Его глаза полыхают огненной яростью.
— Этот ребенок не сможет получить тот статус и уважение, которое достойно наследника рода Багировых! Ему будут плевать в спину. В лицо не посмеют. Но в спину… Да. Сколько не выправи бумажек, а все будут знать, что он зачат не в браке и от выкупа!
— Дело даже не в этом, — Давид снова отстраняет Армана в сторону.
— Вы ведь несчастливы, Мари. Бадрид разъярен. И…
— Охренеть, как странно, да?
Снова рявкает Арман, отталкивая Давида.
— Я вот вообще. Удивился. Что ты тут целая и по комнате расхаживаешь! Еще и на своих ногах! После этой блядской помолвки, которую мы раскопали, я думал застать вместо тебя куски разодранного мяса! Или Бадрид пока не в курсе твоих развлечений веселой вдовы, м?
— В общем, Мари, — Давид снова оттесняет Армана, шумно выдыхая воздух сквозь сжатые зубы.
— Ты сама все понимаешь. К добру все это не приведет. Ни Бадрида, ни тебя. Мы предлагаем тебе уехать. Просто уехать. Исчезнуть из его жизни. Мы с братом обеспечим тебе все. Защиту. Дом. Деньги, каких хватит на сто лет хорошей жизни. Даже документы. Ребенку твоему дадим все. Лучшее образование, какое возможно. После даже оформим документ, что он наш родственник. Потихоньку примем в дело. Тебя никто не тронет. Ты будешь уважаемой вдовой. Но только где-то далеко отсюда. С двумя условиями. Ты никогда сюда не приедешь и никогда не увидишься больше с Бадридом.
— А мне показалось, вам проще меня убить, — качаю головой.
— Я что?
Арман снова раздувается. Глаза наливаются кровью, как у быка перед красной тряпкой.
— Похож на убийцу детей и женщин, м? Или похож на того, кто станет болтать, если уж пришел убить, а, Мари?
— Слово мое. Что ты будешь в безопасности, — чеканит Давид. — Слово Багировых. Поверь. Это дороже золота и всех любых гарантий.
— И мое слово, — добавляет Арман, сжимая и разжимая кулаки.
— Мое слово. Что никто тебе не причинит вреда. Я сам. Лично. Обеспечу тебя охраной.
— Ну, Мари? Решайся, — Давид барабанит пальцами по столу.
— Подумай хорошо. Мы даем тебе козырный шанс. От самого Бадрида безопасность. Ты же знаешь. Багировы всегда держат слово. И никогда не прощают. Это наши главные черты. Он не простит. И уж точно не пощадит!
— Нет, — только качаю головой.
Это все не со мной. И не про меня.
Как дикий и больной сон.
Бадрид жив!
Это самое важное!
Мы должны были быть счастливы! Должны быть вместе!
А между нами почему-то встала такая непробиваемая стена, что все сейчас намного хуже, чем даже когда я была выкупом! Когда впервые переступила порог этого дома!
Но это все ненастоящее.
Все надуманное.
Рано или поздно эти булыжники, из которых она выстроена, должны растаять, как снег под солнцем!
Разве мы можем быть порознь? Жить? Дышать? Друг без друга?
— Нет, — решительно качаю головой.
— То, что вы предлагаете, это невозможно!
— Почему, Мари?
Давид наклоняется ко мне слишком близко.
Давит своим напором и энергией. Точно такой же, как у Бадрида.
— Может, ты нам не веришь? Но мы дали слово. И ты знаешь, как и все. Что наше слово нерушимо.
— Нет, — повторяю, снова дергая головой.
— Но почему?
Его густые брови летят вверх, а руки сжимаются в кулаки.
— Почему? Я люблю его! Нет. Даже не так! Неужели вы оба не видите? Не понимаете? Мы… Мы же с ним, как две части одного целого! Этого не оторвать! Оторвешь, и оба умрем! Мы… Мы с Бадридом можем быть только вместе!
— Девочка…
По лицу Армана будто проносится рябь.
Вся его ярость куда-то исчезает.
Он смотрит на меня так, будто впервые увидел.
— Но ты прекрасно жила без него, разве нет?
Ледяным голосом чеканит Давид.
— И даже очень неплохо жила, как мы видели! Быстро забыла свою единственную любовь!
— Разве непонятно?
Сжимаю кулаки до боли.
— Вы! Вы же с самого начала меня ненавидели! Относились как к выкупу! Готовы были сделать все, чтобы от меня избавиться! Я знала. Вы начнете искать! Да вы и начали! И начнете мстить, потому что посчитаете меня виновной во всех бедах! И разве это не так? Вы и сейчас! Даже сейчас вините меня во всем! В том, что из-за меня Бадрид утратил бдительность! Что мне оставалось? Что было делать? Я искала защиту! От вас защиту! И даже не для себя! Для его! Для нашего ребенка! Разве вы знаете, как я жила эти дни? Не жила! Потому что без него моя жизнь невозможна! Она закончилась, когда я поверила, что Бадрида больше нет! Но наш ребенок… Он должен был жить! И для этого мне нужно было скрыться! От вас!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— И что? Не было никакого жениха, хочешь сказать?
— Не было! Никогда. Никого. Не было! Только он! Эта помолвка… Это все был только фарс! Чтобы защититься от вас!
— Послушай, девочка, — Арман начинает расхаживать по комнате, теребя волосы.
— Прости меня, если все так. Но… Пойми. Даже нам очень с трудом верится во все, что ты говоришь. А Бадрид… Если он видел то, что видели мы. Он сметет все. Разорвет тебя голыми руками. Его же так накроет, что…. Ни хрена никто не остановит! А он увидит, если еще не видел. Узнает. Такого не спрячешь!
— Подумай, Мари. Пока не стало слишком поздно. Это не проверка. Мы предлагаем тебе реальную безопасность, которую будем обеспечивать всегда. Решайся.
— Нет.
— Ты понимаешь хоть, что он способен с тобой сделать?
— Я люблю его. И он не причинит вреда своему ребенку.
— Ну, допустим. Допустим, он позволит ему родиться. А дальше? Что дальше, Мари? Он просто отберет его у тебя. А с тобой…
— Нет. Я не принимаю вашего предложения, — устало выдыхаю, чувствуя, как боль начинает сжимать виски.
— Я люблю его. Больше жизни его люблю. И я верю. Бадрид во всем разберется.
— Это очень плохое решение, девочка.
Арман смягчается. Даже подносит мне стакан воды, глядя так, будто сканирует насквозь.
— Это единственное решение, которое у меня есть.
Вздыхаю, опираясь спиной на стену, когда они уходят.
Я права.
Сейчас права.
Однажды я уже не послушала свое сердце. Пошла по течению логики.
И какими страшными для нас обоих оказались эти последствия!
Но сейчас…
Сейчас, пусть даже все страшнее, я буду выбирать сердцем! А оно мне кричит лишь об одном. Я должна быть рядом с Бадридом!
И будь, что будет, если я ошибусь!
По крайней мере, мне будет не в чем себя винить!
На этот раз я не предам саму себя! И выберу свою любовь вместо страха!
38 глава 38
Бадрид.
— Да, Морок. Слушаю.
Устало отвечаю на звонок.
Реагирую, как на жужжание комара, которое лишь отвлекает от главного.
А главное — там. По ту сторону камеры.
Как одержимый глотаю каждый ее жест. Каждое движение.
Как просыпается.
Как потягивается со сна, чуть приоткрыв сочные губы.
Как улыбается, глядя на солце сквозь небольшое окно.
Твою мать!
Стучу кулаком по столу.
Я должен сам. Почувствовать. Нащупать. Понять ее. Увидеть изнутри. Изнутри ее самой!
Слова. Обстоятельства.
Все это на самом деле мишура. Поверхность, которую можно выстелить чем угодно.
Костюм, который скроет любую натуру и любую фигуру.
Но сущность… Сущность это то, чего глазами не увидишь!
И я готов бросить вызов всему миру.
Плюнуть в лицо всем. Всем фактам и обстоятельствам. Пройти против самого ураганного ветра!
Только дай. Дай мне шанс! Дай мне почувствовать тебя настоящую, Мари!
Но слишком много эмоций раздирают изнутри.
Один только факт.
Она не боится. Она улыбается. Не смотрит на меня со страхом или отвращением. И даже сейчас ведет себя так, как будто она дома, а вовсе не пленница!
Твою мать!
Вот этому. Вот этому я хочу. Готов. Поверить!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Когда есть вина, когда ненавидят и боятся, так себя не ведут!
Но…
Что если я просто выдаю желаемое за действительное? Обманываю сам себя, потому что сам до дикости хочу в это поверить?
