сестры. Господин король Англии утверждал, что он отдал во вдовью часть королеве Алиеноре те самые владения, которые востребовал король Франции, дабы отдать их своей сестре». Заодно он заключил с Филиппом еще кое-какие соглашения с принесением ему вассальной присяги за свои французские владения, да еще приплатив молодому змеенышу наличными (хронист из Мэлроуза ехидно отмечает, что Генрих сделал это для блага Церкви и бедных, хотя и с неохотой). Беда Генриха была в том, что старый лев весьма несерьезно относился к Филиппу, который хоть персонаж и отрицательный, преисполненный коварства, но нельзя не отметить его поистине макиавеллистический ум, созревший столь рано для интриг. Генрих мог бы с ним потягаться в этом отношении, но уже угасал и, повторим, относился к Филиппу несерьезно. Тот же, методично и планомерно разрушая гнездо Плантагенетов, после смерти Генриха-младшего принялся обхаживать Джеффри. Последнего хронист Геральд Камбрийский аттестовал весьма нелестно: «Многоречивый, мягкий, как масло… способный разрушить два королевства одним языком; неутомимо предприимчивый, коварный во всем, обманщик и пройдоха».
Однако именно такого человека Генрих, тасуя поредевшую колоду своих сыновей, решил было назначить своим наследником в обход Ричарда: если ему так мила его Аквитания, пусть и сидит в ней на здоровье! Впрочем, потом здоровый прагматизм возобладал: по сравнению с непокорным Ричардом Джеффри проигрывал и по внешности, и по характеру. Однако в очередной раз Генрих поступил коварно, воздержавшись от официального провозглашения наследника – чем вбил еще больший клин меж собственными сыновьями: старшие подозревали друг друга и вместе – Иоанна, все больше становившегося отцовским любимцем.
Король собрал все свое семейство в Винчестер на празднование Дня св. Андрея (30 ноября 1184 г.). Замечательный получился террариум единомышленников, было б весьма интересно узнать содержание их разговоров… Беллетризированную попытку воссоздать подобную встречу, введя туда для остроты конфликта еще французского короля и злосчастную принцессу Алису, сделал драматург Д. Голдмен в пьесе «Лев зимой» – это замечательное произведение, некоторые речи можно просто брать на цитаты; самое же трогательное – то, что, показав беспощадную и беспринципную войну интриг «всех против всех», автор приводит к мысли – несмотря на ядовитейшие перепалки супругов, нет у Генриха – одинокого среди амбициозных сыновей и циничной молодой любовницы – лучшего, вернейшего и любящего друга, чем его заключенная жена. Повторный саммит состоялся на Рождество в Виндзоре. Упоминается о том, что для переговоров Генрих даже привозил Элеонору в Нормандию и стращал Ричарда, что отправит ее в Аквитанию как законную повелительницу во главе войска, как рассказывает Роджер Хауденский: «В это время господин король приказал, чтобы королева Алиенора, а также герцог и герцогиня Саксонские прибыли в Нормандию. Сразу же после Пасхи они переправились через Ла-Манш, из Дувра в Виссан. Как только предстали они перед королем, велел он своему сыну Ричарду без промедления вернуть матери, королеве Алиеноре, весь Пуату и все земли, что от него зависели, поскольку это было наследством королевы. А затем он сообщил ему, что ежели тот не выполнит отцовского приказа в точности, то может быть уверенным, что его мать лично возглавит огромное войско и опустошит его земли. Когда Ричард ознакомился с посланием отца, он собрал вокруг себя мудрых советников и друзей: он отвел войска и вернулся к своему отцу, изъявляя полную покорность; и там он отдал своей матери весь Пуату с его замками и гарнизонами». Так что в итоге Ричард уступил – явно, конечно, не из страха перед полумифическим войском, предоставив матери права (пожизненный суверенитет) на Аквитанию. Таков факт – а вот толкование его диаметрально противоположно. Дэн Джонс считает, что смиренная узница исполнила волю деспотичного супруга и фактически сделала его хозяином Аквитании – она ж по-прежнему была его законной женой и, таким образом, возвращала ему права на совместное владение Аквитанией. Режин Перну, напротив, видит в этом торжество Ричарда и Элеоноры – что, формально исполнив повеление короля, они, напротив, закрепили Аквитанию за собой; Элеонора оставалась номинальной владычицей, хотя она по-прежнему пребывала в заточении у мужа (более того, к двум ее надзирателям добавился третий – Генрих де Берневаль), Ричард же являлся реальным правителем. Жан Флори явно колеблется сделать точный выбор – обманул ли всех старый Генрих или же дал своеобразную слабину, которой воспользовались его жена и сын. И в том, и в другом случае возникает вопрос – а чего, собственно, добивался Генрих этим новым кровопролитием и «фехтованием на нервах»? Потому что реально ничего в лучшую для него сторону не изменилось, не дало никаких последствий. Взбалмошный стареющий король хотел продемонстрировать, что все должны подчиняться его воле? Предполагают лишь, что Генрих поостерегся дальше раздражать Ричарда и оставил его в покое. Между Генрихом и его сыновьями в присутствии Элеоноры был подписан официальный мирный договор – по свидетельству хрониста Роджера Гауженского, «Господин король велел заключить в письменной форме крепкий мир, окончательное согласие между своими сыновьями Ричардом, Жоффруа и Иоанном, после чего повелел подтвердить его клятвой, что было сделано в присутствии их матери Алиеноры, Генриха, герцога Саксонского, и многих других свидетелей». После этого шахматная фигура «королева» была вновь задвинута в очередной игральный ящик, на сей раз – в Винчестер. Так что, если это была победа Элеоноры над Генрихом, плоды ее вкусил лишь ее любимый сын. Может, для любящей матери это было самым главным.
Филипп II Август. Художник Л.-Ф. Амьель
Новый, 1185 год принес очередные затейливые события. Короля посетили патриарх Иерусалимский Эркюль (Ираклий, полуграмотный овернец, наиболее известный среди своих «коллег» мотовством и блудодеяниями, не считавший зазорным осеменять и Агнес де Куртене (дочь иерусалимского короля Амори I и мать иерусалимского короля Балдуина IV), и жену простого лавочника из Наблуса Пак де Ривери, получившую по сей причине прозвище «мадам Патриархесса»[73]) и приор иерусалимского госпиталя, преподнесшие ему ключи от священного города, башни Давида и храма Гроба Господня, призывая его стать иерусалимским королем после почившего Балдуина Прокаженного и отправиться в Святую землю защищать врученное ему королевство. Перспектива головокружительная для любого монарха, но Генрих был слишком прагматичен и угнетен болезнями и внутренними неурядицами, отчего и отказал, видимо, довольно резко, ибо хронист из Мэлроуза отмечает (пер. с англ. – Е. С.): «Он не принял их с должным уважением и честью, надлежащих им, как, впрочем, и ему самому».
Отправленный в Ирландию укреплять администрацию и возводить замки принц Иоанн быстро и навсегда там осрамился, таская за длинные бороды ирландскую знать, раздаривая ее земли своим прихвостням, превратив побережье в один сплошной
