– Больная, значит, – протянул старик. – Какая молодежь гнилая пошла, я в твоем возрасте гвозди мог съесть, и ничего. То-то смотрю, тощая, вроде мумии, и уши торчат.
– Я не лопоухая, – возмутилась Ольга, не отреагировав на сравнение с мумией.
– Да не те уши, здесь, гляди, – сообщил Ефим, показывая на тазобедренные суставы, – вот они, как ручки у вазы.
Ольга удовлетворенно провела рукой по выпирающим костям и облегченно вздохнула. Она была совершенно счастлива. Старик нахмурился, наверное, понял, что вышесказанное воспринималось невесткой как комплимент. А он получает удовольствие, только когда говорит гадости.
– Впрочем, – быстро нашелся старик, – не расстраивайся, Вот ляжки у тебя очень даже ничего, как окорочка, жирненькие.
Зайка с подозрением покосилась на Ефима, но тостик отложила в сторону. Во взгляде гостя промелькнуло удовлетворение, и он принялся со спокойной душой прихлебывать крепкий кофе. Ну надо же! Всю жизнь курит, пьет, таскается по бабам, просиживает ночи напролет за картами, днем носится по ипподрому, и глядите – дожил почти до ста лет, в полном разуме, никаких признаков маразма или склероза. Да и не болеет никогда…
– Ефим Иванович, – не удержалась я, – вы витамины пьете?
– Только «це», – ответил он.
– Какой? – удивилась я.
– Ну тот, что в яйце, сальце, винце, да еще бабца можно прибавить, – и он захохотал, обнажая идеальные протезы. Белые, ровные клыки. Впрочем, на одном, в самой глубине, тускло сверкнула коронка. Нет, обман зрения. Не может быть, чтобы и зубы сохранил. Так не бывает. Я машинально нащупала языком слегка качающийся штифт и вздохнула. Что может быть хуже визита к стоматологу?
Но через два часа получила ответ на этот вопрос. Хуже только официальная беседа с Александром Михайловичем.
– Здравствуй, садись к столу, – сообщил полковник и принялся долго и нудно заполнять разнообразные листочки. Потом резко спросил: – Где находилась второго ноября, что делала, с кем встречалась? Опиши поминутно.
Я так и подскочила.
– Ну ты даешь, почти месяц прошел, да я не помню, где вчера ездила.
– Склерозник с тобой?
Пару лет тому назад я поняла, что катастрофически все забываю. Первый звонок прозвенел 29 сентября. Явилась домой около одиннадцати вечера и обнаружила в гостиной кучу народа, огромный торт, шампанское…
– По какому поводу веселье? – спросила я у оживленной Зайки.
Та секунду глядела на свекровь, хлопая глазами, потом со вздохом ответила:
– У моего мужа день рождения.
Я осмыслила информацию, но все же переспросила:
– У Кешки?
– Ну да, – ехидно протянула Ольга, – моего супруга зовут Аркадий, а имечко евойной маменьки Дашутка. Хочешь познакомлю?
Пришлось в спешном порядке мчаться ночью в дежурный супермаркет и покупать отвратительный набор – два бокала и бутылка псевдофранцузского коньяка.
Решив в следующий раз быть внимательной, я 13 октября в девять утра влетела в Зайкину спальню, сжимая в руке антикварную вещицу – фарфоровую фигурку бульдога. Ничего не понимающая невестка уставилась на подношение.
– Это мне? – удивилась Ольга. – Очень мило…
Обратить бы внимание на ее изумленный тон и задуматься… Но нет, я с ходу выпалила:
– С днем рождения, дорогая, хотела тебя первой поздравить.
– Ты преуспела, – ответила, зевая, Зайка, – опередила всех ровно на месяц, потому что я родилась 13 ноября.
Затем спутала день отлета в Париж, явилась в Шереметьево 29 декабря и вытащила из сумочки билет на 28-е. Словом, следовало принимать экстренные меры. Гадкие дети наперебой давали ехидные советы.
– Завязывай узелок, – велел Кешка.
– Ага, – засмеялась Ольга, – прикинь картину. Вечер, в полумраке у камина сидит Дарья и перебирает веревку с узлами, пытаясь вспомнить, зачем она их тут навертела!
– Тогда пусть, как Оксана, ставит на руке крестик, – предложила Маня.
– И превратится в татуированного уголовника, – вновь осталась недовольна Ольга.
Присутствующий при разговоре Александр Михайлович рассмеялся:
– Подарим ей ежедневник, сам туда все записываю, память стала никуда.
Я с благодарностью взглянула на приятеля и к вечеру получила от детей красивую толстенькую книжечку в кожаном переплете. Это и впрямь оказалось крайне удобно. Только нужно в нее регулярно заглядывать, но про то, что Машин день рождения 6 сентября, я уже не забыла, да и Кешке купила подарок заранее.
Полковник взял склерозник, полистал и спросил:
– Вот записано: 2 ноября – купить занавески.
– А, – радостно вскрикнула я, – точно, Зайка велела обновить гардины, и пришлось почти весь день мотаться по магазинам.
– Где была?
Я призадумалась.
– Дом ткани на Ленинском проспекте, ГУМ, ЦУМ, фирменный магазин «Драпировка» на Прямикова.
– Все?
– Вроде на Прямикова очень устала, там километры тканей, в глазах зарябило. Гуляла, гуляла по залам, но ничего не нашла и домой порулила. Бестолковый день вышел, глупый и пустой…
– Не купила?
– Нет, придется опять ехать, да еще вчера Галя ухитрилась поджечь занавески, Зайка просто вне себя была сегодня, приказала хоть какие-нибудь привезти. Вот от тебя и отправлюсь.
– Ну-ну, – процедил полковник и принялся задавать другие дурацкие вопросы, а под конец спросил совершеннейшую глупость:
– У тебя ведь вишневый автомобиль «Вольво»? Такой темноватый цвет с отливом?
– Можно подумать, никогда на нем не катался, – огрызнулась я.
– А сиденья цвета кофе с молоком?
– Да, очень маркие, в салоне даже слегка цену сбавили – никто не хотел покупать.
– А ты приобрела? И моешь теперь каждый день?
– Нет, конечно, натянула черные чехлы, и порядок.
– Номер автомобиля?
– Слушай, прекрати, – взорвалась я, – сам превосходно знаешь!
– Это официальный допрос, – отрезал полковник, – изволь отвечать, а то напишу – «отказывается давать показания» и задержу на семь суток.
– Не имеешь права, только до выяснения личности, а паспорт вот, в сумочке лежит!
– Было бы желание арестовать, а повод найдется, дай сюда. – И он выхватил бордовую книжечку.
Несколько секунд стояла тишина, потом раздался удовлетворенный голос:
– Ага, ну так и знал – под фотографией нет личной подписи, и паспорт недействителен.
– Ты чего! – заорала я.
– Того, – передразнил полковник, – нарушение нашел, непорядочек в документах, так какой номер у принадлежащего вам «Вольво», гражданочка?
– 625 ке, – машинально сообщила я и окончательно обозлилась. Задурил мне голову и добился, чего хотел. Следующий час прошел примерно так же. Наконец, сжимая в кулаке пропуск, я вылетела на улицу, где бушевала ноябрьская непогода, и утерла пот. Интересно, если Александр Михайлович ухитряется довести почти до обморока ни в чем не повинного свидетеля, то как же приходится настоящим преступникам?
Покурив и слегка успокоившись, я двинулась в институт. Та же учебная часть, те же женщины за столами, но реакция совершенно другая. При виде хорошо одетой дамы инспекторши заулыбались и приветливо, чуть ли не хором, поинтересовались:
– Вам помочь?
Но я подошла к Никитиной и довольно бесцеремонно, как, впрочем, и ожидается от богатой мадам, спросила:
– Верочка? Таня очень подробно вас описала.
Начальница учебной части на секунду призадумалась, потом лицо ее разгладилось, и она радостно ответила:
– Танечка Корнилова?
– Она самая, – подтвердила я, тоже излучая счастье, – именно Корнилова.
Давно знаю, хотите прикинуться посланцем кого-то из знакомых, называйте имя Таня, обязательно «припомнят».
– Чудесно, – щебетала Вера Ивановна, – пойдем потолкуем спокойненько.
Меня вновь завели в комнатушку с чайником, но на этот раз из шкафа была извлечена баночка отвратительного индийского кофе и несъедобный польский кекс «Киви».
– Как там Танюша? – осведомилась Никитина.
– Прекрасно, – решила я не распространяться на опасную тему, – как всегда, вот обещала, что вы мне поможете.
– Слушаю, – посерьезнела женщина.
Я принялась вдохновенно врать. Слава богу, не испытываем с мужем никаких финансовых проблем, и сын преспокойненько учится в МГИМО, а вот дочь! Сплошное наказание, а не девчонка. На уме только гулянки да наряды, никакой серьезности, брату грубит через слово, а на днях повздорила с отцом. Муж взбесился и повелел в трехдневный срок пристроить мерзавку хоть куда, лишь бы при деле была.
Вера Ивановна задумчиво повертела чайную ложечку.
– Уже конец ноября, скоро сессия…
– Вы девчонку пригрейте, – велела я, – мы справки достанем, вроде бы болела…
– Не надо бумажек, – отмахнулась Никитина, – сама с педагогами договорюсь, только стоить будет соответственно дороже, чем простое поступление…
– О чем речь, – махнула я рукой и, достав из кошелька платиновую кредитку, принялась постукивать ею по столу, – только Танечка говорила, что деньги после зачисления отдают.
