающиеся титьки женщины, после чего бросает петуха ей на живот, где тот бессмысленно возится кармазинной кляксой. Кровь собирается в лоне женщины, стекает струйкой ей в мохнатку и пизду…. Когда обезглавленный петух плюхается на пол, каноник сам кидается ей меж расставленных коленей и сосет кровь у нее из пизды…..
Долгая, мерзкая и бесстрастная молитва силам зла началась. И что б ни думал о ее намерении или вероятных шансах на успех, неизбежно восхитишься владению языком, какое каноник в этой молитве проявляет. Я ловлю себя на том, что внутренне аплодирую ему… прекрасная молитва из всех мною слышанных, хотя не могу сказать, что сам прямо разделяю мнения, каноником выражаемые…… Она заканчивается, и хористы тренькают своими колокольчиками….
Это сигнал к тому, чтобы все здесь поистине превратилось в дурдом. Верные принимаются раздеваться сами и раздевать друг друга…. начинаются стоны, болтовня и экстатический вой. Каноник задирает на себе облачение, и я вижу, что под ним на нем ничего нет… он перевязывает одежды шнурком, и женщина с алтаря тянется к его елде… Не успевает она ее коснуться, каноник подтягивает к себе поближе хористов, и оба эти хорошенькие мудачка падают на колени и начинают играть с ним и друг с другом. Они целуют ему яйца и позволяют заталкивать хуй себе в рот, а женщина за спиной роняет свечи и кричит что-то неразборчивое. Вдруг я замечаю, что один из этих детей – не петушок, а юная девочка….
Александра обезумела так же, как вся остальная паства каноника. Задрала на себе платье и показывает свою мохнатку мне, а также всем желающим на нее посмотреть, а свободной рукой лезет мне в штаны. Я ее отталкиваю, и ее хватает кто-то другой. Пока ее всю ощупывают, она вынимает у него хер и поигрывает им.
Каноник готовится к причастию. Он ссыт в потир с освященным вином, затем – в рот алтарных служек, и те сплевывают в чашу. Он бормочет фразы, берет с подноса одну облатку и вытирает ее о пизду женщины…. швыряет ее в воющую паству, и те устраивают из-за нее потасовку… потир с испакощенным вином разливают по маленьким серебряным стаканчикам. И некоторые суки действительно пьют эту мерзость! Однако по большей части ее выплескивают в направлении алтаря после предварительной церемонии, когда стаканчик подносят к губам или пизде.
Подхватив алтарных служек на руки, каноник Шарантон кладет сначала одного, затем второго поперек живота женщины на алтаре. После чего они воют и визжат, а он сует елду им в очко…. После этого мужчина вытирает новые облатки об их задницы и расшвыривает их….
К алтарю подступают женщина и девушка помоложе. Поцеловав сперва хуй каноника, они бросаются на женщину там и держат ее голову у себя между бедер… ее язык мелькает, и она их сосет…. Подходят новые, затем кое-кто из мужчин… Каноник принимается ебать ее, покуда к ней подходят женщины, после чего уступают место другим.
На колесном помосте выкатывают крупный деревянный идол самого Сатаны. Он достоверен в деталях, с крупным, хотя предусмотрительно и не сильно крупным, елдаком и парой громадных яиц. Вокруг него толпятся женщины, простираются перед ним, чтобы поцеловать этот красный хуй… Лезут по телам других, одна пизда льнет к идолу, цепляясь за него руками и ногами….. прижимается своей бонн-буш к огромному херу и ебет его, покуда не отваливается, кончая…. Другая женщина обхватывает его ртом… две пизды играют с третьей девушкой и мужчиной за спиной у этого кумира….
Я чувствую, как к моей ладони прижимается что-то мягкое и волосатое. За шею меня обхватывают руки, и в уши мне шепчет молоденькая девушка, меж тем пальцами лезет мне в ширинку…. Она хочет, чтобы я ее выеб, говорит она, и снова трется голой своей фигой о мою руку…. У нее очень хорошенькая маленькая подружка, которой тоже хочется, чтоб ей ввинтили… Манда у нее вся влажная, а изо рта сладко воняет пиздой. Я толкаю ее на жопу, и она мило мне улыбается… но ее утаскивает мужчина, проходящий мимо с другой сукой под мышкой… она хватает его за хер и отталкивает от него вторую женщину….
В углу я вижу девчонку лет шестнадцати – ее держат две женщины постарше, а небольшая шайка мужчин ее по очереди ебет. Она орет и царапается, но одна женщина – очевидно, ее мать… поэтому тут, наверное, все в порядке. Я вижу, как они в нее ввинчиваются, пока она вдруг не оседает вяло на пол. Явно лишилась чувств, но мужчины продолжают ей ввинчивать…
Среди женщин я отыскиваю несколько таких, кто, всхлипывая, корчится на полу, предоставленные сами себе. Они принимают все позы тех, кого заваливают, и я вижу, как одна кончает с такой свирепостью, что вся содрогается и потом несколько минут от слабости не может шевельнуться. Очевидно, эти воображают, будто одержимы инкубами, а наслажденья их до того убедительны, что мне на них даже смотреть жутковато.
Каноник Шарантон покончил с женщиной, служившей алтарем. Теперь ее поднимают, а живот и груди, все в крови, облизывают дочиста. Затем ее подносят к идолу и, будто таранят, суют на него задницей вперед. Красный хер входит ей в пизду, затем в жопу. Грубо придерживая ее на кумире, с полдюжины мужчин и женщин ебут ее….
Мое внимание привлекает кое-что еще…. Одна женщина взбунтовалась и порочит все это мероприятие, выкрикивает молитвы и призывает молнию испепелить каноника. Ее быстро усмиряют, руки ей связывают, а саму кладут на алтарь, с которого она продолжает выть…. Она воет, пока ее ебут один раз… второй, третий…. Затем ослабевает… сдается… несколько мгновений спустя она уже на коленях, сосет жопу женщине, которая сама лижет пизду третьей……
Голова у меня идет кру́гом. От шума звенит в ушах, а грязный дым так густ, что у меня от него болят легкие. Но безумное представление не кончается…. Почти у моих ног двое мужчин схватились с молодой блондинкой. Одному наконец удается заправить хер ей в очко…. затем второй таранит елдой ей фигу! И пока оба они так ее ебут, она чавкает и сосет крупный кусок красной резины, вылепленный в виде хуя….
На алтаре женщина лет тридцати обнаружила мертвую куриную тушку. Оттянув на кровоточащей шее обвисшую кожу, она обнажает сырую костлявую плоть. Хватает тушку так, словно держит елду, дергает кожу в перьях взад и вперед….. потом вдруг сует ее в рот и сосет, покуда все губы не вымараны в крови…..
Девушка, что движется так, словно ее чем-то опоили, ковыляет вверх по ступенькам алтаря. Платье с нее сняли, но она все еще в исподнем, чулках и туфлях. У ног каноника Шарантона сдирает с титек бюстгальтер, разрывает на себе штанишки в клочья, затем лижет ему бедра и обхватывает губами хуй. Вскоре она уже лежит поодаль от других с женщиной, которая ее щупает и раздвигает ей бедра….
Я не видел, чтобы Александра участвовала в каких-нибудь церемониях. Наконец я ее отыскиваю. Она стоит у стены голая, но в одиночестве. Глаза ее блестят в мерцающем свете… На ее лице чуть ли не сатанинский восторг. Титьки у нее набухают с каждым тяжким вздохом, соски напряжены и темны.
Обнаружив ее одежду там, где она ее сбросила, я проталкиваюсь к ней поближе. Поначалу она меня не признает, но я ору ей в ухо, и она вздрагивает и пытается обвить мне шею руками.
– Хочу, чтоб меня выебли, – стонет она. – Я хочу, чтоб ты меня выеб…
У меня такой стояк, что я не могу ходить не прихрамывая, но в этом месте ебать ее я не желаю. Раз она не желает одеваться и даже не хочет сама держать свои тряпки, когда я их ей сую, я беру ком под мышку и тащу ее за собой. Ей не хочется уходить… она царапается и кусает мне руку, пинается и орет, зовя на помощь.
Гам стоит такой… такой вокруг инфернальный визг и мольбы о помощи, что я не понимаю, как ее услышат. Но нас вдруг видит каноник Шарантон. Он сбегает с алтаря, спотыкаясь о полы облачения. Разбрасывая людей налево и направо, устремляется к нам с яростью во взоре. Но поклонники его не пускают… женщины цепляются за его колени, тянут за одежду, очертя голову кидаются ему в объятия. Мы добираемся до двери, и мне как-то удается отыскать дорогу обратно через вестибюли.
Едва оказываемся снаружи, что-то в Александре надламывается. Она ковыляет за мной следом, а я тяну ее через сад к стене. Рука ее вырывается из моей, когда Александра цепляется за что-то, и она встает на колени в мокрой траве, умоляюще тянет ко мне руки.
