просто его поклонником, но пока он – пламенный сторонник Молодого короля и провозглашает:
Любовных услад
Мне слаще звон лат.
Пока Байард мой не устал,
Взлечу на перигорский вал,
Пробившись через сеть засад:
Пуатевинца жирный зад
Узнает этой шпаги жало,
И будет остр на вкус салат,
Коль в мозги покрошить забрало.
Генрих II попытался несколько удовлетворить амбиции сына, и в 1183 г. пригласил его из Франции, где тот вновь скрылся от своих обид, а равно и Ричарда с Джеффри. Также у него в гостях была дочь Матильда с зятем, саксонским и баварским герцогом Генрихом Львом, изгнанным в 1180 г. из своих владений Фридрихом I Барбароссой – трубадур Борн устроил превеликий скандал тогда, объявив Матильду своей Дамой сердца, чем взбесил ревнивого немца, был изгнан и впоследствии осрамил нищету Генриха Льва в своих стихах; кстати, ощущавший себя в такой бурной политической силе Генрих II вынашивал идею вмешаться в германские дела в пользу зятя, причем в 1180 г. всерьез готовился к войне. Идея короля «собрать семью» оказалась неудачной: он решил потребовать от сыновей повторной присяги себе, после чего Ричард и Джеффри должны были принести Генриху-младшему вассальную присягу за свои герцогства. Львиное Сердце немедленно по последнему поводу разъярился, ответил отказом. 10 лет он усмирял Аквитанию, и теперь считал унижением приносить за нее присягу брату, тем более что по феодальным порядкам того времени требовать от Ричарда подобную присягу был вправе только король Франции. Брат же ранее в открытую заигрывал с аквитанскими феодалами, обещая им, как говорится, «пряники и рай» при своем благоденственном правлении.
И вот хронист аббатства Мэлроуз записал (пер. с англ. – Е. С.): «Лето Господне 1183… Позорная и противоестественная вражда возникла между сыновьями Генриха, короля Англии, потомством единой матери, отчего произошло множество зол и многие встретили свою смерть».
Генрих Лев и Матильда. Средневековая книжная миниатюра
Генрих-младший с оружием выступил против Ричарда, его поддержал Джеффри, требуя присоединения к своей Бретани фамильного наследия анжуйских графов – Анжу, Мэна и Турени; Генрих-старший, руководствуясь здравым смыслом, скупостью и феодальными законами, выступил на стороне Ричарда. В итоге Генрих-младший вновь показал свою никчемность, о чем наглядно свидетельствуют рассказы из жизни де Борна: «В те времена, когда эн Ричард, прежде нежели стать королем, был еще графом Пуатье, Бертран де Борн был его врагом, ибо любил брата его, Короля-юношу, с ним воевавшего. И составил эн Бертран клятвенный союз против эн Ричарда, в который вошли добрый виконт Лиможский, по имени Адемар, виконт Вентадорнский и виконт Жимельский, граф Перигорский с братом и граф Ангулемский с двумя братьями, граф Раймон Тулузский, граф Фландрский, граф Барселонский, эн Сентойль д’Астарак, граф Гасконский, а также эн Гастон де Беарн, граф Биггоры и граф Дижонский. Однако все они его покинули и клятву, данную ему, преступив, мир без него заключили. Также и Адемар, виконт Лиможский, каковой и любовью и договором связан был с ним более всех других, его оставил и мир заключил без его участия». Явно, к этому приложили свои мечи Ричард и старый Генрих; стоит упомянуть эпизод о том, как последний прибыл в Лимож для переговоров с Джеффри и был предательски обстрелян лучниками сына, так что одна из стрел пробила голову королевскому коню; взяв ее в руки, Генрих выговорил сыну: «Скажи, сын мой, в чем перед тобой виноват несчастный отец, что ты поставил его целью для твоих стрелков»!
«Когда Король-юноша мир с братом своим Ричардом заключил и от притязаний на земли его отказался, как того Генрих король, отец их, желал, каковой некоторое стал ему давать содержание на все его нужды – и не было у него никакой земли во владении и никто не шел к нему с военной помощью и поддержкой, – тогда эн Бертран де Борн и прочие сеньоры все, державшие руку его против эн Ричарда, всем этим очень были удручены. Отправился Король-юноша в Ломбардию[68] предаться веселью и турнирам, а всех этих сеньоров оставил одних воевать с эн Ричардом. И эн Ричард города осаждал и замки, земли разорял и захватывал, жег и испепелял; а Король-юноша спал, турнирами тешился и развлекался, о чем эн Бертран песню сложил, в ней же говорится:
Я начинаю петь в негодованье,
Узнав о низком ричардовом плане:
Чтоб выполнить отцовское желанье,
Был Молодой Король как на аркане
Согласье брату на коронованье
Дать приведен!
Безвластен Генрих! Королевством дряни
Гордиться может трон!
О чем тут говорить, когда заранее
Согласный на любое подаянье
Король живет на чьем-то содержанье…[69]
В той же песне он честит Ричарда как тирана, купающего страну в кровавой бане; в другой – сравнивает его с вороной, пытающейся уподобиться паве.
Интересно, что слава Бертрана де Борна, как лукавого злодея, сеющего раздор, пережила века, и великий Данте «поместил» его в девятый ров восьмого круга своего Ада, где казнятся зачинщики раздора (песнь XXVIII):
Я видел, вижу словно и сейчас
Как тело безголовое шагало
В толпе, кружащей неисчетный раз,
И срезанную голову держало
За космы, как фонарь, и голова
Взирала к нам и скорбно восклицала.
Он сам себе светил, и было два
В одном, единый в образе двойного,
Как – знает Тот, чья власть во всем права.
Остановись у свода мостового,
Он кверху руку с головой простер,
Чтобы ко мне свое приблизить слово,
Такое вот: «Склони к мученьям взор,
Ты, что меж мертвых дышишь невозбранно!
Ты горших мук не видел до сих пор.
И если весть и обо мне желанна,
Знай: я Бертран де Борн, тот, кто в былом
Учил дурному короля Иоанна[70].
Я брань воздвиг меж сыном и отцом:
Не так Ахитофелевым советом
Давид был ранен и Авессалом.
Я связь родства расторг пред целым светом;
За это мозг мой отсечен навек
От корня своего в обрубке этом.
И я, как все, возмездья не избег».
На этом свете – еще как избег, а насчет того – так это Данте виднее. Впрочем, Генрих-младший вовсе не был так бездеятелен, как его упрекает Борн. Он нанял
