— Разбуди меня через час, — просил Зорька.
— Сам проснешься, как начнут фрицы давать концерт.
И верно, чуть только показался край горячего солнца, фашисты сразу же пошли в атаку.
— Без команды не стрелять! — крикнул Нестеров. — Пусть подходят ближе.
И Зорька вскочил. Протер глаза, смотрел на подходивших немцев, покачал головой: много… Схватил свой автомат, прицелился.
— Огонь! — крикнул что есть силы Нестеров.
И сразу же отозвались два ручных пулемета из роты Родина, загремели винтовочные выстрелы. Но гитлеровцы, укрываясь за камнями, быстро перебегая, подобрались уже совсем близко.
— Приготовить гранаты! — скомандовал Нестеров.
И в ту же минуту ударила батарея Инкермана, Били орудия по наступающим фашистам. Напрасно кричали немецкие офицеры, но солдаты, показывая спины, быстро убегали.
— У — у, гады! — кричал Зорька Родин и посылал автоматные очереди вслед удиравшим фрицам.
Пахло пороховым дымом. Бойцы из нового пополнения осмелели, заговорили возбужденно, даже послышался смех.
— Ну, молодцы артиллеристы! — радовался Зорька Родин. — Как они всех севастопольцев выручают. А тридцать пятая батарея вот дает жизни фрицам! Снаряды по полтонны, шуршат в воздухе. Спасибо артиллеристам. Виктор, вы здесь их видели? Из этой, инкерманской батареи?
— А где их увидишь? Они, может, еще дальше Инкермана. Но корректировщики заходили к нам: молодые ребята, хорошо математику знают. Наша позиция недалеко от немцев, но ни разу от своей батареи по ошибке не получали.'
— Нестеров взглянул вверх. — Вот черт, опять рама кружит. Товарищи, никакого движения! Воздух!
Все приткнулись в камнях, кто где был, и голосов даже не слышно.
— Так и знай, сейчас «юнкерсы» пожалуют, — проворчал Зорька Родин.
И верно, рама — разведчик улетела, а на смену ей мчался «юнкере», развернулся дал очередь по каменной баррикаде и взмыл вверх. И опять с воем вниз…
— На испуг берет, — заключил сержант Петров, рядом присевший с Нестеровым.
Кружил «юнкере», выглядывая добычу, круто прошел в пике. Произошло неожиданное: сержант Петров схватил ручной пулемет и дал в самолет очередь — «юнкере» вспыхнул, потянул к своим и там, за каменными скалами, раздался взрыв. Все это произошло гак неожиданно…
Первым Петрова поздравил Зорька Родин. Он бурно радовался, пожимая руки сержанта:
— Вот это по — севастопольски!
Нестеров крепко обнял Петрова. Спросил:
— Это первый?
— Второй, — ответил сержант. — Первого уложил возле Одессы, тоже из ручного пулемета.
— Вот если бы каждый уложил по одному самолету или по одному танку — давно бы война окончилась нашей победой, — говорил Зорька и все смотрел с восхищением на этого низкорослого, но просторного в плечах уральского парня. Спросил его: — А к награде вас представили?
— Да, сам генерал Петров отправил на меня наградной лист. Но пока ничего не известно.
Нестеров увидел, как из‑за каменных скал выползли три железные махины.
— Танки!
За танками бежали солдаты с автоматами. А батарея Инкермана не могла сейчас помочь, отбивалась от наседавших «юнкерсов», они сбрасывали бомбы.
Танки уже приблизились к каменной баррикаде.
— Есть две гранаты! — крикнул Родин и побежал к окопу.
Он пополз навстречу первому танку с двумя гранатами. Кинул одну — взорвалась, не долетев. Грохотал танк… Размахнувшись, Родин с силой бросил большую гранату под самую гусеницу — танк закрутился, загораживая дорогу, пламя охватило железную громадину. Два других танка и наступающие гитлеровцы повернули назад.
Шатаясь, поднялся Родин. Из ушей и носа капала кровь. Он улыбался, как тогда, в Краснодаре… Вечером пришла санитарная машина, увезла его и всех раненых ку- да‑то в городской госпиталь.
Все ближе к штольням Инкермана подходили гитлеровцы. Надо эвакуировать отсюда госпитали, женщин и детей. А куда? Весь город и примыкающие к нему поселки, дороги между ними, высоты — Сапун — гора, Сахарная головка, Малахов курган — все это уже простреливается. Но проходящее возле Инкермана симферопольское шоссе еще в наших руках.
В одну ночь опять сюда пришло пополнение — взвод со станковым пулеметом и противотанковым ружьем. Нестеров знакомился с прибывшими на передовую. Все они с Кубани — из Краснодара и Новороссийска. Они рассказывали: от Кущевского и Старомннского районов до самой реки Кубань сооружаются оборонительные линии — копают противотанковые рвы, окопы. Они были и возле Краснодара на северной стороне. По всему краю создавались добровольческие эскадроны, в них пожилые и молодежь непризывного возраста. По станицам в кузницах ковали шашки. Седлали казаки коней, брали в руки оружие. Все эти эскадроны соединялись в конные полки и дивизии, создавался казачий корпус. Кубань готовилась встретить врага огнем и сабельным ударом.
По всему фронту у Севастополя шли кровопролитные бои. Неизвестно где был Родин. Может его отправили на Большую землю? Но уже несколько дней ни один транспорт не может пробиться к осажденному Севастополю. С краснодарского аэродрома по ночам прилетали самолеты с самыми
необходимыми боеприпасами. Но не все самолеты возвращались на свой аэродром. У защитников Севастополя все меньше снарядов и патронов. Не хватает хлеба. Нет воды.
Возле баррикады на симферопольском шоссе был крохотный родник. При налете немецких бомбардировщиков его завалило землей и камнями. Убирали их, старались добраться до того родника. Показались только чуть заметные капельки… Копали глу бже, но уже не было воды — весь родник завалило бомбовым ударом.
Жара. Накалились камни от знойного солнца — рукой не притронешься. Невыносимо хотелось пить. И брали в рот землю с того места, где был крохотный родник.
В прошлую ночь не пришла походная кухня. Наверно, где‑то разбило ее. И хлеба ни у кого нет. Но никто не жаловался.
К Нестерову — он почернел и запали щеки — подошел Малахов:
— Товарищ лейтенант, разрешите сходить в Инкер- ман, может, что поесть принесу.
— Возьмите еще кого.
— Нет, здесь каждый солдат нужен.
— Идите, но будьте осторожны, форма ваша очень заметная.
Моряк оглядел свою изношенную матросскую форму
— широкие черные брюки и китель были разорваны, пробиты пулями и не все пуговицы в кителе, но на голове, как всегда, лихо надета бескозырка с лентами.
— Не хотите переодеться в пехотное, незаметное, — укорял лейтенант, — а в этой форме вас немцы сразу увидят.
— Вот и хорошо, пусть у них страху добавляется. А эта форма, как знамя Черноморского флота…
— В каждом бою я за вас так переживаю, — признался Нестеров.
— Спасибо, лейтенант. Но от пули я не погибну. — Малахов вышел из окопа, глянул в небо и, припадая на правую ногу, зашагал к каменным стенам Инкермана.
Ждали его весь день. Под вечер Петров крикнул:
— Идет и несет.
Со стороны Инкермана торопился матрос, а за спиной у него мешок. В небе показался «мессершмитт». Летчик заметил человека, снизился, резанул из пулемета — Малахов упал, раскинув руки — у каменной баррикады все вздрогну
ли… Немецкий летчик решил, что человек убит, рванул самолет вверх и помчался в поисках новой э^этвы. А матрос схватился, мешок на себя и бегом к окопам.
— Ранен? — Нестеров навстречу.
— Царапнуло… — Малахов прижал левую руку к себе. Петров оглядел рану и забинтовал.
— Развязывайте, — указал на мешок Малахов.
Петров вынул буханку хлеба, потом другую, пять
банок консервов и большую жестяную банку виноградного сока — особенно это дорого, хоть понемногу каждому утолить жажду.
— Выпросил у самого начальника снабжения дивизии, — сказал Малахов.
Разделили все принесенное, только успели поесть, а наблюдатели крикнули:
— Фрицы!
Нестеров глянул в щель между камнями. Приближались гитлеровцы. Все за баррикадой изготовились у пулеметов и винтовок.
Все ближе фашисты. Уже слышно, как усатый фельдфебель подгонял солдат: «Шнель, шнель!» — быстрей.
— Огонь! — крикнул ротный.
Дробно застучали пулеметы, залпами били винтовки
— гитлеровцы залегли. Нестеров ловил на мушку усатого фельдфебеля, но он не показывался из‑за камня. С оглушительным ревом, стреляя из пулемета, пронесся «мессершмитт». Немецкие солдаты схватились и бегом к баррикаде.
— В атаку! — крикнул лейтенант, первый выскочил из окопа и услышал за собой топот ног. Нестеров бежал прямо на фельдфебеля. Малахов тоже выбрал эту цель. Страшный вил был у матроса, шрам на лице налился кровью. Усатый фельдфебель попятился и заорал:
— Цурюк!
Гитлеровцы послушно повернули и, отстреливаясь, побежали вспять.
— Сволочи! — кричал им вдогонку Малахов. — Против нашего штыка — слабаки!
