не сломит, вода не промочит и враг не своротит – крепость, а не дом: фундамент крепкий, каменный, стены толстые, в два кирпича, дверь дубовая. Окна, правда, широкие – это слабое место, конечно. Только кто ж к такому громиле в дом полезет? Точно Баба Яга сказывала, нечисть кузнеца этого сторонится. Похоже то на правду, хотя как знать. Иван Царевич, конечно, на месте нечисти силы обязательно сторонился бы, имей он какой грех перед кузнецом.
Комнат две, вернее, одна комната с кроватью, шкафчиком, двумя стульями и столом – все деревянное, ладно сколоченное из дуба крепкого. А вторая – кухня. Тут и стол еще один, и утварь тебе разная, из чего пить-есть, в чем готовить, полочки на стенах. И печь – как же в дому без печи-то! Неплохо, в общем, кузнец устроился.
Засмотрелся Иван Царевич на дом его, а кузнец нетерпеливо его так в спину подталкивает:
– Проходь, проходь. Чего застыл?
– Куда?
– Да куды хошь! Хошь, на кухню, а не хошь – в гостиную.
– Лучше на кухню, – помявшись, сказал Иван Царевич.
– Ага, есть хочешь, – догадался кузнец, мимо неловко мявшегося гостя по стеночке протиснувшись.
– Ну-у, не то чтобы…
– Щас пошамкаем чегой-нибудь, – успокоил Ивана кузнец. – Кстати, Яковом меня звать.
– Иван, – представлися Иван Царевич и, поразмыслив, добавил: – Царевич.
– Это какой такой царевич? – враз заинтересовался кузнец, шуруя по полкам в поисках чего съестного. – Каких краев?
– Наших краев. – Иван Царевич стянул с головы шапку и опять ноги зачем-то отирать взялся. – Тришестых.
– Так то не наши края, – пробасил кузнец, выкладывая на стол снедь разную. – Здесь ужо Кощеево царство.
– Да ну? – не поверил Иван Царевич.
– Вот те и «ну». Оттого и нечисти пруд пруди. Спасу от нее нет, балуеть окаянная.
– Так чего ж ты к людям не переберешься? – Иван Царевич прошел в кухню и скромно уселся на стульчик у окна, отложив в сторонку лук со стрелами и котомку. Шапку на коленях оставил. – Чай, поспокойней с людьми-то будет.
– А енто как посмотреть. Тут еще разобраться надо, кто злее будет: люд честной али нечисть беспардонная, – хмыкнул в ответ Яков, выставляя на стол внушительную початую бутыль мутного самогона. – Во!
– Ни-ни! – протестующе замахал руками Иван Царевич.
– Что так? – спросил Яков, дуя в рюмки деревянные и пальцем их протирая. – Здоровьем слаб? Печень измучила али желудочная хворь какая? Дак мы щас здоровье-то твое враз поправим – то не гадость какая, а вещь самая что ни на есть натуральная, сущие витамины.
И грохнул рюмки на стол, опустившись на свободный стул.
– Ну? – спросил он.
– Наливай! – вздохнул Иван Царевич. – Только са-амую капельку…
– …Ох мне! Да не подымешь ты его, сколько тебе ужо сказывать можно! – возмущался Яков, разливая «целебную настойку» по рюмкам.
– П-дыму! – нюхая тугую соленую помидорку, отозвался Иван Царевич, потом покосил на нее глазами и, подумав, сунул в рот. Похрумкал. – Еще как п-дыму! Да я… – тяжело задышал он, оглядываясь по сторонам. – Во! – ткнул Иван пальцем в еще одну кувалду, стоявшую у печи. На глаз в ней было не меньше пяти пудов, да разве глаз замутившийся в силах это оценить? В пьяном-то, как известно, силища недюжая просыпается – в смысле, пьяному так кажется, а на деле едва себя на ногах держит.
Встал Иван Царевич, покачиваясь, приблизился к кувалде, схватил за рукоятку и поднатужился. От натуги той побурел Иван Царевич лицом, но дело не бросил, решил до конца довесть. И кувалда немного приподнялась от пола. Всего ничего, но ведь поднялась!
Даже Яков рот разинул от удивления.
– Во! – гордо икнул Иван Царевич и уронил кувалду на пол.
Дом вздрогнул.
Только уронил он ее не совсем удачно. Кувалда-то вместо того, чтобы ручкой к стене прислониться, в сторону Ивана Царевича клониться взялась.
– Эй-эй, не балуй! – погрозил ей пальцем Иван Царевич, но разве кувалда кого когда слушала! И решил тогда Иван Царевич ножкой ее подпереть.
Бац!
– Ой-ей-ей! – Иван Царевич насилу выдернул из-под неподъемной ручки зашибленную ногу и заскакал по кухне. А Яков только головой покачал.
Сграбастал он Ивана Царевича за шкирку, усадил на место и рюмку подвинул.
– Пей! Да не балуй! – пригрозил кузнец.
– Ага! – Иван Царевич с третьего раза рюмку поймал и в рот наладил. – З-бориста… – ик! – мыхстура! – выдохнул он и на кувалду взялся зло коситься.
– Мясо бяри, огурчики, – подталкивает Яков Ивану под нос тарелки. – Закусывай.
Отвлекает, значит, Ивана Царевича от глупости. А тот быком сопит, на кувалду глаза пучит. Пришлось Якову подняться из-за стола, убрать из виду инструмент – как бы гость залетный ненароком не покалечился.
– Значит, Кощея воевать хочешь, – то ли спросил, то ли утвердительно сказал Яков, обратно за стол присаживаясь.
– Да я ему… мырдасы того, нач… – ик! – щу! – покрутил кулаками один над другим Иван Царевич. – Кыщею эт-му. Шоб его это… усего в быраний рог, во!
– Сурьезный ты мужик. Токма сложно то.
– Чаво тут сложныго-то? – поморгал Иван Царевич и кулаком как грохнет по столу. – Ка-ак дам и ск-жу, так и было!
– Ну, будет! Раздухарился, – беззлобно проворчал Яков, подхватывая едва не опрокинувшуюся бутыль.
– Слышь, Якыв? – Иван Царевич скосил на кузнеца сначала правый глаз, потом левый – обеими сразу почему-то никак не получалось.
– Чего?
– Выкуй этот… мечь, а?
– Опять – двадцать пять! Да не подымешь ты его, сколь уж говорено про то.
– П-шему? Я п-дыму! Я эт… – Иван Царевич поискал глазами кувалду. Странно, вроде тут только что была – и нет ее. Точно помнил, у печки стояла. Верно, поднял уже…
Поискал глазами по комнате и в окно глянул. Матерь божья! Что за страшные рожи из-за стекол на него таращатся! Иван Царевич даже протрезвел малость.
Головы у них маленькие, абсолютно круглые, лохматые, с нахальными глазами-пуговками и рожками. На рожах – противные склизкие пятачки, коими они по стеклам возят, и улыбки до ушей, словно рот кто им разорвал. А во рту полно острых мелких зубов. И еще язык. Очень длинный язык. Дышат в стекло, скалятся и гримасы противные да обидные корчат.
– Черти! – поспешно закрестился Иван Царевич, потом схватил со стола рюмку, опрокинул ее в себя и губы рукавом утер.
– То бесы, – спокойно отозвался Яков. – Не обращай внимания.
– Бесы?
– Ну да. Ты чего, бесов никогда не видал? – похрустел огурцом кузнец.
– Так ведь… – Иван Царевич не договорил, только опять уставился в окно. А бесы видят, заметили их, и ну кривляться пуще прежнего. Кузница-то не проймешь, а вот гость его, похоже, натура чувственная, на все как
