беременности! Определенно!
– Тебе повезло больше чем мне, – добавила Катарина. – Береги то, что тебе дорого. Храни бережно, но не прячь под замком. Ибо нет такого замка, от которого невозможно подобрать ключ.
– Неужели это конец? – в слух произнесла я, но едва ли услышала собственный голос.
– Нет, – сквозь боль улыбнулась Катарина, – это начало.
Она сделала шаг по направлению ко мне. Затем еще один. Движения ее были немного неловкими, тело пошатывалось из стороны в сторону, словно маятник. Хворь съедала девушку, не щадя.
Я невольно вытянула вперед руку. По щекам заструились соленные ручейки слез.
Разве не этого я хотела? Не этого всегда желала? Отчего же тогда так щемит сердце и болит душа?
Катарина проскользила мимо меня, улыбнувшись одними уголками чужих губ. Я вдруг поняла, что она никогда не любила это тело. Почувствовала…
Темное марево стало исчезать. Мир вновь начал обретать цвета и краски. К горлу подступила тошнота и я, дабы не упасть, обхватила что-то рукой. Кажется, это били перила. Ну конечно. А вот и домик Аши, и крыльцо, на котором замерли Эстер, Кроу и Хильда. Для них время словно остановилось, замедлило свой бег.
Вдох… и я снова в реальности.
Грудь сжимают, словно в тисках. Внутренности сворачиваются в тугой узел. Мне дурно, но я не могу позволить себе упасть. Не сейчас.
Оборачиваюсь, что найти глазами Катарину. Она стоит ко мне спиной. Я все еще чувствую ее боль. Сердечную и физическую.
Не мудрено. Кроу говорил о том, что наши судьбы сплелись в тугой узел. Его не разорвать и не распутать, как ни старайся. Пожалуй, это нелегкая задача под силу только старухе с косой.
– Нет, нет, нет! – запричитала Хильда, когда тонкие руки Аннушки потянулись к ее шее. Ладонь девушки-пророка опустилась на рукоять кинжала, но не посмела его использовать.
Одно движение и тонкая цепочка с треском порвалась. Теперь амулет покачивался в руках Катарины.
Я молча наблюдала за происходящим. Глаза щипало от слез.
Катарина очертила пальцем контур амулета, бережно погладила гладкую поверхность, а после бросила на земь. Украшение с треском упало на крыльцо и девушка, недолго думая, опустила на него подошву своих кожаных туфель. Металл изогнулся, затрещал под тяжестью ее веса. Из сетки паутины, оплетающей теперь амулет, вырвались голубые всполохи-змейки. Они устремились вверх. Замерли на уровне груди, рисуя в воздухе замысловатые фигуры и витиеватые спирали. Словно живые.
Обернувшись, Катарина взглянула на меня. В глаза ее тоже стояли слезы.
Спустя пару секунд девушка взмахнула рукой, и голубые змейки устремились к Кроу, обвили его шею, руки, грудь. Они в нетерпении льнули к нему – к своему новому хозяину.
«Мне душа больше не к чему», – прозвучал в голове голос сестры.
Или мне это лишь почудилось?
Вспышка, и все исчезло…
Я взглянула на Кроу. Его ладонь упиралась в грудь, словно это касание могло облегчить его муки. Лицо исказила гримаса боли.
– Что ты натворила? – В голосе Хильды сквозил страх. – Ты никогда уже не сможешь вернуться! Ни-ко-гда!
Для Катарины это не было секретом. Она отдала крохи своей души, обреченной на вечное существование, Кроу. Разорвала порочный круг, обрекая себя на смерть.
Смерть…
Готова ли я отпустить сестру, едва ее обретя?
Катарина развернулась на пятках, подошла ко мне. Тыльной стороной ладони смахнула с моего лица соленные слезы и, не мешкая, устремилась прочь от домика Аши.
– Куда она идет? – спросила Эстер, глядя в след девушке.
Мысль, словно яркая вспышка, обожгла мой разум.
– Нет, нет, нет! – воскликнула я, устремляясь следом за Катариной.
Как назло, между старых деревянных досок застрял каблук. Я замешкалась, пытаясь избавиться от обуви. Когда мне это удалось, силуэт сестры уже растворился в толпе пророков, с любопытством наблюдавших за происходящим.
Сбежав с крыльца, я прокричала:
– Катарина! – Мой голос растворился в какофонии звуков и улюлюканье, доносящимся из-за ворот.
Вот в толпе мелькнули черные волосы. Я закусила губу, пытаясь сдержать тихий стон, готовый вот-вот сорваться с моих губ.
Глотая соленые слезы, я смотрела вслед черноволосой девушке. Ноги подкосились и, издав тихий всхлип, я опустилась на колени. Длинная юбка разметалась по траве, прикрыв босые ноги.
Каждый шаг Катарины отдавался болью в моем сознание. Чем ближе она подходила к воротам, тем дальше становилась от меня. Невидимые нити обрывались одна за одной с характерным звуком. Словно натянутые сруны лопались, не выдержав натяжения.
– Нет, нет, нет… – шептала я одними губами, силясь подняться. Ничего не получалось.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что меня держат сильные мужские руки, обхватив, словно стальной обруч.
Кроу…
– Отпусти ее, Моргана, – шепнул он. – Так надо.
– Не могу, – отрицательно качнула головой, чувствуя, как меня нестерпимо тянет к девушке.
Кроу притянул меня к себе. Его холодные губы коснулись моего виска.
– Ей это нужно, – шепнул он. – Дай Катарине сделать хоть что-то для тебя.
Девушка замерла, обернулась, взглянув на меня. На лице ее не было страха. Лишь блаженная улыбка. Она жаждала этого… Она хотела свободы… Долгие годы заточения ожесточили ее бессмертную душу, сделали черствой. Ах, проклятый ларец!
Катарина все еще меня слышала.
«Ты знаешь, что с ним сделать», – прозвучал ее голос, словно эхо. Он обращен был только ко мне. Беззвучный, тихий, словно песнь ветра.
Ворота заскрипели, отворяясь. Мужчины-пророки потянули тяжелые створки на себя.
Я уткнулась лицом в грудь Кроу, захлебываясь в своих рыданиях.
– Я тебя отпускаю. Я тебя отпускаю, – прошептала я, чувствуя, как рвется последняя нить, связывающая меня и Катарину.
Раздался звериный рык и чей-то хохот. Мне отчаянно захотелось исчезнуть, чтобы ничего не слышать. Я представляла, как в последний раз ветер ласково треплет черные волосы Аннушки. Когда-то и у меня были такие же… А потом… Багряное зарево заходящего за горизонт солнца и алые капли крови, засохшие на траве.
***
Пророк ловко орудовал топором, превращая искусную работу мастера в груду
