— Пожалуй, вы правы, Серафим Петрович, — после короткой паузы отозвался Кузнецов. — Вы политработник, вот этим и займитесь — я позвоню в правительство, а как Диброва вернется, то и он займется.
— Идя сюда, я видел пожилых латышей, что уже воевали с немцами — они просят дать им оружие.
— Вы же сами знаете обстановку, айзсарги обнаглели…
— Я видел их глаза, Федор Исидорович — эти латыши будут воевать, как и другие. Как мои летчики, которых НКВД хотело арестовать, но не успело. А они только сегодня уничтожили два самолета, один тараном. И в небе Либавы впятером сбили уже шесть самолетов — чуть меньше половины от числа всех уничтоженных, обломки которых видели. Латыши будут драться, их сама ситуация заставит!
— А в чем она проявится, что бы изменили это свое мнение?
— Развеять их негативное мнение про нас. Я услышал слух, что командиров и генералов латышского корпуса арестовали, и чуть ли не расстреляли. Это так, Федор Исидорович?
— Генералов в середине июня вызвали в Москву для обучения в академии, — как не старался Федор Исидорович, но ответ прозвучал натянуто, он сам прекрасно понимал, чем может быть окончена эта «учеба». А списки подлежащих изъятию из частей командиров уже составлены.
— Дивизии дерутся, в них влито много коммунистов, как я слушал. А потому под их присмотром полки будут воевать дальше. Если латыши в самые ближайшие часы начнут воевать должным образом, тут я надеюсь на инцидент с «Виенибой», то надо попросить Москву вернуть генералов — и они будут воевать против немцев в такой ситуации, а население поверит советской власти, убедившись, что слухи ложные. А такой шаг многократно усилит наши позиции в нашей части Прибалтики.
— Не знаю, что и сказать, — Кузнецов покачал головой. Подступать к решению такого вопроса было страшно, но если сделать опосредованно, через запрос от ЦК компартии, то может быть в Москве и прислушаются. И решил снова спросить:
— Почему местное селение может относиться к немцам враждебно, если в Каунасе их цветами встречали?
— Как я знаю, в Литве наши войска не успели уничтожить часть инфраструктуры — мосты, железнодорожные станции, электростанции и прочие важные элементы, то в Латвии, отступая, этому придавалось особое значение. Я сам приказал заминировать и взорвать все объекты, что могли принести немцам хоть минимальную пользу.
— Войска выполняли мои приказы, — кивнул в ответ Федор Исидорович, ему всегда было интересно поговорить с Николаевым, ведь и в прошлый раз он решил после беседы немедленно начать отступление, устраивая арьергардные бои и не бросая в безнадежные контратаки легкие танки, уничтожать которые немцы приловчились.
— Железнодорожная инфраструктура потребует для восстановления больших затрат и не менее месяца, а то и двух, напряженной работы. Питать в глубину операции войска одним автотранспортом весьма проблематично — большой износ матчасти и трата горючего. От нас немцы получили немного — я имею в виду захват складов с бензином…
— При отъезде штаба фронта из Паневежиса, по приказу подожгли цистерны на аэродроме, сам видел, — усмехнулся Кузнецов.
— Ладно, боеприпасы и горючее поставят из Восточной Пруссии, и не без проблем. Но вот продовольствием и фуражом придется поступиться, а ведь в пехотной дивизии 16 тысяч едоков и 6 тысяч лошадей. И все, что интересно, хотят кушать. Следовательно, пойдут широкомасштабные реквизиции. Вот только сможет ли полмиллиона латышей и два с половиной миллиона литовцев на оккупированных территориях прокормить шестисоттысячное полчище армии вторжения?!
На бледных губах Николаева появилась недобрая улыбка — дивизионный комиссар усмехнулся:
— Немцы как саранча пройдут, подъедая все, что на их пути окажется! Железные дороги не действуют, порты уничтожены и заминированы — прерваны все логистические цепочки. И чем больше времени пройдет, тем ситуация с местным населением будет становиться более напряженной. Просто мы должны как можно более медленно покинуть Прибалтику, начисто уничтожив всю инфраструктуру. И пусть фашисты воюют как смогут — мост заново построить задача трудная, и времени займет много.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Так, — хмыкнул генерал Кузнецов и неожиданно спросил. — А мы на Двине сможем фронт удержать?
— А разве у нас есть иной вариант? Насколько я понимаю, сейчас наступила темповая игра, как говорят шахматисты. Если немцы переправились сейчас на наш берег Двины, и захватили плацдарм, на который перебросили бронетехнику, то наш фронт через несколько дней будет рассечен. Если не смогли, и подойдут резервы, то противнику потребуется время и значительные усилия, чтобы форсировать реку, занять плацдарм, и тем более расширить его во все стороны.
— Вчера они форсировали реку в тридцати километрах северо-западнее Двинска, у станции Ницгале. Ночью навели понтонный мост и перебросили роту танков. Однако наши моряки успели отправить по реке две плавающие мины, которыми корабли топят. Переправу разнесло, утром выловили из реки труп германского генерала — им оказался командир 8-й танковой дивизии генерал-майор Эрих Бранденбергер. Плацдарм атаковал утром 21-й мехкорпус Лелюшенко при поддержке 112-й дивизии и трех артполков с авиацией — немцев частью перебили, другой сбросили в реку обратно. Так что пока берег полностью наш, а Екабпилс 181-я дивизия держит, в городе третий день идут ожесточенные бои.
— Лишь бы резервы были…
— 163-я мотодивизия из 1-го мехкорпуса эшелонами движется на Резекне — завтра будет там. За ней идут составы 41-го стрелкового корпуса — первые прибыли на станцию Пскова. Перебрасывается «эстонский» корпус — один полк уже прибыл в Ригу. Хотя вражеская авиация сильно мешает своими налетами, постоянно бомбят.
Конечно, знать это обычному дивизионному комиссару нельзя, но вот заместителю командующего фронтом по укрепрайонам, а именно на эту должность с повышением был назначен Николаев, уже нужно. Приказ ведь подписан — а другой кандидатуры с такой репутацией и заслугами, сумевшего долго оборонять Либаву, просто не нашлось. Комендант 41-го укрепрайона, «пустого» перед самой войной, сумел не только проявить энергичность и распорядительность, но и с успехом воевать.
— Тогда шанс удержать двинский рубеж имеется, и немалый, Федор Исидорович, если разумно использовать время…
Олая — Рига
Командир 65-го стрелкового корпуса
генерал-майор Дедаев
— Вот мы и снова встретились, Серафим Петрович, — Дедаев порывисто обнял старого приятеля, надавив на плечи. Чуть отстранился, в голосе прозвучала затаенная надежда:
— Ты ко мне членом Военного Совета?
— Рад бы, но, похоже, с политработы меня окончательно выдернули, как морковку из грядки. Вчера назначили заместителем командующего фронтом по укрепрайонам, хорошо еще, что не по военно-учебным заведениям.
На бледноватых губах Николаева появилась улыбка, обозначавшая, что все произнесенное в конце не более, чем незатейливая шутка. Николай Алексеевич ответил тем же, усмехнувшись:
— Весь рубеж по Двине превращается в один сплошной укрепрайон, так что самым главным будешь.
— Старые позиции хоть восстановили?
— Почти полностью, за исключением непригодных или заболоченных участков. Сейчас вторую линию начали возводить, торопимся. Двадцать пять лет прошло, все обсыпалось, травой заросло, не то, что доски, бревна прогнили, а жерди в труху превратились.
— Я видел уже, с утра всю линию объехал, к тебе только сейчас добрался, на передовую, так сказать. Ужином кормить будешь? А то я еще не завтракал и не обедал, а когда поужинал и не помню. В Либаве не до того было, а вчера кусок в горло не лез.
— Понимаю, сейчас распоряжусь…
— Не к спеху, давай лучше к делу. Осмотрел я твою вторую линию, дней пять еще нужно, чтобы ее до ума довести — работников там хватает, всех рижских буржуев мобилизовали. В городе сразу спокойнее жить стало. Только женщины на улицах ходят. Их в Риге всегда почему-то больше, чем мужчин, — Николаев усмехнулся, закурил папиросу и, будто угадав вертевшийся на языке вопрос, произнес:
