Заворачиваю за угол и замечаю машину, которую видела во дворе общежития накануне. Бросаю взгляд на часы. Еще пятнадцать минут, а он уже здесь…
Тяжело вздохнув, тяну ручку двери на себя и захожу в кофейню.
— Добрый день, — тут же здоровается со мной милая, улыбчивая девушка, стоящая за прилавком.
— Здравствуйте.
— У нас сегодня скидка на капкейки! Два по цене одного!
— Спасибо за информацию.
— Дарин!
Замечаю Романа, занявшего столик у окна.
Снимаю куртку, оставляю ее на вешалке и нерешительно направляюсь вглубь полупустого помещения, так и не сделав заказ.
Кусок в горло не лезет. Эта встреча для меня как свидание с моим прошлым: неприглядным и постыдным. Потому и вспоминать не хочется. Наоборот, забыть бы как страшный сон, но разве это возможно?
— Привет. Ты все-таки пришла… — выдыхает с заметным облегчением. Поднимается со своего места, спешно отодвигает мне стул.
— Не хотела, — признаюсь честно.
— Я понимаю, Даш. Заказал тебе раф, ты не против? — спрашивает всерьез.
— Я не стану его пить, — отказываюсь резко.
— Ясно, — кивает и опускает взгляд, а я, пользуясь случаем, отмечаю про себя перемены, так явно бросающиеся в глаза.
И это я не про разбитую губу и страшный здоровенный синяк, красующийся на его скуле.
Сегодня, почти два года спустя, Рома уже не похож на того мальчишку, которого я помню. И дело не только в том, что Беркутов вырос и возмужал. Есть какое-то странное ощущение… позволяющее мне предположить, что сейчас это уже не тот беззаботный повеса. Хотя я могу заблуждаться на этот счет. К сожалению, как следует разбираться в людях так и не научилась…
— Ром… зачем ты меня сюда позвал?
На нервной почве замком сцепляю ладони под столом, но избавиться от мандража, охватившего тело, так и не удается.
— Кофе для Дарины и Романа.
Официантка оставляет на столе два высоких стакана с рафом. И эти сердечки на пенке просто меня добивают.
Дергаюсь, как от удара.
— Даш, не уходи, — просит испуганно. — Я хочу извиниться. Я виноват перед тобой. Очень виноват. Только выслушай, пожалуйста…
Никак не реагирую. Разглядываю причудливую кружевную салфетку и молчу.
Девушка, явно смекнувшая, что произошел какой-то казус, стремительно исчезает.
— Я подло поступил с тобой тогда.
Помимо воли в памяти начинают всплывать кадры того вечера. И я будто снова… там.
Кафе. Люди. Музыка. Шум. Помню, что в какой-то момент перестала понимать, где и с кем нахожусь. Все как-то внезапно смазалось. Поплыло. Смешалось. Каша и сумбур в голове.
Я стала видеть странные, необъяснимые вещи. По очереди ощущала острые вспышки нездорового веселья и внезапно накатившей грусти. Мне было попеременно то жарко, то холодно. А еще больно…
— Даш, выслушай меня. Один раз. Я знаю, что твое отношение ко мне после той ситуации уже не изменить, но… Просто послушай, ладно?
Смотрим друг другу в глаза. В моих, почти наверняка, бесчисленное количество вопросов. И ответов на них тогда никто не дал.
А потом он начинает говорить…
— В тот вечер я просто хотел взбесить Абрамова. Да, аккуратно и беспалевно подвел Сашку к тому, чтобы она тебе позвонила. Знал, что Ян уехал домой и перед этим запретил тебе идти на праздник, но надеялся, что ты все-таки ослушаешься. Уж больно он был в тебе уверен.
Сглатываю.
И словно песок застревает в горле.
Был в тебе уверен…
— Ты пришла. Однако со мной, по обычаю, держалась вежливо и прохладно. Я на тот момент злился страшно. Ну нравилась ты мне, плюс азарт, нежелание проигрывать. В общем… Бондарь… Леха Бондаренко, случайно услышал наш с тобой разговор. И заявляет: мол жалкие вы, пацаны. Смотреть противно. Новенькая лихо водит за нос вас обоих.
Мои брови сходятся на переносице. Я совершенно не понимаю, о чем речь.
— Я ему не поверил конечно, но он начал показывать фотки из вк. И на них ты действительно была с парнем. Теплые объятия, сердечки, все дела…
Сказать, что я удивлена — это ничего не сказать.
— Короче Леша предложил тебя наказать. Выставить не в лучшем свете и перед Яном, и перед ребятами. Я сперва не понял, каким образом он хочет это осуществить, но когда полчаса спустя ты громко смеялась и не отказала мне в танце, до меня дошло: перемена в твоем поведении — его рук дело.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вот уж правду говорят, внешность обманчива. Не видела Бондаренко подлецом и злодеем. Неприятным, избалованным мальчишкой, возможно, но чтоб вот так…
— Ты вообще знаешь, что было в моем стакане? — спрашиваю надтреснутым голосом.
Не так давно я посмотрела фильм «Астрал». Так вот мальчик, герой этой истории, имел обыкновение отправляться во сне путешествовать, на время покидая свое тело. В воскресенье, после той вечеринки, лежа в кровати и слушая монотонное тиканье настенных часов, я чувствовала примерно тоже самое. Будто я — пустая оболочка, не более.
Родственники были в шоке. Еще и выдвинули свою версию. Мол я сама чего-то наглоталась.
Моя мать, уже работавшая на тот момент в клинике, сразу поняла, что это за препарат.
— Бондаренко проболтался потом спустя год, что притащил из дома бабушкины психотропы… — отзывается он тихо.
Спустя год.
— Даш, по-дурацки все вышло, — отводит взгляд. — Ты была послушной, как кукла. А еще лихорадочно цеплялась за меня, не желая отпускать.
— Мне было… очень страшно, Ром. Я не понимала, что со мной происходит.
Непроизвольно обнимаю себя руками.
— А потом ты начала звать Его… Без конца повторяла его имя. Тебе стало совсем плохо.
— Не надо дальше рассказывать, — опускаю глаза и смотрю на свои трясущиеся руки.
— Мы вышли к туалетам. Ты начала пить прямо из-под крана, потом привалилась к стене. Я услышал голос Яна, Даш, и подумал, что больше не будет возможности зацепить его. Не знаю, что было тогда в моей голове. Злость, обида или желание показать ему, что ты — такая же, как и те, что были до…
— Ясно…
Глаза щиплет, но слез нет. Только острое разочарование душит.
— После нашей драки он уехал. А тебя в зале искал тот самый пацан с фотографии. Тогда-то я и подумал, что мы все сделали правильно.
— Это был мой брат! — защищаюсь отчаянно.
— Да кто знал! Я ж его не видел, когда был у вас дома. И ты не рассказывала о том, что у тебя есть брат!
— Я говорила тебе!
— Не запомнил значит, идиот.
Театр абсурда, не иначе.
— Почему твои родители не обратились в полицию? Ну… из-за лимонада и его содержимого.
— Да кто поверил бы, что не сама! Да и потом, Ром, было уже не до этого.
Его лицо искажается в гримасе. А меня тут же безжалостно атакуют воспоминания…
Понедельник.
Утро. Я прихожу лишь к третьему уроку, потому что сдавала анализы у мамы в клинике.
Захожу в холл. Раздеваюсь в гардеробной и поднимаюсь на нужный этаж, уже тогда начиная замечать странные взгляды, обращенные в мою сторону.
Думаю, что разлетелись сплетни с «праздника» и спокойно провожу перемену в рекреации.
Парни-старшеклассники, идущие мимо, показывают неприличный жест, смеются. Ухмыляются и девочки, презрительно морща нос. Где-то здесь я начинаю подозревать неладное, однако поразмыслить на эту тему не успеваю, ведь в коридоре появляется Венера Львовна, с яркими, пунцовыми пятнами на щеках.
Пренебрежительно поджав тонкие губы, сообщает, что я должна немедленно последовать за ней. Идем молча, но я замечаю, что весь путь до административного корпуса она часто и надсадно дышит, будто сдерживается из последних сил, дабы не сорваться.
В кабинете руководителя присутствуют пять человек: два методиста, школьный психолог, сам директор и Элеонора Андреевна. Ловлю ее сочувствующий взгляд — и сомнений не остается. Произошло нечто ужасное. Непоправимое.
Меня сажают в холодное кожаное кресло, а затем Венера Львовна начинает кричать, требуя моего немедленного отчисления из гимназии.
