— Добро пожаловать! — радушно приветствовал он нас, протягивая руку и тепло улыбаясь. — Не ждал вас так скоро.
От неожиданности у меня подкосились колени. Но Палму быстро нашелся — пожал протянутую руку и ответил:
— Приехали, как только смогли.
— Мы сейчас сразу и отправимся, — предложил майор Ваденблик. — Я только надену шляпу и пальто.
Он вернулся в дом, оставив дверь настежь открытой. Я воззрился на Палму в полном недоумении. Все шло чересчур гладко.
— Ты что думаешь, — запинаясь, проговорил я, — он что, в самом деле хочет поехать с нами?
Кокки тоже удивленно покачал головой.
— Кто этих господ разберет! Дворянская кровь. С детства все позволено… Угрызения совести и все такое прочее…
Но если мне когда-либо доводилось видеть человека, кому неведомы угрызения совести, то это безусловно был майор Ваденблик. Он вернулся через минуту с фуражкой на голове и в роскошном замшевом пальто.
— Вы захватили с собой наручники? — осведомился он. И, заметив наше удивление, нетерпеливо сказал: — Старик опасен. Я ведь предупреждал по телефону. Он свалил трактором все заграждения и заявил, что поскольку его отец и дед пользовались этой дорогой, то и он впредь будет ездить по ней. И никакой суд его не остановит. — Майор внезапно осекся и настороженно оглядел нас. — Или вы не в связи с этим? Тут один упрямый старик не желает продать мне обратно землю. Мою землю. Которая была насильно отчуждена и отрезана! Ничего, в моей власти сделать так, что ему покажется здешняя жизнь весьма тяжелой. Он не только продаст, но еще и благодарить станет… Или вы представляете его сторону? — с подозрением спросил он, поскольку мы стояли, словно набрав в рот воды.
Но мы ничего не могли с собой поделать. К счастью, тут подоспел мальчишка.
— Отец! — закричал он еще издали. В глазах его стояли злые слезы. — Этот старик ударил меня, — он показал на Палму. — Убей его!
Майор Ваденблик требовательно посмотрел на Палму.
— В чем дело? — резко спросил он.
— Вашему сыну предъявляется обвинение в истязании животных, — жестко сказал Палму. — И в сопротивлении служащему полиции, находящемуся при исполнении служебных обязанностей. А также в угрозах применить заряженное огнестрельное оружие на общественной дороге. Это в том случае, если дело дойдет до суда. Но нас вполне удовлетворит, если вы его примерно накажете, чтобы ему впредь было неповадно.
— Чем ты занимался, Эрик? — Майор перевел на сына холодный взгляд.
Тот отвел глаза.
— Я подстрелил ворону, это дрянная птица! — ответил он. — Но она не сразу умерла. Еще велел этим старикам убираться к черту с нашей земли. Так же, как ты говоришь, отец!
— Если ты собираешься издеваться над скотом, делай это в лесу, а не на глазах у посторонних, — посоветовал майор. — И ты потерял свое оружие!
— Оно там, в лесу, можешь забрать его, — заметил я.
Мальчик взглянул сначала на отца, потом на нас и пошел. Но лицо его не предвещало ничего доброго.
— Он будет выпорот, — коротко сказал майор Ваденблик. — Еще какие-нибудь дела? — Гостеприимства он не выказывал.
Палму предоставил выпутываться мне.
— Наше дело касается самоубийства госпожи Ваденблик, — медленно проговорил я. — Мы из криминальной полиции Хельсинки.
На лице майора не дрогнул ни один мускул. Самое большее, что он себе позволил, — это проявить вежливый интерес.
— Поскольку вас в городе не было, а мы так или иначе ехали по делам в вашу сторону, то мы и решили по дороге завернуть сюда, — в отчаянии продолжал я. — Чтобы сообщить, что мы собираемся уничтожать бумаги по данному делу. То есть наш хранитель в архиве требует, чтобы мы уничтожили все ненужные документы. Дабы освободить место… У нас пока нет нового помещения, а в старом тесновато…
Пока я мямлил этот вздор, лицо Палму становилось все довольнее, и в конце он даже потирал руки.
— Холодновато здесь, на улице, — заметил он. — А мы думали, что вы еще в Хельсинки, позавчера вечером вас видели.
— Да, было заседание правления, — сказал майор Ваденблик. — Я редко наезжаю в город. Моя будущая жена и я вернулись вчера утром. Собрание очень затянулось.
— Она тоже заседает в правлении? — простодушно удивился Палму.
— Разумеется, — сердито ответил майор. — Анникка Мелконен является владелицей тридцати семи с половиной процентов акций компании. Так же, как и ее брат. Я владею пятнадцатью процентами. Впрочем, это наши частные дела и вас ни в коей мере не касаются.
С огромным удовольствием он послал бы нас ко всем чертям, но долг хозяина обязывал… Дворянская кровь, должно быть, и все такое прочее… Ему приходилось проявлять учтивость. Он проговорил:
— Что ж, раз вы приехали по делу, будьте любезны, проходите в дом. — Он по-военному повернулся и пошел вперед. — Анникка! — крикнул он наверх, стоя в просторном холле. — Спускайся! У нас гости. Полиция.
Сверху я услышал встревоженный возглас. Мы успели снять верхнюю одежду и оглядеться, когда будущая, а может — в некотором смысле — настоящая хозяйка дома, трепеща, спустилась вниз. У нее было серое от страха лицо и блуждающий взгляд.
— Что с тобой? — рассерженно спросил майор. — Не можешь держать себя в руках! Поздоровайся. Эти господа… простите, я не расслышал ваши фамилии.
Я поспешил представить Палму, Кокки и себя. Не забыв о титуле вице-судьи.
— Извините за вторжение и причиненное беспокойство, барышня Мелконен, — сказал я, стараясь быть полюбезнее.
Но неприкрытый ужас на ее лице и весь трясущийся вид вызывали у меня такое же тошнотворное чувство, какое я испытал, глядя на судороги вороны.
Майор быстрым шагом провел нас через зал, увешанный портретами предков, в кабинет — или гостиную? — с потертыми кожаными креслами, ломберным столом под зеленым сукном, лосиными рогами и вставленными в рамки дипломами. А также внушительной коллекцией оружия на стене. Совсем как в старые времена.
Барышня Мелконен поместилась на краешке стула, стараясь держаться прямо.
— Да что наконец с тобой, Анникка? — снова сердито спросил майор. — Что ты нервничаешь? Нет ни малейшего повода нервничать. Речь идет о смерти Майре.
Я сам видел, как тень облегчения скользнула по измученному лицу барышни Мелконен. Нет, это не было мое воображение. Вообще надо сказать, что барышня была не очень — как бы это выразиться… привлекательна, что ли. Выпирающие скулы, торчащие зубы… Вряд ли на нее заглядывались мужчины на улице или сходили по ней с ума. Фигура у нее тоже была не ахти…
— Итак, — невинно начал Палму, — позавчера вечером, часов в двенадцать, вы оба находились на собрании правления.
— Да, в ресторане «Кяпи», в отдельном кабинете. На нейтральной территории, — докончил майор, но не смог сдержаться: — Не понимаю только, какое это имеет отношение к вашему делу. После смерти Майре я выказал достаточную готовность предоставить полиции все необходимые сведения, и, по-моему, все досконально выяснили еще весной. Или это понадобилось господину Мелконену?.. — Он замолчал и сурово посмотрел на барышню Мелконен. — Если речь идет о данном собрании, то я не собираюсь отрицать, что дал ему по физиономии, — деловито сообщил он. — Можем выяснить отношения в суде, если он того пожелает. Но я бы советовал ему не забывать, что мы с Анниккой, вместе, владеем большей частью акций. И его положение председателя не столь прочно, как он думает.
— Ты не должен отстранять Аарне, — вступила в разговор Анникка, голос у нее был хриплый. — Отец никогда не позволил бы этого.
— Черт возьми! — вспылил майор. — Вопрос стоит только о членстве в правлении. Еще Майре пыталась этого добиться. Я должен быть одним из директоров! Пусть увеличат число мест в правлении, если все остальные так незаменимы! Ваш братец ведет себя чертовски самоуверенно! А ведь ты отлично знаешь, что мне нужны деньги. Не могу же я в кредит выкупать у государства свои земли, которые были грабительски отняты у нас! Мое хозяйство не выдержит таких процентов. Многое еще нужно отстраивать. А Орлиное гнездо, его строительство!
— Конечно, конечно, — пробормотала барышня Мелконен. — Да Аарне все из-за того, что ты ходил на завод, а рабочие возмутились…
— А что, в нашей стране порядочный человек уже не может высказать то, что считает нужным? — саркастически спросил майор. — Это подлый сброд, ленивые мошенники! Зато какие у них царские доходы! У них просто не было настоящего хозяина. Будь моя воля, они бы у меня живо присмирели!
— Но ведь это квалифицированные рабочие, обученные еще отцом! — рассердилась Анникка Мелконен.
— Итак, все это происходило в двенадцать часов, — напомнил Палму. — А когда вы ушли, майор Ваденблик?
Майор побагровел от гнева, и глаза его угрожающе блеснули. Но он сдержался и взглянул на часы:
