class="p1">Император Канси поднялся со своего места, медленно подошел к вазам и принялся их разглядывать.
– Обе ветви недурно подобраны, однако нам больше по душе эта, – сказал Его Величество, указывая на левую.
Четырнадцатый принц с улыбкой покосился на меня, и я со смешком призналась:
– Ваша покорная служанка не смеет присвоить чужую заслугу. Эта веточка была выбрана четырнадцатым принцем.
Покосившись на принца, император Канси заметил:
– Однако эти две ветви сливы в одной комнате создают ощущение тесноты, и это портит впечатление от красоты цветов.
– Царственная бабушка тоже любит цветы сливы. Может быть, стоит преподнести ей одну из ваз? – предложил четырнадцатый принц.
– Мы забыли об этом, – вздохнул император. – Да, в этом есть смысл.
Ли Дэцюань стоял рядом. Услышав слова Его Величества, он тут же позвал слуг и велел им подготовить подставку для переноски. Затем, поклонившись, спросил у императора:
– Ваше Величество, какую из ваз следует преподнести?
Улыбаясь, император Канси указал на ту, в которой торчала выбранная мной ветка, и Ли Дэцюань поспешно велел слугам вынести ее из комнаты.
Император взял со стола одну из докладных записок, передал ее Ли Дэцюаню и, обращаясь к четырнадцатому принцу, сказал:
– Прочти.
Приняв документ, принц прочел его и передал обратно Ли Дэцюаню.
– Стоит одобрить это решение или же отклонить его? – спросил Его Величество.
– Ваш сын полагает, что в выводе из обихода мелкой монеты, о котором просит палата финансов, нет необходимости, – ответил принц. – Если народ сам посчитает, что мелкие монеты неудобны, то их и так перестанут использовать. Однако если народ пользуется ими, то от любых, пусть законных, но принудительных мер не будет никакой пользы.
Император одобрительно кивнул:
– Польза для народа – это главное. Если мы введем запрет, от которого народу никакой пользы, то какой в нем смысл?
С этими словами он взял кисть и поставил росчерк на докладной записке.
Тихо стоя поблизости, я думала о том, что сейчас император Канси, должно быть, испытывает сильную симпатию к четырнадцатому принцу. Их характеры схожи, как и взгляды на политику. Подумав об этом, я внезапно ощутила некоторое беспокойство. Но тут вошла Юйтань со свежим чаем, и мне пришлось быстро взять себя в руки. Забрав у нее поднос, я заменила остывший чай на столе императора.
Вернулся один из евнухов, следивший за доставкой вазы, и сообщил:
– Увидев вазу и цветы, госпожа вдовствующая императрица была так обрадована, что тут же отправила слуг пригласить всех дам полюбоваться вместе. Кроме того, госпожа щедро наградила нас, ваших покорных слуг, и велела передать следующие слова: «Премного благодарна Его Величеству за подобное выражение сыновней почтительности!»
На лице императора Канси расцвела улыбка, и он, кивнув, отослал евнуха взмахом руки.
Весна сменилась летом. Обстановка при дворе мало-помалу менялась, и направление этих изменений с течением времени становилось все более ясным. Помимо третьего принца, всегда пользовавшегося доверием Его Величества и потому продолжавшего, как и прежде, участвовать в решении государственных вопросов, император Канси все больше ценил четырнадцатого принца. Придворные чины, поначалу выжидающие, начали потихоньку подбираться ближе и вторить ему. Восьмой принц по-прежнему находился с ним в близких отношениях и был очень дружелюбен, четырнадцатый в свою очередь ставил восьмого принца на первое место, как и прежде. Впрочем, отношение императора к восьмому и четырнадцатому принцам резко различалось, и о чем тот думал, догадаться я не могла да и не хотела.
Четвертый принц вел себя так, будто его вообще ничего не касалось и он ничегошеньки не знает. Каждый день он приходил во дворец, чтобы поприветствовать Его Величество. Они говорили о государственных делах очень мало, и казалось, что в целом свете нет никого с более чистым и непорочным сердцем.
Когда наступил восьмой месяц и подули осенние ветры, император Канси покинул столицу и отправился на охоту, оставив в Пекине четырнадцатого принца, чтобы тот занимался государственными делами в его отсутствие. Сопровождали Его Величество третий, четвертый, восьмой, пятнадцатый, шестнадцатый и семнадцатый принцы. Пятнадцатый, шестнадцатый и семнадцатый не испытывали к борьбе за трон никакого интереса, да и возможности принять в ней участие у них не было. Четвертый принц сохранял образ отшельника, порвавшего с бренным миром. Третий имел некоторые виды на императорский престол, однако все время занимал выжидательную позицию. Находившийся в немилости у императора восьмой принц проявлял большую осторожность. Друг с другом четвертый и восьмой братья вели себя так же, как и с остальными братьями. В их поведении не было заметно ровным счетом ничего необычного: их чувства казались прозрачнее воды и теплее весеннего ветерка. Глядя на них, можно было с удивлением увидеть, как принцы уживаются друг с другом дружно, весело и гармонично, без всяких споров и противоречий.
В этом году Цзоин с Миньминь не приехали, а Юйтань захворала перед самым отъездом, так что пришлось оставить ее в столице. Внезапно выяснилось, что во всем огромном лагере нет ни единого человека, с кем я могла бы поговорить.
Я лежала на траве, глядя в небо, полное звезд. В мыслях царил сумбур. Четвертый принц был равнодушен ко мне как внешне, так и внутри и держался отчужденно. Восьмой же на людях приветлив, но от него тоже исходил такой холод, что пробирало до костей. Идя разными путями, оба пришли к одному и тому же. Сердце у меня сжалось, и я горько рассмеялась.
Внезапно пасшийся поблизости конь заржал, и, испугавшись, я резко села, оглядываясь. Неподалеку стоял человек. Обернувшись на звук, он увидел меня, только что поднявшуюся с земли. Едва наши взоры встретились, как он отвернулся и пошел прочь.
Я мгновенно ощутила бесконечную обиду. Поддавшись порыву, вскочила на ноги и помчалась следом. Преградив путь четвертому принцу – а это был именно он, – поинтересовалась:
– Я что, нечто вроде самой страшной из напастей? Почему ты…
Говоря это с ноющей болью в сердце, я вдруг задалась вопросом: а что я делаю? Это все равно ни к чему не приведет, так зачем запутывать все еще больше? Покачав головой, я отвела глаза и, больше не глядя на четвертого принца, отошла от него обратно к своему коню. Повернув ко мне голову, тот всхрапнул и потерся об меня мордой. Я обхватила лошадиную шею и зарылась лицом в гриву, беззвучно плача.
Мы с конем обнимались довольно долго. В конце концов тот не вытерпел и попытался отпихнуть меня.
– Даже ты гнушаешься меня, – пробормотала я, разжимая руки.
Кто-то едва слышно
