— Ксан.. О, Боже...
— О, черт, черт! — рычит он мне в губы. — Ты близко?
— Думаю, да.
Он протягивает руку между нами и щелкает мой клитор, добавляя сводящее с ума давление на l киску.
— Я больше не могу сдерживаться.
— Я тоже.
Мои ботинки впиваются в его задницу, когда он врезается в меня с такой жестокостью, что на секунду я впадаю в бред, не в силах вспомнить, где, черт возьми, я нахожусь или что я делаю. Его бедра дергаются снова и снова, словно он не может контролировать силу, пульсирующую в нем.
— Я так долго хотел тебя, Грин. Так чертовски долго.
— Я тоже, — признаюсь я сквозь стон.
— Я хотел тебя, даже когда не должен был.
— Мне все равно.
— Я так сильно хотел, чтобы ты стала моей, что это причиняло боль.
— Ты хотел?
— Я хотел похитить тебя туда, где нас никто не знает, и трахать, пока мы больше не сможем двигаться, — признается он мне в рот. — Я хотел забрать тебя из этого мира и оставить для себя.
Так почему ты этого не сделал?
Я не произношу эти слова вслух, так как внутри меня проносится резкая волна. Она внезапная и дикая, и прежде, чем я осознаю ее, я тону в ней.
Его запах единственное, чем я дышу, немного похожий на океан, очень похожий на мяту и так похожий на принадлежность.
Ксандер всегда был тем, с кем я могу быть, единственным, перед кем я никогда не чувствовала, что должна притворяться.
Он был моим рыцарем, моим якорем. Моим единственным и неповторимым.
Я медленно спускаюсь со своей волны, ощущая, как что-то теплое стекает по моим бедрам.
Он смотрит на меня с извиняющимся выражением лица, хотя похоть все еще витает в нем.
— Удивлен, что я продержался так долго, учитывая, как много я фантазировал о тебе.
Я прикусываю нижнюю губу, затем отпускаю.
— Ты фантазировал обо мне?
— Все это чертово время. Это свело меня с ума.
Мои пальцы теряются в его волосах, когда я смотрю на него сквозь ресницы.
— Даже когда ты был с другими?
— Какими другими? — он касается своими губами моих. — Ты у меня первая, Грин.
Глава 30
Кимберли
— Ты девственник? — моя глаза расширяются, спрашивая в сотый раз. — Серьезно?
— Завязывай, пожалуйста?
— Нет, мне нужны подробности — все до единой.
— Подробности? Серьезно, Грин? Кроме того, ты немного отвлекаешь.
Я бросаю взгляд на себя и понимаю, что после того, как он отнес меня в постель, он раздел меня, пока я продолжала спрашивать его о бомбе, которую он сбросил ранее.
В данный момент я стою на коленях у него между ног, когда он закидывает рубашку за спину и отбрасывает брюки и боксеры. Мы оба совершенно голые, как в детстве, когда мы вместе принимали ванну.
Но сейчас все по-другому, и это как-то связано с его полутвердым членом, на который я не могу перестать пялиться.
Единственная причина, по которой я разрываю зрительный контакт, это темный взгляд его глаз. В них таится так много обещаний, дразнящих, заманивающих. Мой череп покалывает в предвкушении, а бедра неохотно сжимаются.
Странно, как я перестала думать о своем теле перед ним, или, скорее, о том, как он видит меня. Это из-за того, как он смотрит на меня, клянусь; в нем столько тепла и желания, что нет места для мерзких сомнений.
Часть меня хочет нырнуть в его объятия и никогда больше не выныривать, но сначала мое любопытство нуждается в ответах.
Обернув одеяло вокруг себя, я наклоняюсь так, что вся моя передняя часть соприкасается с его. Тонкая ткань единственный барьер, между нами.
— Лучше?
Стон, который вырывается из его горла, такой мужественный и грубый.
— Ты убиваешь меня, Грин.
— Я остановлюсь, если ты расскажешь мне.
— Может, после второго раунда.
— Нет.
Мои пальцы ложатся ему на грудь, и я провожу кончиками пальцев по его соску. Он твёрдый, как и все остальное в нем.
— Для начала, прекрати это, или я кончу на твоё жалкое одеяло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я все еще держу руку, не убираю ее.
— Так что, как говорится в статьях, мужские соски тоже чувствительны.
— Какого рода статьи ты читала?
Его тон насмешливый.
— Ну, знаешь, всякие.
— Это какие?
Я краснею.
— Сексуальные.
— Сексуальные, да?
— Вот как я держу себя в курсе. Теперь доволен?
Он усмехается, и я не могу злиться или дуться, когда он это делает. Это похоже на счастливую песню. На мою собственную счастливую песню, текст которой знаю только я.
— На самом деле я не удивлен.
— Не удивлен? — подозрительно спрашиваю я.
— Ты всегда была любопытным маленьким котенком. — он постукивает меня по носу. — Почему бы тебе по-другому относиться к сексу?
— Ты помнишь?
— Я же говорил. Я помню о тебе все.
— Нет, ты не помнишь.
— Попробуй.
Я прищуриваюсь.
— Когда мне удалили мой первый зуб?
— В первом классе.
— Когда я решила, что фисташки мой любимый вкус?
— Летом.
— Какое мое любимое животное?
— Тигры, но ты довольствуешься кошками, потому что можешь их гладить и растить.
— Тогда почему у меня их нет?
— Потому что ты была травмирована после смерти Луны. Ты все еще скучаешь по ней и не хочешь, чтобы твое сердце снова было разбито.
Мой подбородок дрожит, но я продолжаю спрашивать.
— Какой мой второй любимый цвет?
— У тебя его нет, потому что все остальные цвета, кроме зеленого, отстой.
Боже. Он действительно помнит.
— Когда у меня произошёл мой первый поцелуй?
— Небрежный поцелуй или настоящий?
— Все.
— Это было со мной, когда нам было по десять, и я поцеловал тебя в губы, а не в щеку. — он замолкает, сжимая челюсти. — Что касается настоящего, я не знаю.
— На вечеринке Ронана с одним пьяным придурком, который поцеловал меня до полусмерти, а потом сказал, что я отвратительна.
— Ты знаешь, что я не это имел в виду. Это мой защитный механизм, не забыла?
— Это все еще причиняет боль.
— Грин...
Я поднимаю плечо.
— Я не буду лгать тебе, Ксан. Я не скажу, что сейчас все в порядке. Сдерживание эмоций вот что привело меня туда, где я нахожусь сегодня, поэтому я стараюсь не позволять боли поселиться внутри.
— Я не против. — он сжимает мою руку, которая лежит у него на груди. — Я буду сотрудничать. Порази меня своей болью.
— Я только что это сделала. Я не так жестока, как ты.
— Ой. Я заслуживаю этого.
— Давай согласимся, что ты заслуживаешь большего, но я никогда не причиню тебе боль, Ксан.
— Ты сделала это. — он вздыхает, звук громкий и глубокий. — Ты просто не была в курсе. Самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать в своей жизни, это притворяться, что я ненавижу тебя, хотя я никогда ненавидел.
— Никогда?
— Никогда. Даже близко нет, — повторяет он мои предыдущие слова, но его тон совершенно серьезен. — Я сделаю все возможное, чтобы загладить свою вину перед тобой любым доступным мне способом.
— Как насчет того, чтобы рассказать мне, почему ты был девственником.
Он делает еще один вдох, на этот раз смиренный.
— Ты никогда не сдашься, не так ли?
— Нет. — когда он не двигается с места, я толкаю его. — Один раз Ронан хвастался тем, что он первый, кто потерял девственность, а Эйден последний. Я думала, ты где-то посередине.
И, возможно, в то время у меня заболел живот.
— Думаешь, я бы сказал Ронану, что я девственник? Он бы избегал меня, а потом накачал наркотиками и привел бы мне проститутку.
Да. Это так похоже на Ронана.
— Если ты так рисковал, почему просто не поплыл по течению?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я же говорил, я всегда хотел тебя.
— Но ты все равно мог бы заниматься сексом.
Даже когда я произношу эти слова, я не могу избавиться от горького привкуса, взрывающегося в горле.
