И Шейн ударил кулаком по плитке на стене: по белоснежному квадрату побежали трещины.
Запустил руки себе в волосы и судорожно закрутился на месте. Упёрся руками в раковину, вены вздуты, словно вот-вот лопнут, по костяшкам пальцев сочится кровь. Голова опущена, он не смотрит в своё отражение.
А мне почему-то захотелось защитить себя. Почему я вообще должна заниматься самобичеванием? С чего ради? Что я такого сделала?! Шейн ни с кем не спал за последние полгода?! Смешно! Так если он мужик, значит, можно? А я не имею права заниматься сексом с парнем, с которым встречаюсь? Или Шейн по-прежнему во мне экстрасенса видит?! Он ни разу не говорил о чувствах, только о сексе! Боже, да о чём это я?! Он до сих пор ни слова не сказал о том, что я ему не безразлична, о том, что я значу для него гораздо больше, чем просто секс на один раз!
– А чего ты хотел?! – воскликнула я, подпитывая себя злостью, и отошла от стены. – Кого ты во мне видел, Шейн?! Ты отчитал меня, как нагадившего на каждом углу котёнка, и отправил спать со своим другом! Не помнишь этого?!
Шейн не поворачивался.
– А ты, значит, пошла и переспала, да? Выполнила команду?
Жжение в глазах. Нет, я справлюсь со слезами, потому что Шейн опять надевает маску, я знаю это. Знаю его! Это его оружие! Это его защита! Только так он умеет бороться с трудностями.
– Можешь унижать меня сколько хочешь, Шейн. Это всё равно ничего не изменит!
Шейн резко повернулся ко мне, в глазах слёзы, но щёки сухие. Ненависть на перекошенном от ярости лице:
– Тогда почему ты ещё здесь?! Иди к своему идеальному парню! Дать презерватив?!
Разочарованно покачала головой:
– Я думала, ты повзрослел.
Шейн горько усмехнулся:
– А я думал, у нас всё по-настоящему!
Что?.. Что он думал?
– Впервые слышу об этом, Бенсон!!! – сорвалась на крик. – По-настоящему? С каких пор?! Ты ни слова не говорил об этом! Хоть раз пытался дать понять, что ко мне чувствуешь?! Нет! Злость, ярость, ненависть… Это всё, что ты умеешь! На меня, на всех, на самого себя! Ни разу… ни разу ты даже не пытался сказать, что я значу для тебя нечто большее!
– Ни разу? – Мрачный смешок. – Правда, что ли?..
– Разве нет?!
– Пусть так, – невесело рассмеялся Шейн и отвёл яростный взгляд в сторону. – Значит, я такой вот кретин, раз не умею толкать речи, как твой идеальный парень! Слова ведь главное, да, Миллер? – Посмотрел на меня. – И сколько? Сколько вы уже вместе?
– Тебе это неинтересно. – Голос надломился. Ком горечи рос в горле. Слёзы застилали глаза, но я всё ещё боролась.
– Неинтересно? Почему же? – рассмеялся Шейн.
– Прежде чем скажешь что-нибудь ещё, – яростно перебила я, – подумай над тем, не придётся ли снова просить прощения?!
Шейн смолк с приоткрытом ртом. Взгляд безумный. Беззвучно усмехнулся:
– Думал… думал, ты особенная. А ты обычная дрянь.
И тишина. Напряжённая, болезненная. Шейн смотрел на меня, не отводя глаз. Разочарованно…
Но теперь сквозь слёзы усмехнулась я и тихо ответила:
– Мы ведь так похожи. Правда, Шейн?
Хлопнула за собой дверью ванной комнаты и на всех парах спустилась вниз. Гости приветливо встретили меня, но нервозное состояние заметила лишь Николь:
– Что с тобой, девочка?
– Где он? – рыскала взглядом по гостиной.
– Что – где? – Николь выглядела напуганной. – Шейн? Разве не с тобой наверху? Думала, вы там пожар тушите.
– Нет… – Мысли путались, в глазах плыло от слёз. – Пиджак. Где он?
Нашла. На спинке кресла. Залезла в карман, достала ключи от машины. Попрощалась с Николь и выскочила на улицу под дождь. Она не хотела меня отпускать, почти умоляла никуда не ехать в такую погоду, но сейчас ничто не способно меня остановить. Потом перед ней извинюсь и всё объясню.
Я должна уехать, пока Шейн не включил другую свою личность и не помчался вдогонку. Николь передаст ему, что машина приедет за ним утром. Всё равно мы должны были остаться с ночёвкой.
Прыгнула за руль и вдавила педаль в пол. В ту же секунду слёзы нашли выход из глаз. Я рыдала. Сотрясалась всем телом, всхлипывала… Мобильный разрывался. Схватила сумочку и выключила его к чёртовой матери.
Дождь лил стеной, но машин в городе было немного, и очень скоро я выскочила на автомагистраль. Душа болела, сердце ныло, слёзы и дождь были заодно – и то и другое лило беспощадно. Дворники не спасали. Носовые платки быстро превратились в кучу скомканных салфеток на соседнем сиденье.
Два часа. Через два часа я буду в Лос-Анджелесе, соберу свои вещи, найду мистера Тура и дам согласие на то, чтобы остаться в США. Попрошу переселить в другой отель и по возможности ограничить всяческое общение с кем бы то ни было из FB.
Да. Так бы всё и было, если бы не скользкая дорога, слёзы в глазах, нулевая видимость и красный внедорожник, внезапно подрезавший меня с соседней полосы.
Визг шин. Громкий удар. Меня дёрнуло вперёд, потом резко назад. Боль. Свист в ушах. Чёрные пятна перед глазами. Темнота. И тишина.
Глава 22
Тейт попала в аварию.
Не помню себя. Не помню, что делал. Не помню, как оказался в такси. Помню только белые больничные коридоры, запах чего-то стерильного и вонь медикаментов. Ненавижу эту вонь.
Себя ненавижу.
Сижу под дверью в реанимацию уже битый час. Никто не выходит, никто не заходит. Меня не пускают.
Несколько часов назад Кан позвонил и долго орал в трубку о том, что Тейт попала в аварию и сейчас находится в реанимации больницы Сан-Диего.
Больше я ничего не слышал. Всё. Пустота. Мозг отключился. С того момента и не помню ничего.
Люди в белых халатах суетятся, носятся туда-сюда. Привозят больных, пострадавших, кто-то регулярно плачет. А я смотрю сквозь них, сквозь стены, сквозь пол, сквозь жизнь и не вижу себя в ней без Тейт.
Я и ногтя её не стою. Она дрянь?.. Дьявол… кто же тогда я по сравнению с ней?..
Сука…
Вцепился руками в волосы.
Урод…
Кретин!
Тварь!
Медсестра протянула салфетки. Уставился сквозь неё, пока не указала на мои щёки. Я плачу. Не помню, когда в последний раз это делал. Лет десять назад.
Только слёзы ничем не помогут, потому что я тот, кто должен находиться в реанимации. Я, а не Тейт. Только не она. Боже… прошу, только не она…
– Ублюдок!!! – крик будто из-под воды.
Кто-то схватил меня за футболку Брайана, так что я чётко расслышал треск, вздёрнул на ноги и запустил кулаком в лицо. Я проехался по плиточному полу до самых дверей реанимации. Боль. Солёный вкус на губах. Мало.
Мало боли!
– Только не здесь! – раздался голос Кана, возникшего рядом с Калебом. – Я вас двоих покалечу, если будете устраивать разборки в больнице!!! – Взглянул на меня: – Шейн! Живо вставай на ноги и выкладывай, что произошло!
Я не сказал ни слова. Только смотрел на Калеба тяжёлым взглядом, в надежде, что тот опять сорвётся и размажет меня по полу.
– Калеб, ты не должен был ехать! – завёл старую песню Кан, нервничая и прохаживаясь по коридору. – И тебя не должно быть здесь, когда у больницы выстроится пресса. – Зазвонил мобильный, уже в сотый раз, и Кан отошёл в сторону.
– Сколько она там?! – ненавистно прорычал Калеб, сидя на длинной скамье напротив меня.
– Больше трёх часов, – сухо ответил я.
Я видел, с каким трудом он себя сдерживает, чтобы не размозжить мне череп. Но сдерживается… А я бы не сдержался, будь на его месте. Поэтому-то этот парень и лучше меня.
– Я бы убил тебя! – рявкнул Калеб. – Но Тейт мне этого не простит… Чтоб тебя, Шейн! Что произошло?! Почему она уехала?! Что ты ей сделал, кретин?!
Поднял на Калеба тяжёлый взгляд и некоторое время смотрел молча.
– Не сдержал обещания.
– Какого ещё обещания?!!
Я тихо вздохнул, прильнул спиной к холодной стене и опустил веки:
– Я обещал оставить её в покое.
Наконец из дверей реанимации показался доктор. Снял хирургическую маску с лица и тяжело вздохнул:
– Кризис миновал.
Ни я, ни Калеб больше слёз не сдерживали.
* * *
Через сутки по настоянию директора Сока Тейт перевезли в больницу Лос-Анджелеса, к одним из лучших специалистов и в одну из лучших палат.
Она до сих пор не очнулась. Разрыв селезёнки, внутреннее кровотечение – и сильный удар головой. Как ни странно, но кости целы, доктор назвал это настоящим чудом, так как перед машины смяло практически в гармошку. Пока состояние стабильно, но делать какие-либо выводы рано – Тейт должна очнуться.
Вторые сутки меня с Калебом грозят оштрафовать, потому что мы всё время проводим в больнице, а это нарушает и без того нарушенный из-за меня график. Но мне плевать, и Калебу, судя по всему, тоже.
Сначала к Тейт не пускали, потом разрешили заходить ненадолго, и по одному.
И я увидел её. Неподвижную. С трубкой во рту. На лице множество ссадин, вокруг головы толстый слой бинта. Такая красивая и кажется просто спящей.
Горло сдавливало от ненависти к самому себе. Хотелось орать. Хотелось уничтожить себя. Хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы с Тейт всё было в порядке. Хотелось повернуть время вспять и никогда не выпускать её из этой грёбаной ванной.
