ничего, кроме лжи, я сразу это понял, – заявил Никез. – Вы уезжаете.
– Я вернусь, – пообещал Лоран.
– Вы так думаете?
Дэймен почувствовал, как по коже у него бегут мурашки. Вспомнил, как Никез выскочил в коридор после покушения на Лорана. Дэймену страшно захотелось перевернуть мальчишку вверх ногами и вытрясти из него все секреты.
– Я вернусь, – повторил Лоран.
– Чтобы взять меня в питомцы? – уточнил Никез. – Да вы об этом мечтаете. Мечтаете сделать меня своим слугой.
Над внутренним двором встало солнце, окрасив все в новые цвета. На столб у конюшни сел воробей, но тут же улетел, потому что один из воинов уронил тяжелый конский хомут.
– Я никогда не заставил бы тебя делать то, что тебе неприятно.
– Да мне на вас смотреть неприятно! – съязвил Никез.
* * *
Вместо теплого прощания дяди с племянником состоялась бездушно-холодная публичная церемония.
Получилось целое представление – регент явился при полном параде, а безупречно дисциплинированные воины Лорана встали строем. Вышколенные, вымуштрованные, они построились во внешнем дворе, в то время как регент на вершине широкой лестницы напутствовал племянника. Утро выдалось теплым, безветренным. Регент приколол к плечу Лорана знак воинского звания, украшенный драгоценными камнями, затем велел племяннику подняться и спокойно поцеловал его в обе щеки. Когда Лоран вновь повернулся к своим воинам, пряжка у него на плече сверкнула на солнце. А у Дэймена едва не закружилась голова: он явственно вспомнил подробности давней битвы: на поле боя при Марласе этот самый знак носил Огюст.
Лоран сел в седло. Вокруг зареяли знамена – сине-золотые с лучистой звездой. Громко заиграли трубы, и конь Говарта взбрыкнул, хорошей выучке вопреки. Лорана провожали не только придворные: у ворот толпились простые горожане. Собравшиеся поглазеть на своего принца одобрительно гудели. Симпатия горожан не удивила Дэймена. Золотистые волосы, чеканный профиль – с такой внешностью нельзя не стать кумиром. Легко обожать золотого принца, если не видеть, как он отрывает мухам крылышки. Прямая спина, непринужденная грация – в седле он держался прекрасно, пока не решал убить свою лошадь.
Дэймен получил хорошего коня, хороший меч и место в строю рядом с Лораном. Со двора он выехал, держась рядом с принцем. Но вот внутренние стены остались позади, и Дэймен, не удержавшись, оглянулся на дворец, который стал ему тюрьмой.
Он был невероятно красив: высокие ворота, купола, башни и бесконечные узоры, замысловато высеченные на бежевом камне. Сверкая металлом и мрамором, с изогнутой крыши к небу тянулись шпили, за которыми в ночь неудавшегося побега Дэймен прятался от стражи.
Он чувствовал иронию своего положения: он уезжает защищать человека, который изо всех сил старался его растоптать. Лоран был его тюремщиком, злым и опасным. Растерзать Акилос он мог не хуже, чем его дядя. Однако необходимость сорвать планы регента отодвигала все это на второй план. Если войну не предотвратить никак иначе – значит, Дэймен сделает все возможное, чтобы сохранить Лорану жизнь. Он обещание сдержит.
Но сейчас, выезжая за территорию вирского замка, Дэймен осознал кое-что еще. Какие бы обещания он ни давал, сюда он не вернется никогда.
Дэймен снова посмотрел на дорогу, на первую часть своего пути. На юг. Домой.
Благодарности
Этот роман – детище наших вечерних разговоров с Кейт Рамзи. Мы созванивались каждый понедельник, и однажды Кейт сказала: «По-моему, ты недооцениваешь потенциал этой истории». Спасибо тебе, Кейт, за дружескую поддержку в самые трудные минуты. Никогда не забуду звон допотопного телефона в моей крохотной токийской квартирке.
Я в неоплатном долгу перед Кристи Иннес-Уилл, своей прекрасной подругой и редактором, которая прочла бесчисленное множество черновиков и не пожалела сил, стараясь их улучшить. Словами не передать, что значила для меня ее помощь.
Анна Кауан, одна из моих любимейших писательниц, много помогала мне в работе над романом. Спасибо тебе, Анна, за невероятные сессии мозгового штурма и за ценные советы. Не представляю, каким был бы мой роман без тебя.
Спасибо моему писательскому кружку – Изиле, Канеко и Тевир – за мысли, замечания, предложения и поддержку. Это счастье – иметь таких друзей-писателей, как вы!
И наконец, спасибо всем, кто прочел «Плененного принца», когда он существовал только онлайн. Спасибо за вашу щедрость, ваш энтузиазм и за то, что дали мне возможность представить эту книгу миру.
Обучение Эразма
Пробудившись утром на липких простынях, Эразм не сразу понял, в чем дело. Сон медленно таял, оставляя ощущение тепла. Юноша дремно шевельнулся: от удовольствия тело казалось разморенно-тяжелым. Уютная стлань ласкала кожу.
Позднее, когда Пилей откинул стлань, то мигом обо всем догадался и отправил Делоса звонить в колокол, а мальчишку-гонца – во дворец: тот умчался сверкая пятками.
Эразм встал, затем опустился на колени, припав лбом к каменному полу. Он не решался поверить, но в груди расцветала надежда. Всем своим существом он осознавал, что простыни забирают с его ложа, бережно сворачивают и перевязывают золотой лентой в знак того, что наконец-то – ну наконец-то! – это случилось.
«Тело не поторопишь, – мягко сказал ему однажды старик Пилей. Эразм вспыхнул при мысли, что томление отразилось у него на лице. Но ведь он желал этого каждую ночь, желал, чтобы это случилось прежде, чем взойдет солнце, и он станет на один день старше. С недавних пор томление изменилось: пением перебираемых струн оно разносилось по всему телу.
Над садом Нерея зазвенел колокол: это Делос дергал за веревку, и Эразм с бешено бьющимся сердцем поднялся, чтобы проследовать за Пилеем в купальни. Он чувствовал себя слишком высоким и нескладным.
Он был слишком взрослым для случившегося – на три года старше самого старшего из носивших ученические шелка до него. И это вопреки страстному желанию, чтобы тело наконец должным образом засвидетельствовало его готовность.
В купальнях стало душно, потому открыли паровые краны. Сперва Эразм отмокал в купели, затем его положили на белый мрамор – кожа пропарилась так, что теперь словно пульсировала от клубящихся в воздухе ароматов. Лежал он в смиренной позе, скрестив руки над головой. Порой ночами Эразм отрабатывал эту позу у себя в комнате, словно стараниями мог воплотить мечту в жизнь. Его тело расслабилось на гладком камне.
Эразм грезил об этом миге. Поначалу с волнением, потом с нежностью, а спустя годы – с томлением. Он грезил, как во время ритуальных процедур будет лежать неподвижно, совершенно неподвижно. Как под конец церемоний запястья ему свяжут золотой лентой со стлани, а его самого переложат на крытые носилки с подушками.
