Так вот в суете никто не заметил, как солнце скрылось. Звезды тут же проклюнулись на низком летнем небе. Пленники все во дворе стоят. Ни слова друг другу не скажи, знак какой не подай. Попробовал было Иван свистнуть, так ему рот быстро барахлом каким-то заткнули. Опять тихо. Но вот уже при свете факелов кто-то из терема выскочил, знак охране сделал, чтобы пленников внутрь завели. Охрана пленных от столбов отвязала, руки освободила и даже повязки с глаз сняла, чуть не в пояс кланяется, мол, валяйте, гости дорогие, входите! Шутка ли, сам князь просит! Пленники переглянулись, порадовались, что все живы и невредимы. Отправились в терем. Зачем хозяев ждать заставлять?
То, как выглядел хозяин здешних мест, удивило не только доктора Сатеру, но и Василису. Они ожидали увидеть грубого мужика в такой же длинной рубахе, как у всех местных мужчин. Конечно, с вышивкой, камнями и прочими цацками. Но увидели совсем противоположное. Лицо у князя было тонкое, глаза бездонные, волосы черные, сзади, как говорят американцы, в «хвост пони» собранные. Бледность аристократа и пальцы хирурга. Одет он был тоже по моде нездешней. Костюм не менее чем за две тысячи — от Армани, рубаха белоснежная и тонкая без воротничка с тремя переплетенными латинскими буквами YSL, туфли от «Бали», часы — от «Картье». Ну, прямо картинка из журнала мод! И вот эта «картинка» оживает и движется прямо к гостям:
- Глазам не верю, ну прямо не могу поверить глазам! Сам, сам доктор Сатера!
Доктор, конечно, улыбнулся — и в такой глуши известен — ну надо же, а сам все руки потирает, уж больно веревки глубоко врезались. Князь продолжает соловьем разливаться: мол, прошу садиться, да как жаль, что не сразу принял! Да еще жальче, что не за того, да и за друзей простите… Или коллег? Ну, все равно, мол, виноват-виноват. А тут стол покрыли скатертью батистовой с вышивкой, да как понесли блюда! На закуску: раки вареные, семушка прозрачнокрасная, судак фаршированный, осетринка рассыпчатая, и икра такая-сякая-разтакая, и овощи разные. А птицы! Птицы всяких видов… Копченые, конечно. У Сатеры с друзьями прямо судороги по лицу начались — до чего аппетитно все! Неужели и поесть дадут?! Haпитков — море! И князь очень вежливо каждого чуть ЛИ не сам рассаживает. Вот здесь удобнее, а здесь не дует. Даму поближе к себе, из уважения, конечно, но доктор заметил, как глаз князя вспыхнул. Понравились князю девушка. Как уселись, челядь побежала. И у графинов вина льют, тарелки меняют — не уследишь, блюда все расставляют и расставляют. Ну, чистый тебе «Максим» парижский! Доктор только гласим и хлопает, да что же это такое: кино — не кино, Театр? А может быть, сон? Но на жизнь точно не похоже.
- Что, антураж удивляет? — спросил князь.
Сатера только плечами пожал, потому что от вида угощения у него полный рот слюны набрался, по фенологическому закону.
- А между прочим, вот так наша Русь и трапезничала когда-то…
- Ну, Русь не Русь, — доктор сглотнул слюну, — князья да бояре возможно…
В ответ князь улыбнулся многозначительно, взял руку Василисы в свою, и поднес к губам:
— А ваше лицо мне тоже знакомо. Вы в кино снимались? Василиса только плечами пожала, может, и снималась.
- Может быть, значит, — князь иронию и скепсис видно тонко чувствовал, заострять вопрос не стал, а продолжил играть роль хозяина. — Пейте, ешьте, господа! — учтиво кивнул гостям и сам вилку взял. — Кто же это на голодный желудок разговаривает? Только на закуски не очень налегайте, потому что еще и горячее, и десерт…
Приступили, наконец, помолясь. Сначала пошибче, потом притормозили, потому что обильная пища гостей расслаблять стала: и Сатеру, и Ивана. Только Василиса трезвым глазом смотрит. А хозяин слугам кивает да руками водит, как дирижер. Слуги стаканы наполняют, тарелки меняют, да еще и поперчат, если только пожелаешь. Белого вина попили, красного — пожалуйте. Красного попробовали — нате вам янтарного. И рыба тут на столе плескалась, и гуси-лебеди проплывали, и змеи, фаршированные всякой всячиной, ползали. Ну, фигурально выражаясь. Как пауза выдалась, хозяин к доктору обернулся.
- Не думал, что мы с вами когда-нибудь еще встретимся, уважаемый доктор Сатера! Я же учился у вас. Да-да! Бегал на лекции, впитывал идеи о жизненности традиций. О проникновении старины в современность, о достоверности сказок… Прекрасные были лекции.
Тут доктор Сатера, как воспитанный человек, поклонился, а князь продолжал:
- Более того, я ведь на вашем семинаре был! Неужели не помните?
Доктор усилием воли направил часть крови от желудка к мозгу. Из последних сил напряг память, и вдруг его осенило: «Бессмертнов!»
- Это я там был Бессмертнов, — тонко улыбнулся князь, — а здесь я Бессмертный.
Будь это не жизнь, а какое-нибудь низкопробное кино, после этих слов непременно бы сверкнула молния, ударил бы гром, зазвенели бы стекла и произошла бы всякая прочая ерунда. А тут: ударили барабаны, зазвенели струны и вышли танцевать лесные феи и русалки, и запели сирены, дивно и маняще…
Сатере поначалу это сильно понравилось, потому что и нимфы, и русалки в возрасте были наилучшем, да и танцевали в том, в чем их мать-природа родила — в чешуе да в листиках. Однако потом восторгу поубавилось, потому что, когда он уж больно засматриваться стал на одну из танцовщиц, Василиса вонзила рыбью кость доктору в ногу. Больно было, однако…
Но Сатера мужчина крепкий, он только кашлянул и сказал:
А музычка у вас басурманская…
— Нам чужд национализм, особенно в искусстве, — отпарировал князь, — кстати, вы же меня этому и учили.
- Это замечательно!
— Ну, так стараемся…
— Хороший, значит, ученик…
- А учитель какой!
- Пока они так разговоры разговаривали да расшаркивались друг перед другом, одна нимфа все знаки какие-то доктору в танце делать пыталась. Глаз от него не отводила и вообще рядом крутилась, а как только князь в очередной раз к Василисе обернулся, она вишню с подноса взяла и запустила ею в Сатеру. Уж на этот раз доктор не смог не заметить хорошенькое личико танцовщицы. Но обменяться они успели только взглядами, потому что гостеприимный князь вновь все свое внимание отдавал ему:
- Ну а как вы думаете, доктор, тайна ковра-самолета будет раскрыта?
- Почему будет? Была! Я уже и передачу об этом сделал! На последних раскопках в Иране нашли чудно сохранившийся рисунок. Так вот на нем подобие современного летательного аппарата, что-то вроде дельтаплана, крылья которого выполнены из материала по рисунку, напоминающему традиционные рисунки персидских ковров… И ковер нашли.
- Что вы говорите?!
«Вестник археологии» напечатал репродукцию… Потрясающее зрелище! Э, друг мой, это вы поотстали! — теперь уже доктор говорил, а сам старался уследить за танцовщицей, но музыка отзвучала, и все девушки скрылись так же быстро, как и появились.
- Поотстал, поотстал! А вам что, танцовщица моя понравилась?
- Какая танцовщица?
- А голубоглазая, что вишенку вам бросила.
- Вишенку, мне? Не заметил даже!
А я заметил.
Вот такой разговор произошел.
Время уже давно перевалило за полночь, Василиса откровенно скучала, стараясь не очень вникать в суть беседы мужчин, слуги продолжали менять блюда, теперь уже десерт, однако присутствующего при всем этом, но совсем забытого нами Ивана это уже не касалось. Он давно спал, уронив голову на стол…
Но вот догорели свечи, смолкла ученая беседа, был разбужен Иван, и молчаливые слуги повели его, сестру и доктора по коридору, чтобы уложить спать. Ване отвели детскую с огромными игрушками, встречавшими своего нового хозяина почетным караулом. Василисе выделили комнату Джульетты, где все было пронизано романтикой, а Сатеру определили в спальню для почетных гостей, где кровать огромная, перина мягкая, подушки чуть ли не до потолка достают. Спи — не хочу, но у доктора глаза слипаются, пальцы Но слушаются. Даже пуговицы расстегнуть не могут. Вроде бы и выпил немного, а сидит на краю кровати, качается. И хорошо бы никто не видел такой слабости доктора, но ведь все наоборот! Из маленькой потайной комнаты, сквозь незаметный неискушенному глазу «глазок» на доктора смотрел плешивый человечек. Улыбался, руки потирал, потому что видел, что Вот-вот доктор повалится да забудется непробудным сном, а тогда хватай, вяжи его и вообще делай, что хочешь! Вернее, что князь захочет. И так этот плешивый обрадовался, что оставил пост наблюдения. Он нырнул под стол, где бутылочка заветная была припрятана, да еще и с рюмочкой. Набулькал себе стопочку, зажмурился, предвкушая удовольствие, ну и, Конечно, опрокинул. А как же! И снова зажмурился, теперь уже получив искомое. А зря…
Зря потому, что именно в этот момент в комнату доктората самая танцовщица, что рубашку ему вишней перемазала, тайно и бесшумно проникла. Видит, доктор уже на боку лежит и сны просматривает. Одна рукагде-то за спиной осталась, вторая так за нерастегнутую пуговицу и держится. Тут она к нему и прильнула…
