– А все эта чертова баба, – злопыхал дед, – никогда таких невезучих не встречал. Железно известно: хочешь выиграть – ищи новичка и ставь вместе с ним. Никогда не подводило, а тут! Пикадор упал! Люди второго такого случая и припомнить не могут. Как хочешь, конечно, но я на твоем месте эту девку гнал бы из дома. От неудачников надо избавляться. Несчастья приманивают, попомни мои слова. Что-нибудь да случится: наводнение, смерч или что-нибудь подобное… Гони ее вон.
Желая побыстрей заснуть, я сунула Ефиму Ивановичу сто долларов и кулем рухнула в постель. Но не успели мои глазки вновь сомкнуться, как снизу раздался истошный вопль:
– Пожар, горим, спасите!
Прямо в пижаме я ринулась в гостиную. Комната полна дыма и дурно пахнущей белой пены. На окне совершенно обуглившиеся занавески. Рядом Аркашка с огнетушителем в руках, отчаянно вопящая Галя и подпрыгивающая Маня. Следом за мной в гостиную влетела Зайка, сжимая в руках кувшин с водой.
– Боже! – закатил глаза Кеша. – «Не стая воронов слеталась!» Ну подумаешь, занавеска вспыхнула, уже потушили.
Галя продолжала истерически рыдать, со второго этажа донесся голос Серафимы Ивановны, няни близнецов:
– Детей эвакуировать?
– Нет, – крикнула Зайка, – все кончилось.
– Пожар, – почему-то снова завопила Галя, – горим, сейчас погибнем.
– Успокойся, – сказала я, беря гостью за руку, – видишь, занавесок больше нет, а все остальное в порядке.
Женщина стала судорожно оглядываться по сторонам, потом закатила глаза и хлопнулась оземь. Но на этот раз обошлись без «Скорой помощи», просто расстегнули ее тугую грацию. Бедолага открыла веки и тихонько пробормотала:
– Простите великодушно, в детстве оказалась одна в горящей квартире и с тех пор панически боюсь огня, просто разум теряю.
– Это заметно, – буркнул Кеша, – в следующий раз не прикуривай возле занавесок. А то вытащила зажигалку, пламя в полметра, хорошо еще, что я рядом стоял.
Галя курит? Вот это новость.
– И зачем корсет затянула? – спросила Ольга. – Ясно объяснили, что нельзя. Свалишься на улице, кто поможет?
– Галя тут? – раздался вежливый голос, и Миша вступил в комнату.
В руках он держал кипу исписанных листочков и калькулятор. Верещагина быстренько приподнялась, запахивая платье.
– Галочка, – обрадовался профессор, – погляди, никак не выходит.
Кешка с Зайкой одновременно вздохнули, Маня многозначительно покрутила пальцем у виска.
Да, зря Галя ради Миши затягивается до обморочного состояния. Мужик просто не способен ничего заметить. Вошел в комнату, где сгорели занавески, в воздухе клубы дыма, повсюду белые лужи, и, не обратив ни на что внимания, преспокойненько сел работать. Интересно, как он в обыденной жизни находит дорогу от службы до дома? Хотя, наверное, его провожают аспиранты.
Глава двадцать третья
Вера Ивановна проживала в самом обычном доме. Блочная пятиэтажка с выбитыми стеклами на лестничной клетке, двадцатипятиваттовыми лампочками на этажах и ободранными дверями квартир. Изо всех щелей немилосердно дуло. Страшная китайская куртка, хоть и выглядела на первый взгляд теплой, на самом деле совершенно не грела, и я основательно замерзла, добираясь до нужного места. «Вольво» пришлось бросить на соседней улице, а вместе с ним теплый норковый полушубок, ботиночки на меху и лайковые перчатки. Взамен нацепила «дутые» сапожки и вязаные корейские варежки из синтетики.
За дверью квартиры ь 49 стояла тишина. Странно, договорились о встрече в пять часов. Часы «Картье» преспокойненько лежат в бардачке, может, сейчас без десяти? Есть у меня такой грешок – прийти пораньше. Я позвонила еще несколько раз, но в ответ ни звука. Пристроившись на подоконнике, решила подождать. Время словно замерло на месте, и пачка «Голуаз», конечно же, спрятана в машине. Подъезд будто вымер. Не кричали дети, не лаяли собаки, так тихо бывает в Париже, но не в Москве.
Наконец внизу послышались шаркающие звуки, и неопределенного возраста женщина с трудом потащилась по лестнице.
– Простите, – остановила я ее, – который час?
Тетка устало поставила сумищи и ответила:
– Без двух шесть.
Ничего себе, договаривались-то на пять. Ну нет, больше ждать не стану. Наведаюсь потом к необязательной даме в другом виде и под другим предлогом.
На улице было уже совсем темно. Угораздило же родиться в стране, где восемь месяцев зима! Дома стояли тихие и мрачные. На детской площадке поскрипывали качели. На них сидел парень, по виду лет двадцати, лица не различить, но короткая куртка-дубленка и отсутствие шапки свидетельствуют о принадлежности к подрастающему поколению.
Я прибавила шаг, вокруг никого. Скрип оборвался, отчего-то стало жутко. Так внезапно затихает музыка в кинофильмах. Потом, как правило, следует появление инопланетян или невероятных чудовищ. Сзади послышалось сопение, ноги сами перешли на легкий бег, но тут мое тело вдруг наткнулось на какую-то преграду, и голова инстинктивно повернулась назад, и перед глазами на несколько секунд появилось безумно знакомое, можно сказать, родное лицо.
– Ба… – начала я говорить, ощущая, как отступает невероятный, предсмертный ужас. – Ба…
Но свет разом померк и наступила ночь.
– Пьяная небось, – донеслось из темноты.
– Не, – ответил другой голос, – вроде не пахнет, может, наркотиками обкололась.
– Замерзнет, жаль!
– Ну и хрен с ней, всех не пожалеешь.
Я распахнула глаза и увидела две не слишком ясные тени. Через пару секунд поняла, что лежу в углу чужого двора, между мусорными бачками, а рядом стоят две простого вида тетки, решившие наплевать на приметы и вынести помои поближе к ночи.
– Вам плохо? – осведомилась одна, на всякий случай отодвигаясь.
Я кое-как села и потрясла головой. Куртка расстегнута, кофта тоже, вокруг валяются распотрошенные куски ваты, но юбка в целости и сохранности, булавка, придерживающая пояс, не тронута, колготки на месте. Если стала жертвой насильника, то очень странного, этакого любителя подготовительного процесса. Налетел, оглушил, залез под кофту, вытащил вату при помощи которой я весьма ловко изобразила формы Памелы Андерсон, раскидал белые хлопья и… ушел. Хотя на голове вроде бы ни шишек, ни ран.
– Вам помочь? – сурово спросила другая тетка.
– Сердце прихватило, – пробормотала я, пытаясь подняться на разъезжающихся ногах, – шла, шла и упала.
Бабы моментально сменили тон.
– Господи, – запричитали они, поднимая меня с ледяной земли, – хорошо, что мы на помойку отправились, а то так ведь и помереть недолго.
Одна из добрых самаритянок затащила меня к себе в квартиру. Небольшая «богато» обставленная комната говорила об устойчивом достатке хозяев. Полированная «стенка» с «золотой» фурнитурой забита хрусталем. Один ковер лежит на полу, другой, получше качеством, гордо висит на стене, огромный телевизор, видик с кучей кассет, несколько картин в резных рамах, телефон, стилизованный под старину, а на диване дремлют три кошки: персидская, ангорская и самая обычная, короткошерстная, тигрового окраса.
Хозяйка впихнула меня в ванную. Я оглядела забитую шампунями и кремами полочку. Нигде не видно геля для бритья, а станок с лезвиями – женский «Жилетт» нежно-зеленого цвета. Скорей всего живет без мужа, но с ребенком. Вон здесь сколько пластмассовых бутылочек в виде Микки Мауса, Гуффи и Винни-Пуха.
– Чай или кофе? – крикнула хозяйка.
– Кофе, если можно, – отозвалась я, умываясь.
Кухня оказалась большой и красиво оформленной, кофе, хоть и растворимый, дорогим и довольно приятным. Интересно, кем работает женщина, если позволяет себе кофе «Карт нуар», сигареты «Парламент» и ликер «Бейлис»?
Хозяйка тем временем глянула на мое чисто вымытое лицо и ахнула:
– Зачем так по-уродски краситесь? Честно говоря, сначала подумала, что вам лет пятьдесят, а сейчас вижу, что мы одногодки.
Ну, это явный комплимент, потому что сидящей передо мной женщине не более тридцати.
– Спасибо, – с чувством произнесла я, – если бы не вы, могла замерзнуть.
– Запросто, – улыбнулась моя спасительница и добавила: – Меня зовут Лена. Вообще-то вас сначала Зина заметила, но подойти побоялась. В гости шли, да?
Я поглядела на ее простое, бесхитростное лицо, вроде бы с ней можно поговорить. Краем глаза увидела на подоконнике довольно потрепанный загранпаспорт. Понятно, скорей всего занимается челночным бизнесом и тянет в одиночку ребенка.
– Вот, приехала к родственнице из другого города, договорились в пять часов встретиться. Звонила, звонила, а Веры Ивановны нет, спустилась вниз…
– Никитиной, что ли? – усмехнулась Лена. – Небось телеграмму дали о приезде?
– Да.
– Кто она вам?
– Ох, трудно объяснить. Дружили наши мамы, они троюродные сестры, а я Веру Ивановну только один раз в жизни и видела, вот надумала в столицу съездить, гостиницы дорогие…
